С любовью, верой и отвагой

В приказе не было ни слова о противнике Российской армии, но все и так знали, что это — Наполеон. Не говорил этот приказ и о дате и месте перехода русской границы вражеской армией, но для литовских улан, как и для других полков, это уже значения не имело. Не были названы в нём и силы противника, но, видимо, сам министр в тот день ещё не знал этого. Ясно, что войско это отличалось многочисленностью, ведь за спиной императора Франции лежала покорённая им Европа.

5. ОТСТУПЛЕНИЕ

Французы употребляют всё старание догнать

нас и подраться, а мы употребляем тоже всё

старание уйти и не драться. Манёвр этот очень

утешает меня. Забавно видеть, с какою быстротою

несём мы доверчивого неприятеля во глубину

лесов наших!., не всегда, однако же, кажется

это смешным, воображая страшный конец

отступления нашего, я невольно вздыхаю

и задумываюсь...

Н. Дурова. Кавалерист-девица. Происшествие в России. Ч. 2

Из Гродненской губернии 2-я Западная армия уходила двумя колоннами, по направлению к Новогрудку, небольшому городку в долине реки Неман. Переходы были изрядные, до тридцати вёрст в сутки. Но войска, ещё свежие после зимних квартир, шли бодро. Продовольствие выдавалось по увеличенной норме. Для подкрепления сил солдаты и офицеры получали ежедневно по стакану вина. На днёвке в Новогрудке 21 июня в полках на обед и ужин приготовили густые мясные щи и кашу, благо за обозами гнали много скота, взятого у населения по квитанциям.

Получив на себя и своих денщиков четверть туши молодого барашка, офицеры эскадрона полковника Скорульского из-за дождя, слегка накрапывавшего вечером, расположились ужинать в палатке ротмистра Подъямпольского. Его денщик Иван сделал из баранины жаркое, сварил молодой картофель, купленный по дороге в деревне. Пётр Чернявский выставил друзьям для угощения бутылку рома, и шумный разговор о нынешней кампании против французов завязался сам собой.

Корнеты храбрились друг перед другом и поносили наполеоновское нашествие последними словами. Они боялись, что Литовский уланский полк не успеет к генеральному сражению, которое должно произойти со дня надень. Тогда супостата разгромят без них, птица-слава пролетит мимо, а вместе с ней — новые чины, награды и вечная признательность соотечественников за спасение России. Но эскадронный командир не разделял этих страхов.

— Погодите, будет и на нашу долю каша с порохом, — мрачно произнёс он. — Хлебнём мы её так, что мало не покажется...

— Вы, Пётр Сидорович, стало быть, не верите в силу русского оружия? — горячился Пётр Чернявский.

— Очень даже верю. Только с французами я был при Аустерлице. Помню. Орден у меня есть за эту баталию.

— Аустерлиц теперь повториться не должен, — тихо сказал Семён Торнезио.

— То-то и оно! — Ротмистр строго посмотрел на своих молодых подчинённых. — А где наша армия? Здесь у князя Багратиона тысяч пятьдесят, там у Барклая — тысяч сто тридцать. Ещё на юге есть генерал Тормасов, с ним тоже, думаю, тысяч сорок пять. Расстояние же — вёрст шестьсот с гаком. Для Наполеона лучшего и не надо. Сначала разбить Барклая, после него — Багратиона. А подойдёт Тормасов — на него кинуться. И все, нашей армии нет. Коли нет армии, нет и России...

— Ну, ротмистр, это вы уже слишком! — зябко повела плечами Надежда. — Страшные картины рисуете. Такого случиться не может.

— Не дай, конечно, Бог, — согласился с ней Подъямпольский. — Так что сейчас уходить будем на северо-восток, к армии Барклая. Знать бы только, где она и куда сейчас пойдут французы...

— Наверное, наши генералы знают, — вздохнул Цезарь Торнезио.

— Это их, генеральское дело, — продолжал Подъямпольский. — Наше дело — солдат сохранить и в походе вести эскадрон должным образом. Тутолмин давеча на совещании эскадронных командиров сказал, что за двадцать дней сего месяца убежало [73] из полка двадцать восемь нижних чинов. А в мае — только десять, да и то троих поймали...

73

РГВИА, ф. 489, оп. 1, д. 2657, л. 77 — 78. «Рапорт Литовского уланского полка за июнь 1812 г. Потери в нижних чинах: 28 человек бежавших, 15 человек пропавших без вести, 13 человек погибших».

— Мало того, что они — воры, так они ещё и трусы! — Надежда не скрывала своего негодования.

— Отчего бы им не убежать? — Цезарь Торнезио был настроен более философски. — Полк — Литовский, они — литвины и находятся на своей земле. Вчера, когда я водил солдат к колодцу за водой, один господин, проезжая мимо в коляске, крикнул мне по-французски, что здесь — территория независимого княжества Литовского, мы — его враги [74] ...

— Присягу, однако, они давали русскому царю! — жёстко ответил Подъямпольский. — Наказывать их надо по законам военного времени!

74

В июне 1812 г. Наполеон, вступив в границы Российской империи, объявил о создании княжества Литовского со столицей в г. Вильно. В него вошли губернии Виленская, Гродненская, Минская и Белостокская область. Население нового государства по разным оценкам колебалось от 2,5 млн до 3,5 млн человек.

— А что, разве кого-нибудь уже поймали? — удивился Чернявский.

— Нет, не поймали. Да и кого поймаешь при таком отступлении? Потому прошу вас, друзья мои, — командир выдержал значительную паузу, — быть трижды внимательными. Сберечь эскадрон для решительных действий — вот каков нынче ваш долг офицера...

Присоединив в Новогрудке к своим войскам 27-ю пехотную дивизию генерала Неверовского, Багратион повёл армию к местечку Николаев на верхнем Немане. Но тут стало известно, что корпус маршала Даву занял Вишнёво, а войска Жерома Бонапарта вступили в города Слоним и Зельву. Это грозило 2-й Западной армии окружением. Багратион тотчас переправился обратно на левый берег Немана и пошёл по дороге на юг, к местечку Мир, для того чтобы попытаться пробиться к Минску на соединение с 1-й Западной армией с другой стороны: через Кареличи — Ново-Свержень — Кайданово.

С каждым днём условия похода становились всё труднее и труднее. Наступила погода, жаркая до неправдоподобия. Обозы из-за усталости лошадей начали сильно отставать от полков. Выдача свежего хлеба и мяса заметно уменьшилась. Вино последний раз уланы получили 26 июня, когда 2-я Западная армия достигла Несвижа.

Но в ночь с 26-го на 27 июня в их лагере сыграли «генерал-марш», и литовские уланы вместе с другими кавалерийскими полками из отряда генерал-майора Васильчикова: Ахтырским гусарским и Киевским драгунским, а также 5-м Егерским полком — выступили из Ново-Сверженя обратно по дороге к местечку Мир, где казаки Платова завязали бой с авангардом французов.

Слыша канонаду, офицеры эскадрона полковника Скорульского радовались от души: наконец-то они побывают в деле! Но радость была недолгой. В атаку на польские уланские полки вместе с казаками ходили ахтырские гусары, киевские драгуны и лейб-эскадрон Литовского уланского полка. Ротмистру Подъямпольскому приказали быть в резерве.

Более четырёх часов стояли солдаты, ожидая сигнала к атаке, на огромном конопляном поле под палящими лучами июньского солнца. Сначала уланы сидели верхом, взяв пики в руки, потом им разрешили сойти с лошадей, а затем и вовсе сесть на землю, чтобы в тени под лошадьми укрыться от зноя. Все давно опустошили свои фляги и теперь страдали от жажды, хотя речка Мирянка была от них не очень далеко, в роще за полем.

Подъямпольский подъехал к Надежде, сидевшей, как и её солдаты, под лошадью на иссохшей земле.

— Александр, искупаться хочешь?

— Так точно, господин ротмистр! — Она встала перед командиром по стойке «смирно» на виду у своих солдат.

— Пусть четырнадцать человек из твоего взвода соберут по всему эскадрону пустые фляги и котелки. Пойдёшь с ними за водой к реке...

— А если сигнал к атаке?

— Значит, мы атакуем противника без тебя.

— Тогда я не пойду.