С любовью, Рома

— Чувствую. У тебя, в отличие от этих двоих, в последнее время всё в порядке с головой.

— А у нас, значит, не в порядке? — возмутился Стас за спиной у матери, за что получил ещё один красноречивый взгляд.

— У тебя — нет, — безапеляционно отозвалась Саня.

— И что мне нужно сделать, чтобы статус поменять?

— Я тебе потом расскажу, — хмыкнул отец, положив руку ему на плечо и увлекая старшенького за собой вглубь квартиры. Дамир незаметно последовал за ними, оставив меня наедине с матерью. Вот же предатели!

— Твоя очередь, — немного печально улыбнулась ма.

— Обниматься?

— Находить приключения на пятую точку, — поставили мне диагноз, после чего всё же погладили по голове и крепко обняли. На этот раз я не возражал. — Видимо, рано или поздно это должно было случиться. Что ж у вас взросление-то так тяжко проходит? 

Отвечать не было смысла, лишь коснулся кончиком носа маминой макушки. Она пахла чем-то сладким и родным. Я мог жить в Питере сколько угодно, но дом у меня всегда один — рядом с семьёй.

***

— Рома, ты бестолочь, — устало потерев глаза, заключила мама, слегка удивив меня. Наверное, ждал чего угодно, но только не этого.

— Ну-у-у… — немного виновато протянул я, на что она всплеснула руками и поднялась на ноги. 

Вот уже почти час мы с ней сидели на кухне вдвоём, за окном уже забрезжил рассвет. После того как мы вот так вот посреди ночи ввалились домой, последовали долгие шатания по квартире, сначала нас кормили поздним ужином, потом к нам вышел заспанный Кирилл в пижамных штанах и с восемью кубиками пресса на своём юношеском торсе. При этом сколько-нибудь удивлённым он не выглядел, в отличие от сестёр, которые уже через полчаса подняли такие визги-писки на всю квартиру по поводу нашего приезда, что, конечно же, разбудили самого младшего — Никиту.

В итоге остаться наедине с мамой я смог только ближе к утру. Я бы, может быть, и взял паузу, но разве от неё укроешься? Вручив братишку бате и вытолкав остальных детей в гостиную развлекать друг друга, она закрылась со мной на кухне. 

И вот я вновь пытался собрать всю свою историю воедино. Получилось сбивчиво и до дурости нелепо. И если отцовской реакции я просто боялся, то перед мамой по-настоящему было стыдно. За всё и сразу… но в первую очередь за то, что, возможно, опять заставляю её проходить через весь тот ужас. Однако ужасаться матушка не спешила — она злилась.

— Знаешь, — гневно начала она, — я всегда думала, что из вас троих ты самый умный. Не в житейских вопросах, но в плане критичности ума… ты бы мог нам всем фору дать. И — вот! Неужели ошибки Стаса и Дамира тебя ничему не научили?!

— Ну-у-у… — опять затянул я, — беременеть от меня никто не беременел, чужих жён не уводил…

— Лучше б уводил, и сразу беременных. Тройней!

Она выпалила это настолько эмоционально, что фантазия сразу же нарисовала беременный гарем чужих жён. Даже пот прошиб. Чур меня! 

— Очень смешно.

— Было бы, если бы не было так грустно. 

— Ну извини! — тоже подскочил на ноги. — Вся эта хрень с кровью происходит как-то без моего участия.

— Пф-ф-ф, — фыркнула мать, — то есть ты думаешь, я из-за этого на тебя сейчас злюсь?

— Ну да.

— Рома, ты бестолочь.

— А ты повторяешься.

Смешок у неё всё-таки вырвался. 

— Я тебе скажу это только один раз. Вот здесь и сейчас. И больше повторять не буду. Независимо от всех твоих анализов и прогнозов врачей, хер я тебя кому отдам. Даже если это вдруг лейкоз вернулся, — здесь она всё же сплюнула, — это ещё ничего не означает. Сейчас и не такое лечится. 

— Да, но я не хочу… чтобы вы опять через это проходили.

— Ха! — не удержалась маман. — Я тебя шесть часов рожала, я из-за тебя ночами не спала, я ради тебя третий раз матерью согласилась стать, я из-за тебя поседела в двадцать лет, неужели ты думаешь, что в этом мире есть ещё хоть что-то, с чем бы я не справилась?!

— Мам…

— Нет! Не хочу сейчас об этом. Решил похоронить себя раньше времени — пожалуйста, — она сделала пафосный жест рукой в сторону двери. — Только учти, что тогда я лично прибью тебя первой. 

Мы впились друг в друга взглядами, внутри меня фонтаном бурлили эмоции, но найти им подходящее название никак не выходило.

— А насчёт Сони… — тем временем продолжила свою экзекуцию матушка. — Как ты умудряешься помогать всем — Стасу, Вере, Даму с Катей — и… при этом прошляпить девочку, которая единственная из всех умела тебя понимать? Быть где-то там…

— Ты же знаешь… нашу историю, — слабо попытался отмазаться я, уже предчувствуя, что родительница, как всегда, окажется права. 

— Нет! Не знаю. Я ещё тогда этого не поняла. Или поняла, но не приняла… А, не суть. Это ваш отец заладил как заведённый, чтобы я вас не трогала, что вы сами разберётесь. А вас просто нужно было выпороть… обоих и запереть в комнате, чтобы поговорили уже. 

— Это был её выбор! Я пытался! — сорвался едва ли не на крик.

— Ни фига! — Александра Сергеевна была непоколебима. — Всё, что касается твоей тушки, — это твой выбор. Ты сам потащил свой зад в Питер, тебя никто не гнал, вопреки всему, что бы Соня там ни говорила. А вот сейчас то, что она замуж выходит, — это да, её выбор. Поэтому… Рома, ты — бестолочь.

С шумом плюхнулся на стул.

— Да понял я, понял.

— Что?

— Что облажался… и что… придётся постараться, чтобы всё исправить.

— Слава богу!

***

Сашки

Никитка беспокойно спал посреди огромной кровати, тонко реагируя на происходящее в доме. Александр Дмитриевич Чернов сидел в кресле и смотрел на сына, который то и дело морщил свой нос-кнопку во сне. 

Где-то за дверью спальни слышались голоса, но Александр даже не пытался прислушиваться: нужен будет — позовут, за последние двадцать четыре часа он и так сделал немало. Усталость брала своё, вторые сутки на ногах… В двадцать лет оставаться бодрым было куда проще, чем в сорок. Но он всё равно упорно не шёл спать, дожидаясь жену. 

Саня влетела в спальню разъярённой фурией, но, увидев силуэт сына в ворохе одеял, замерла… Её плечи будто бы сдулись в тот же момент. Сашка в два шага оказался возле супруги, притягивая её к своей груди. Она сразу же извернулась в его руках, утыкаясь носом в основание шеи и тихо-тихо всхлипнув.

— Это же не оно… — шёпотом, едва слышно.

Чернов на мгновение замялся. Больше всего на свете он хотел бы поклясться и убедить себя, её, Рому, весь в мир в том, что их третьему сыну ничего не грозит. Но Александр Дмитриевич, как никто другой, знал, что жизнь порой бывает той ещё с*кой. И гарантий у него, к сожалению, не было никаких. И страх, такой знакомый, вновь зашевелился где-то в груди. Но у Сашки, в отличие от жены, просто не было права на панику. Поэтому, поцеловав Саню в висок, уверенно проговорил: