С любовью, верой и отвагой

Теперь в горницу втиснулся во всём строевом облачении гусара Денис Давыдов. Надежда вежливо поклонилась подполковнику, взяла свою четырёхугольную шапку и шагнула к двери. Ахтырец с похмелья был мрачен и еле кивнул уланскому обер-офицеру. Уже закрывая дверь, она увидела, как Волков с ехидной улыбкой что-то шепчет на ухо поэту и круглые глаза у того делаются ещё круглее, а чёрные кустистые брови ползут вверх.

Надежда забыла об этой встрече. Но Давыдов не забыл. Через двадцать с лишним лет он написал в письме своему молодому другу Александру Сергеевичу Пушкину: «Дурову я знал, потому что я с ней служил в арьергарде во всё время отступления нашего от Немана до Бородина. Полк, в котором она служила, был всегда в арьергарде, вместе с нашим Ахтырским гусарским полком. Я помню, что тогда поговаривали, что Александров — женщина, но так, слегка. Она очень уединена была и избегала общества столько, сколько можно избегать его на бивуаках. Мне случилось однажды на привале войти в избу вместе с офицером того полка, в котором служил Александров, именно с Волковым. Нам хотелось напиться молока в избе (видно, плохо было, что за молоко хватились, — вина не было ни капли). Там нашли мы молодого уланского офицера, который, только что меня увидел, встал, поклонился, взял кивер и вышел вон. Волков сказал мне: это Александров, который, говорят, женщина. Я бросился на крыльцо — но он уже скакал далеко. Впоследствии я её видал во фронте, на ведетах — словом, во всей тяжкой того времени службе, но много ею не занимался, не до того было, чтобы различать, мужского или женского она роду; эта грамматика была забыта тогда...»

Позиция у Смоленска многим показалась весьма подходящей для генерального сражения. Так думал и Наполеон, приказав корпусам маршалов Нея, Мюрата и Даву начать наступление на город в шесть часов утра 4 августа 1812 года. Защищали Смоленск в этот день три пехотные дивизии из корпуса генерала Раевского. Чуть позже им на помощь прибыли два полка из 4-го кавкорпуса генерала графа Сиверса.

В колонне «справа по три» литовские уланы шагом прошли по улицам Смоленска на западную его окраину, к деревне Рачевке. Трубачи ехали впереди и играли «генерал-марш». За ними следовал подполковник Штакельберг в своём тёмно-зелёном драгунском мундире. Далее выступали все восемь эскадронов. За полторы недели в лагере люди и лошади отдохнули. Веря, что сегодняшнее главное сражение с неприятелем принесёт победу, солдаты смотрели весело. Офицеры, надев по такому торжественному случаю серебряные перевязи и шарфы, тоже думали о предстоящей схватке.

Подъямпольский вёл эскадрон полковника Скорульского с немалой гордостью. Вверенное ему подразделение находилось в полном порядке и проделало весь переход из Гродненской губернии в Смоленскую с наименьшими в их полку потерями. Всего-то погибло у него шесть нижних чинов, девять пропало без вести и семь бежало, пало три строевые лошади [77] . Корнеты его не подвели. День и ночь, не зная отдыха, находились они при взводах, воодушевляли рядовых своим примером, следили за каждым их шагом, если нужно, помогали.

77

РГВИА, ф. 489. оп. 1, д. 2657, л. 97 оборот. «Рапорт Литовского уланского полка за июль 1812 г. Данные на 1 августа: в эскадроне полковника Скорульского офицеров — 5, унтер-офицеров — 12, трубачей — 2, рядовых — 99, строевых лошадей — 127».

Теперь ехали они на пир кровавый с радостными лицами, и Подъямпольский их понимал. Трудная черновая офицерская работа, которой на первый взгляд и не видно, осталась позади. Их ждало просторное поле, где на другом конце блистали каски французских кирасир и драгун, трепетали на ветру цветные флюгера на пиках польских легкоконников. Вот уж нынче молодёжь из эскадрона полковника Скорульского разгуляется, покажет себя во всей красе и доблести!

Праздник будет на загляденье. Мощь атаки в сомкнутом развёрнутом строю, азарт рукопашной сшибки, где сверкают над головами клинки, сладостный миг победы, когда неприятель опрокинут и отступает, обида горькая, если скачут назад свои, громкий перелив сигнала «апель» — и снова строй, снова бешеный карьер лошадей: вперёд, на врага. Этих острых и сильных ощущений очень не хватало молодым офицерам в трудном походе.

Ротмистр Подъямпольский, как и его главнокомандующий генерал от инфантерии князь Багратион, верил, что уже настал заветный час. Битва под Смоленском будет генеральной, французы попадут здесь в мешок, потеряют половину армии и город захватить не смогут. Потому он дал своим корнетам полную волю.

Цезарь Торнезио, взяв взвод фланкёров со штуцерами, понёсся в атаку на тяжёлую французскую конницу. Сначала уланы перестреливались с кирасирами, но скоро дело дошло и до сабель. Отважный корнет увлёкся боем и заскакал в самую гущу неприятеля. Но солдаты за ним не пошли. Он очутился один среди вражеских всадников, и французы насмерть зарубили его палашами.

Александров, буквально на днях переименованный в поручики согласно бумагам, привезённым из штаба, едва не попал в плен. Он командовал двумя взводами в первой атаке развёрнутым строем. Начиналась она блестяще, но вдруг во фланг уланам ударили французские драгуны. Взводы успели сделать поворот «кругом поодиночке» и помчались назад, а Александров в результате этого манёвра оказался не впереди, а позади своих солдат. По полю за ним погнались четверо неприятельских драгун и почти доставали его палашами. Уланы видели эту гонку, но помочь ему не могли. Однако лихой конь Зелант всё-таки вынес Надежду к своим.

Подъямпольский, который наблюдал эту сцену и изрядно переволновался, хотел было отправить Александрова отдыхать за фронт, но наткнулся на злой и дерзкий взгляд.

— Хоть убейте, ротмистр, — не поеду! Я так ждал этой минуты, а вы... Оставьте меня в покое!

— Хорошо! — Командир как будто даже рассердился. — Тогда станешь на моё место при атаке эскадрона. Скачи под пули, если это тебе надобно для счастья!

— Слушаюсь, господин ротмистр! — Надежда ликующе ему откозыряла. — Тысячу раз спасибо, дражайший Пётр Сидорович!

Она подобрала повод. Зелант, уже отдохнувший от скачки, бодро пошёл к строю солдат. Через минуту над двумя шеренгами в тёмно-синих куртках раздался её низкий, сильный голос:

— Эскадро-он, слушай! В атаку с места прямо, марш-марш!..

Бой продолжался до сумерек. Поручик Александров раз семь водил в атаку эскадрон под свист французских пуль и дружное русское «ура». Пули не задели его. Лишь одна, будучи на излёте, пробила ему белую четырёхугольную тулью строевой шапки. Да ещё однажды, при рукопашной сече, два огромных усача с бригадирскими нашивками на рукавах хотели взять поручика «в клещи» своими длинными палашами, но их отогнали люди из третьего взвода: Мелех, Кумачов, Бойков и другие.

Ротмистр Подъямпольский за смелые действия под Смоленском представил поручика Александрова к первому офицерскому ордену: Святой Анны третьей степени. Но подполковник Штакельберг, уже знавший кое-что об этом безусом офицере, переправил представление. Вместо ордена — только монаршее благоволение, и описание его подвигов свёл к элементарному: «При атаках на неприятельскую кавалерию вёл свою часть в порядке и вспомоществовал поражению неприятеля...» [78]

Ранним утром 5 августа бои возобновились. Наполеон всё ещё надеялся на генеральное сражение. Но русское командование решило оставить Смоленск и уводить обе армии дальше по Московской дороге. Увидев, что во второй половине дня основные силы русских покидают город, французский император приказал начать его штурм. Атаки пехоты и конницы сопровождались жестоким артиллерийским обстрелом. Около трёхсот орудий вели огонь по стенам и башням древней крепости, по улицам, площадям, церквам. Смоленск запылал сразу в нескольких местах. Но тушить пожары было некому. Население, собрав свои пожитки, бежало вместе с войсками.

78

РГВИА, ф. 103, оп. 1/208а, д. 106, св. 0, л. 272. «Список гг. штаб- и обер-офицеров ныне означенных полков, бывших 4-го числа сего месяца в сражении в городе Смоленске и удостаивающихся к получению Его Императорского Величества благоволения. Подписал генерал граф Сиверс. Августа 9-го дня 1812 г. В лагере при городе Дорогобуже».

Литовские уланы опять находились в арьергарде 2-й Западной армии. На этот раз полк шёл самым последним, пропустив вперёд ахтырских гусар и киевских драгун. Эскадрон под командованием Подъямпольского замыкал полковую колонну и должен был подгонять отставших, собирать и сажать на повозки усталых. Только кавалеристы миновали городскую заставу, ротмистр подъехал к Надежде:

— Александр, тебе поручение. Возьми свой взвод и езжай обратно в Смоленск. Там где-то застряли три наших сухарных полуфурка. Приведи их в полк. В крайнем случае — сожги...

Русские ещё были в Смоленске. Упорный бой шёл возле Молоховских ворот. Там занимала позиции рота тяжёлой артиллерии подполковника Апушкина, которую прикрывали эскадроны Иркутского драгунского полка. Им на помощь Барклай-де-Толли отправил 4-й Егерский полк. Надежда, увидев пехотную колонну, присоединилась к ней и быстро добралась до центра города. Как она и думала, полуфурки находились у армейских складов.

Одно складское помещение уже горело, и некоторые смельчаки пытались вытаскивать из огня тюки с полотном и холстом, штуки сукна. Ядра разбили часть крыши и стену у другого магазина, где хранились запасы крупы, муки и сухарей. Но там выставили охрану, разобрали завал, и порядок в какой-то степени был восстановлен. Лихорадочная погрузка провианта, упакованного в мешки, возобновилась. Десятка четыре повозок из разных полков 1-й и 2-й Западных армий ожидали очереди.