С любовью, верой и отвагой

Он рассмеялся:

— Чистые листы отличнейшей почтовой бумаги! Ты должна писать мне каждую неделю. А я буду ждать...

Часть четвёртая ДЕНЬ БОРОДИНА

1. ЛИТОВСКИЕ УЛАНЫ

Меня назначили в эскадрон к ротмистру

Подъямпольскому, прежнему сослуживцу

моему по Мариупольскому полку. Доброму

гению моему угодно было, чтоб и здесь

эскадронные товарищи мои были люди

образованные: Шварц, Чернявский, два брата

Торнези, отличные офицеры в полку по уму,

тону и воспитанию. Подъямпольский не дал

мне ещё никакого взвода...

Н. Дурова. Кавалерист-девица. Происшествие в России. Ч. 1. Перевод в другой полк

Качнулись красные древки пик, затрепетали в воздухе белые флюгера первого батальона. Это караул на улице городка Домбровице отсалютовал новому офицеру, подъехавшему к штабу Литовского уланского полка на коляске. Отвечая им, Надежда приложила два пальца правой руки к козырьку своей четырёхугольной шапки. Давно ли она сама ездила с такой пикой? Очень давно, совсем в другой жизни рядового Соколова. Но время то было хорошее. Время смелых поступков и больших ожиданий.

Её представление новому полковому командиру полковнику князю Вадбольскому было лишено сухой официальности. Иван Михайлович хорошо знал корнета Александрова по патрульной службе на польской границе летом 1810 года. Тогда Литовский полк стоял в Тернополе. Уланы и мариупольские гусары охраняли один и тот же участок. Там была операция по захвату большой группы беглых солдат-поляков, которые ушли в городок Броды под защиту польского коменданта. Комендант беглых не выдал, но в городок гусары корнета Александрова и эскадрон улан Вадбольского входили вместе.

Посмотрев её документы, полковник с удивлением сказал:

— Я всегда полагал, корнет, что вам не более шестнадцати...

— Увы, ваше высокоблагородие, мне пошёл уж двадцать первый год. — Надежда назвала тот возраст, который был указан в её офицерском формулярном списке. На самом деле ей исполнилось двадцать семь.

— Как обманчива бывает внешность! — философски заметил Вадбольский. — Но вот вам предписание — ехать в эскадрон полковника Скорульского, штаб которого стоит в деревне Карпиловке...

Своего нового эскадронного командира Надежде увидеть было не суждено. Он по распоряжению генерала от кавалерии графа Беннигсена находился под судом и следствием, сидел в ордонанс-гаузе города Вильно. Но из полка исключён не был, чина своего не лишён и вернулся в строй в 1814 году, так и не получив судебного приговора. Эскадроном его имени всё это время командовал Пётр Подъямпольский, сначала штабс-ротмистр, затем — ротмистр.

Встреча с Подъямпольским получилась более сердечной, чем с полковым командиром. Всё же их связывала двухлетняя совместная служба в эскадроне Павлищева. Поручик Подъямпольский почти год назад, в марте 1810-го, перевёлся в литовские уланы, крепко поссорившись с командиром своего батальона князем Щербатовым. Здесь получил следующий чин штабс-ротмистра и затем фактически занял должность командира эскадрона.

— Есть ли взвод для меня? — спросила его Надежда.

— Пока нет, Александр. Но скоро будет. Корнет Волков уезжает на ординарцы в штаб корпуса.

— Но он потом вернётся... — разочарованно сказала она.

— Вернётся, да не ко мне! — отрезал Подъямпольский.

— Отчего столь сурово, господин штабс-ротмистр?

— Сам поймёшь. На учениях будешь ездить с его третьим взводом «в замке». Присмотрись получше...

Не так уж много времени потребовалось Надежде, чтобы разобраться в методах командования господина Волкова вверенным ему подразделением. По-настоящему командовал тут старший взводный унтер-офицер Малой, продувная бестия, как это сразу определила для себя Надежда. Зато его благородие был погружен душой и телом в совершенно иные заботы. Он много играл и иногда выигрывал в карты, был завсегдатаем лучшего трактира в Домбровице, где часто брал шампанское в долг. Также его очень хорошо знали в заведении мадам Соваж, в котором в поте лица своего работали девять девушек, по-всякому ублажая клиентов.

Привычки и маленькие слабости господ офицеров не может осуждать никто, пока от них не начнёт страдать служба. А корнет Волков уже совершил растрату казённых денег, выданных ему для приобретения овса для взводных лошадей и муки для заготовления в эскадроне солдатских сухарей. Мука оказалась с плесенью, хотя была куплена по очень высокой цене, и этим теперь занимался Подъямпольский. Надежде предстояло выяснить, куда делись пятьдесят пудов овса, которые были на бумаге и которых не было в амбаре.

Надо сказать, что сперва корнет Волков отнёсся к корнету Александрову весьма снисходительно. Он полагал, что ему на замену прислали желторотого юнца и обвести мальчишку вокруг пальца не составит большого труда. Для начала он пригласил Надежду поехать с ним играть в карты к ротмистру Хобринскому, обещая научить корнета кое-каким интересным приёмам, дающим хороший результат. Но, натолкнувшись на отказ, очень удивился.

Через неделю на обеде у полкового командира он попытался напоить её допьяна, начав с невинного брудершафта. Надежда твёрдо и вежливо отклонила это предложение. Волков начал было куражиться, однако ничего из этого не вышло. Александров был тут не новичком, которого не знал никто, а офицером, известным многим. Волкова осадил князь Вадбольский. Штабс-ротмистр Подъямпольский при всех сказал ему, что корнет Александров, служа с ним в гусарах с 1808 года, не нуждается ни в чьих рекомендациях и тем более — дружбе.

В день сдачи взвода Волков, как это полагается, водил её по конюшням в деревне Костюковке. Они по списку проверили оружие, людей, лошадей, пересчитали сёдла, вальтрапы, оголовья, саквы, чемоданы и прочую амуницию. Оставалось принять фураж, и тут Волков проявил чудеса изобретательности. Дважды они подходили к дверям амбара с замком, и дважды он уводил оттуда Надежду, говоря, что забыл ключ, что взял не ту ведомость.

В третий раз Надежда осталась на месте. Ключ всё-таки нашёлся, и они вошли в темноватое помещение. Два воза стояли пустые. В третьем было несколько мешков с овсом. То-то уланы третьего взвода занялись воровством, и местные крестьяне подали Подъямпольскому жалобу на регулярные потравы овса в полях.

— Где фураж? — спросила она.

— Его должны подвезти... вскоре, — запнувшись, ответил Волков. — Я отдал его в долг.

— Кому?

— Старосте деревни.

— Ну так ведите его сюда. Пусть он подтвердит это, и я подпишу вашу бумагу.

— А не лучше ли нам, Александров, поладить миром?

— Каким образом?

— Я даю вам долговую расписку на сто рублей. Вы принимаете овёс...

— Которого нет! — закончила она фразу за Волкова.

— Зачем ссоры между офицерами одного полка? — начал рассуждать Волков. — Ведь нам ещё служить вместе. Может быть, и я выручу вас в каком-нибудь непредвиденном случае...

— Я не ворую.

— Вы зря сказали это слово. Вы нанесли мне оскорбление.

— Хотите дуэль?

— Дуэли в армии запрещены государем императором.

— Вот именно. Тогда я предлагаю сейчас ехать к эскадронному командиру, чтобы выяснить вопрос с фуражом до конца. Понятно, что вам не хочется огласки. Но, право, Волков, вы — не мальчик, и за свои поступки надо отвечать...

Разбирательство, проводившееся в отсутствие шефа Литовского полка полковника Тутолмина, кончилось для Волкова печально.

Кроме овса и муки, всплыла история с продажей списанных строевых лошадей. Потому корнет вместо штаба корпуса отправился в окружной военный суд [58] . Надежда не сомневалась, что в эскадрон полковника Скорульского Волков больше не вернётся. От непутёвого корнета ей досталось тяжёлое наследство. Надо было быстро наводить порядок во взводе, и она занялась этим.

Среди хитрых проделок Волкова числилась и такая, как деньги, взятые в долг в солдатской артели собственного взвода [59] , которая, конечно, не могла отказать в ссуде своему командиру. Часть долга Волков так и не вернул, и уланы остались на два месяца без мяса и соли. Здесь всё было просто: Надежда внесла свои деньги. С овсом получилось сложнее. Сумма была велика и поступала только в конце мая — начале июня, из третнего офицерского жалованья Волкова, на которое наложили арест. Выручал хороший травостой ранней и жаркой весны 1811 года. Ежедневно уланы косили траву на лугах, взятых в аренду у здешних хозяев, в телегах привозили в деревню и кормили лошадей на конюшнях.

58

РГВИА, ф. 489, оп. 1, д. 2657, л. 63. «Именные списки офицеров Литовского уланского полка на 1 июня 1812 г.». Корнет Волков в армии с 1808 г., в гвардии не служил, в офицерах — с 1808 г., в нынешних чинах — с 20 января 1808 г. За отличие в сражении с французами при деревне Мир 28 июня 1812 г. приговор военного суда с него был снят (ОПИ ГИМ, ф. 160, ед. хр. 182, л. 31 — 34. Рапорты Платова Багратиону).

59

«Столовые деньги» выдавались нижним чинам на руки, солдаты устраивали складчину, эта сумма поступала артельщикам, которые закупали провизию и готовили пищу.