С любовью, Рома

Куда сложнее оказалось отбиться от матушки, которая буквально начинала сходить с ума при мысли о том, что в анализах может быть что-то плохое. Спасибо Никите, который все эти дни усиленно оттягивал родительское внимание на себя: реагируя на общую нервозность, он буквально выносил окружающим мозг своими рыданиями. И это было единственным, что позволяло держать паранойю Александры Сергеевны Черновой под контролем.

Секундная стрелка на часах ползла едва-едва, непростительно медленно приближая меня в судьбоносному приёму. Я уже на полном серьёзе раздумывал над тем, а не сделать ли мне тысячу журавликов из пресловутых анализов. А что? Не зря же эта легенда придумана… Но тут неожиданно кто-то сел рядом, на соседнее место больничной скамейки. Я толком и не смотрел, скорее почувствовал на уровне интуиции. Наверное, это не так уж и просто — потерять всякую связь с человеком, с которым было пройдено столько всего.

Не знаю, чего именно добивался тот, кто направил её сюда, но своего он явно добился, ибо всякая паника тут же сменилась очередным приступом злости, стоило мне оторвать голову от бумаг и встретить испуганный, но упрямый взгляд серых глаз.

***

Соне явно было не по себе: искусанные губы, бледные щёки, нахмуренный лоб.

— Какого… — после затянувшейся паузы выругался я, подскакивая на ноги, совершенно позабыв про бумаги в руках, и те тут же разлетелись веером по полу.

Романова в мгновение ока опустилась на корточки, ринувшись собирать изрядно помятые листы.

— Какого?! — только и смог, что повторить, опускаясь так же вниз. И, конечно же, как в самой дурацкой романтической комедии, мы ухватились за один и тот же лист. — Отпусти, — потребовал я отчаянно, — это моё!

Другие посетители клиники стали с любопытством коситься в нашу сторону. Но хрен-то там это хоть сколько-нибудь смутило нас. Я вообще успел позабыть про все остальные чувства на земле, за исключением смятения от присутствия Романовой.

— Твоё, твоё, — вроде как успокаивающе проговорила она и тут же опустила свои коварные глазёнки в написанное. Отчего-то я психанул только сейчас, с чувством дёрнув бланк на себя.

— Не смей! — шикнул на неё.

Соня будто бы и не спорила, но руку не разжала, я же, напротив, дёрнул с куда большей энергией — бумага не выдержала и разорвалась посередине.

— Твою мать! — вконец обозлился я, выдирая из её пальцев остатки бумаги. — Ну вот какого хера ты сюда припёрлась?! Специально, чтобы позлить меня?

Она молчала, продолжая сидеть на корточках, я же выпрямился во весь рост.

— Ты же замуж выходишь! Вот и выходи дальше. Да и вообще, катись отсюда. Какого… пришла сюда? — негодование непрерывным потоком так и лилось из меня. — Ты же сама отказалась со мной разговаривать. Так что же изменилось?

Это была далеко не самая жёсткая и мотивированная отповедь, на которую я был способен. Сказывался шок от появления Сони. Наверное, ждал чего угодно, но только не этого. Она продолжала молчать, смотря на меня снизу вверх своими огромными глазами, и кусала пухлые губы. И чем дольше я всматривался в глубину её глаз, тем сильнее проваливался в пучину страхов и боли по утраченному счастью, чего яро избегал всю последнюю неделю. Зачем она здесь?! Неужели она здесь?!

Мотив лежал где-то на поверхности, и стоило лишь остановить нашу игру в гляделки — я мгновенно его понял.

— Жалость, — с отвращением практически выплюнул я. — Знаешь, куда можешь засунуть свою жалость?! Если ты думаешь, что я не справлюсь без тебя, то ошибаешься! Буду жить хотя бы только назло тебе. А теперь проваливай отсюда.

И даже ногой для убедительности топнул.

По её щеке прокатилась крупная слезинка, но вставать и уходить она не торопилась.

— Да пошла ты, — выдохнул обессиленно, махнув на неё рукой и отворачиваясь.

А может быть, мне это всё приснилось?

Но противный больничный запах не оставлял надежд на то, что я всё-таки сплю. Не дожидаясь какой-либо реакции от Сони, я сгрёб свои бумаги в кучу и сел обратно на скамейку. На самом деле, был уверен, что уйдёт. Вот успокоит свою совесть — и уйдёт. Других причин находиться здесь у неё не было.

Но Романова не была бы самой собой, если бы хоть раз в жизни сделала то, о чём её просили. Соня шмыгнула носом и опять уселась рядом со мной.

— Уходи! — в который раз велел ей.

— Нет, — наконец-то она отважилась нарушить своё молчание. — Ты не должен быть один.

— Я не один! — рыкнул. — Я. Не. Один. Просто видеть никого не хочу. Да даже если бы хотел, тебя это не касается. Ты сама меня бросила.

Самым поганым было то, что она даже не спорила. Просто сидела рядом и чего-то ждала.

Внутри меня всё рвалось на части. Я уже давно перестал понимать свои чувства, уж слишком многое бередило мне душу.

— Это нечестно, — в итоге пробормотал я. — Ты хоть понимаешь, насколько это нечестно по отношению ко мне — взять и прийти сюда, когда ты… буквально разбила мне сердце?

Как же я хотел её оправданий, или же наоборот — обвинений… да хоть чего-то, но только не этого удушающего молчания и искусанных в кровь губ!

— Чернов? — полувопросительно объявили из открывшейся двери кабинета, — проходите.

***

Соня

Рома попытался закрыть дверь прямо перед моим носом, но я вцепилась в ручку с такой силой, что мы с Черновым едва её не свернули. В самый последний момент мне удалось пропихнуть ногу между ним и косяком — в итоге в кабинет мы валились, снеся со стула, стоявшего возле входа, стопку каких-то бумаг. Клянусь, я даже расслышала скрежет Черновских зубов. И вообще, наверное, он бы меня прибил и похоронил где-нибудь за плинтусом, если бы не две женщины, пребывавшие в лёгкой степени шокированности:

— Молодые люди, у вас всё в порядке? — спросила та, что сидела за столом.

— Более чем, — растянула я губы до ушей и вновь опустилась на корточки, собирая с пола документы. — Просто… я такая неаккуратная, что просто ужас… — затараторила, полностью игнорируя Ромкин взгляд, полный ненависти. Он был настолько острый и пронзительный, что запихнуть себя за плинтус уже хотелось самой. Но я держалась, борясь с подкатывающей тошнотой.

Это было непросто — выносить его ярость и не впадать в истерику, повторяя, словно мантру, что сейчас самое главное — чтобы с ним всё было в порядке.

— Роман Александрович? — устав от наших мексиканских страстей, напомнила о себе врач. — Девушка будет сопровождать вас во время приёма?

— Нет!

— Да!

Хором выпалили мы, в который раз проявив своё ослиное упрямство.

— Выйдите, — достаточно грозно потребовала медсестра, которая до сих пор стояла подле нас и морщилась от того, как я умудрилась перемешать все бумаги, хаотично повалив их все на стул. — Это врачебный кабинет… а не цирк.

— Извините, — пробормотала и, сделав шаг назад, не придумала ничего лучше, чем сесть на злополучный стул прямо поверх бумаг.