С любовью, верой и отвагой

— Не закрывайте на ночь дверь, Александр Андреевич, — вдруг закончила свой экскурс в медицину молодая хозяйка.

«Как бы не так!» — подумала Надежда и тут же решила к четырём шурупам на щеколде прибавить ещё два.

— Я буду всегда приносить вам кофе, — продолжала попадья. — Что вы больше любите: молоко или сливки? Ванильные сухари или белый хлеб с маслом?..

Бал у Тутолмина закончился поздно. Вернее, он не закончился, а Надежда поехала домой, потому что старалась не изменять своему правилу — быть в семь часов утра во взводе на чистке лошадей. Она сама поставила Зеланта в денник, расседлала, растёрла ему спину пучком соломы и пошла в дом священника, где светилось одно окошко наверху. Ощупью поднималась она по лестнице в свою комнату и вспоминала бал. Оркестр играл изумительно. В буфете было токайское вино, которое она предпочитала всем прочим, и Надежда позволила себе выпить два бокала. Партия в вист с Рейхмером, Солнцевым и Грузинцовым из лейб-эскадрона принесла ей сегодня выигрыш — золотой червонец и полтора серебряных рубля.

Дверь сбоку скрипнула так громко, что Надежда невольно вздрогнула и остановилась. В следующую минуту у неё на шее повисла молодая хозяйка в белой ночной рубашке и с распущенными по плечам волосами. Уткнувшись лицом в воротник мундира корнета Александрова, она шептала:

— В спальню... Идёмте в спальню... Его нет. Он уехал на хутор соборовать старуху Величко. Его не будет всю ночь... Пожалуйста, не прогоняйте меня!

— Не прогонять? Откуда, дитя моё? — Надежда, ошеломлённая внезапным нападением, лихорадочно соображала, что ей делать дальше.

— Зачем говорить о любви? Вы мне не поверите. Мы почти не знакомы... — Дочка лучшего в округе лекаря начала объяснение вроде бы спокойно, а кончила прерывающимся от волнения голосом: — Но я хочу этого! Я хочу вас! Разве вам трудно...

Взяв руку Надежды, попадья прижала её к своей груди слева, и Надежда почувствовала, как сильно бьётся сердце этой страдалицы.

— Дитя моё. — Она осторожно убрала руку и наклонилась к уху молодой женщины, обдав её смешанным запахом вина, табака, дорогих духов и конского пота. — Простите, Бога ради, но боюсь, что сейчас у меня ничего не получится. Я слишком много выпил у полкового шефа. Ночью в карьер скакал сюда. Устал. Давайте отложим наше рандеву на завтрашний день... или ночь! Я буду готов услужить вам.

— А может быть, попробуем? — Попадья снова прижалась всем телом к молодому постояльцу.

Хозяйку необходимо было как-то успокоить. Надежда лёгким, сестринским поцелуем прикоснулась к её горячему лбу:

— Не будем портить поспешностями наше будущее свидание, дитя моё. Силу нежных чувств тоже надо беречь...

С трудом оторвалась попадья от уланского офицера. Все гладила она руками его эполеты, китиш-витиш у левого плеча, перевязь на груди с металлической розеткой и цепочкой, спускающейся к двум стальным иглам-протравникам, трогала пальцами тяжёлые кисти шарфа и эфес сабли. Надежда, обнимая её за талию, терпеливо ждала конца этого осмотра. Ей не хотелось совсем уж огорчать хозяйку. После этаких признаний, сделанных мужчине ночью, женщина имеет право хотя бы на небольшое утешение.

Затем, закрывшись у себя в комнате, Надежда возблагодарила Господа Бога, даровавшего ей спасение. Вовсе не обязательно униатским священникам и их нетерпеливым жёнам знать, в каком полку и в каком эскадроне Российской армии офицером служит женщина. Завтра, послезавтра, послепослезавтра она как-нибудь выкрутится из этого невероятного положения. Не станет же отец Максимилиан ездить на соборование к своим прихожанам каждую ночь.

А вообще-то Надежда, будь она мужчиной, охотно бы наставила ему рога в отместку за такое свинское отношение к супруге. В свой срок родился бы ребёнок, и молодая женщина была бы счастлива. В пустой и холодной жизни этой пары появился бы смысл, радость, тепло. Но, на свою беду, попадья увлеклась не мужчиной, а лишь фантомом, видимостью его — корнетом Александровым, — и теперь, увы, ничто ей не поможет.

Утром хозяйка принесла Надежде в комнату кофе. Она была одета в красивое шёлковое платье, глаза у неё сверкали, на щеках расцвёл румянец, с губ не сходила улыбка. Она просто преобразилась, и Надежда подумала о том, как мало, в сущности, надо нелюбимым никем, лишённым внимания женщинам для счастья. Одно предвкушение любви, один намёк на разделённую страсть, на обладание мужчиной.

Сейчас попадья кокетничала с молодым офицером напропалую. Надежда поддержала эту её игру. Они обсуждали план нового свидания. Но, как назло, корнет Александров не мог сегодня принять ни одного предложения влюблённой дамы. То он уезжал со своим взводом в поле, то командир эскадрона вызывал к себе на совещание всех офицеров, то огнестрельное оружие нижних чинов требовало срочной проверки.

На следующий день утренняя беседа за кофе тоже затянулась. Хозяйка, сев к постояльцу на постель, взяла его за руку, увидела у него на мизинце золотое кольцо и стала просить себе его на память. Надежда смутилась. Кольцо было подарено ей Лизой Павлищевой и напоминало о трогательной детской дружбе дочки подполковника.

Когда они обе, занятые разговором, разглядывали кольцо, послышался гневный голос отца Максимилиана, стоявшего у приоткрытой двери:

— Что это значит, друг мой? Ты сидишь у господина офицера, а я ещё не завтракал!

Попадья бросилась из комнаты вон, молнией проскочила мимо своего дебелого супруга, причитая:

— Ах, прости, душа моя! Сейчас, сейчас всё будет готово!..

На учениях взвода, где сегодня отрабатывали атаку рассыпным строем, Надежда изрядно устала. Она отправила солдат в деревню с унтер-офицером, а сама поехала за шесть вёрст в Карпиловку на обед к эскадронному командиру. У деревенской околицы на дороге она разминулась с одноконной повозкой, которой правил отец Максимилиан. Надежда вежливо откозыряла ему.

Он же ехал с суровым видом и едва кивнул в ответ.

— Знаешь, зачем приезжал ко мне святой отец, твой квартирный хозяин? — с порога огорошил её вопросом Подъямпольский.

— Нет.

— Он подал на тебя жалобу. Ты бесцеремонно, на глазах у всех домогаешься его молодой жены...

— Вот болван! — рассердилась Надежда. — Ну как я могу это делать? Сам играет на скрипочке, вместо того чтобы исполнять супружеские обязанности. А его красавица совсем ошалела и мне проходу не даёт!

— У неё есть какие-нибудь особые просьбы или пожелания? — осведомился штабс-ротмистр.

— Естественно! Желаний у неё много. Она моложе отца Максимилиана лет на тридцать, хочет завести ребёнка, а у пастыря с этим не очень-то...

— Александр! — Её эскадронный командир был совершенно серьёзен. — Но почему ты не сказал мне сразу? Армия должна отвечать на все запросы населения, которое предоставляет ей бесплатно кров и стол. Конечно, ты не можешь. Но я бы сейчас же поселил у них Цезаря Торнезио. Не представляешь себе, сколько вдов и замужних дам, озабоченных поисками любви, остались в полном удовлетворении от встреч с нашим милым французом!

— Вот как? — удивилась Надежда. — А по нему не скажешь...

— Просто ты знаешь его не с той стороны, — ответил ей Подъямпольский и добавил: — Как и он тебя...

Они посмотрели друг на друга внимательно. Ей давно казалось, что Пётр Сидорович Подъямпольский, холостой тридцатилетний дворянин из села Ухоры Рязанской губернии [61] кое о чём догадывается. Ещё в Мариупольском полку он вёл себя с ней по-особому. Всегда был предупредительно вежлив, не позволял в её присутствии ни одного бранного слова, даже вполне обиходного «чёрт побери». На их офицерских пирушках, где иногда вино лилось рекой, он воздерживался, в отличие от многих её однополчан, от фамильярных жестов: не хлопал Александрова по плечу, не обнимал, не брал за руку. И тем более, будучи во хмелю, не учил юного корнета обхождению с дамами на примере собственных побед над прекрасным полом, приводя красочные подробности.

61

РГВИА, ф. 489, оп. 1, д. 2659, л. 13. «Формулярные списки офицеров Литовского уланского полка на 1 января 1815 г.».