С мандатом губкома
Шрифт:
— Так банды ж, — возразил слабо Кашин.
— Банды? — переспросил начальник таким тоном, словно речь шла о каких-то клопах. — Банды — явление временное. И потом, до Калмыкова вы следуете под защитой роты ЧОН, сопровождающей товары и имеющей, кстати, главную задачу — уничтожение банд. Так что вы будете как у Христа за пазухой.
— Ну, если у Христа за пазухой, — промямлил разочарованно Кашин.
А вообще-то было жаль. Раз их посылали уполномоченными, Гриня уже видел себя и друга героями в кожанках, с наганом на боку.
Но мечты разбились о жестокую действительность: наганы не полагались,
— Вот, получите требование на продукты, — подмахнул начальник какую-то бумажку и подал Грине. — Здесь крупа кукурузная, галеты, сахарин. Это вам на два месяца. На это же время получите денежное довольствие по сто миллионов. — Начальник поднялся из-за стола, пожал худыми плечами. — Что можем, товарищи, сами понимаете.
Тут раздался телефонный звонок, начальник снял трубку.
— Статбюро слушает... Да, это я... Здравствуйте... Есть у меня сейчас два товарища... Командирую их в Калмыковский уезд...
Начальник долго слушал, кивая головой и только поддакивая: «Так... так... так».
— Хорошо, — сказал наконец он. — Я не возражаю, но в таком случае предоставьте им хоть лошадь. Лагутина догнать. Проездные и суточные мы выплачиваем... Да, да, конечно.
Начальник положил трубку на высокие рожки, дал отбой, крутнув ручку, и сказал:
— Это звонили из банка. Вам повезло, товарищи. Захватите их деньги, зато до Старокумска на лошади отвезут вас. Шик!
— Какие деньги? — удивился Гриня.
— Двухмесячная зарплата калмыковским совслужащим.
— Но ведь у нас же своих бумаг будет много, — кивнул Гриня на груду пачек.
— Что я поделаю, товарищи? — развел руками начальник. — Постановление губисполкома: все едущие в уезды берут в нагрузку поручения любых губернских организаций. Почта-то, сами знаете, как работает.
— Ну вот, почта бандитов боится, а нам можно, значит, — сказал Гриня.
Сава полюбопытствовал:
— А про какого Лагутина вы с ними говорили!
— Да который чоновцами командует.
— Так там товарищ Лагутин! — обрадовался Сава. — Это здорово!
— А я что вам говорю, будете, как у Христа за пазухой. Он утром выехал. Завтра вы его догоните в Старом Куме.
Весть о том, что до Калмыкова они будут ехать под защитой Лагутина, развеселила друзей необычайно: старый большевик, заботливый товарищ, гроза всех бандитов, чего еще желать.
Правда, когда весь груз перенесли в одно место, веселья поубавилось.
— М-да, — вздохнул Сава, — а говорят, бумага легкая. Тут одни деньги пуд потянут. Да еще эти пакеты, пачки. Хоть бы в одной куче, куда ни шло, а то все в розницу.
— Знаешь что, — предложил Гриня, — сбегаю-ка я к матери. У нас есть отцовский сундучок, с которым он на флоте плавал.
Сундучок оказался небольшим, имел две ручки с боков и одну еще сверху, но был стар и ободран.
— Где ты такую клячу раскопал? — улыбнулся Сава.
— Э-э, не смейся. Зато на него никто не позарится.
Гриня сам взялся за укладку. Деньги он вытряхнул из банковского мешка и стал тугие пачки красных «лимонок» укладывать на дно. Деньги заняли едва ли не половину сундучка. Перекрыв их тремя рядами газет, Гриня уложил пачки переписных бланков, а на самый верх — пакеты, письма губернских организаций местным властям селений, через которые
они должны были следовать по пути в Калмыково.К удивлению Савы, Гриня, помимо бумаг, втиснул в ящик спички и даже кукурузную крупу в мешочке.
— Ты смотри, с виду невелик, а обжорист, — заметил Сава.
— Влезли б еще галеты, вот было б хорошо.
— Галеты можно в денежный мешок.
Уложив наконец все, они уселись на сундучок и стали грызть галеты.
— Ну, житуха нам, — радовался Гриня. — С утра ни шиша, а теперь чего не пожелает душа.
— Это верно. Повезло нам, — соглашался Сава.
— Повезло, как же. Если бы не я, так клацали б мы зубами сейчас на дяди Яшиных койках.
— Верно, молодец ты, — легко согласился Сава и заметил: — Галеты-то из чистой муки.
Они с упоением грызли галеты, смаковали их и никак не могли насытиться. Сказывалось постоянное недоедание. Завскладом, выдавая им продукты, предупредил:
— Галеты берегите. Штук по пять в день — и норма. Да размачивайте, они тогда поболе становятся.
Но друзья жевали всухомятку и давно уж в три раза перевыполнили норму, а остановиться не могли.
— Может, будет? — наконец сказал не очень твердо Сава. — А то еще загнемся с голодухи-то.
— Давай по последнему и... шабаш, — согласился Гриня.
Они взяли еще по сухарю, и Кашин завязал мешок.
3. Что прилично уполномоченному
Ехать в драных штанах губернским уполномоченным было бы просто глупо. Ну, какое к тебе будет уважение, если у тебя вместо порток заплата на заплате?
— Придется покупать новые, — вздохнул Сава, отлично понимая, какой сокрушительный удар нанесет эта покупка по командировочным.
— Да, штаны твои для уполномоченного не подходят, — согласился Гриня, — так же, как мои штиблеты. Значит, договариваемся: тебе берем штаны, мне ботинки. Я думаю, что в двадцать миллионов уложимся.
— Кто его знает, — засомневался Сава.
Но Гриня был неумолим:
— Ты это брось — «кто его знает». Мы не можем враз растранжирить свою двухмесячную зарплату. Вот тебе десять «лимонов», дуй за штанами.
— Пойдем вместе.
— Нет. Я пока сундук посторожу.
— А ты скажи матери, пусть приглядит.
— Ни в коем случае. За сундук отвечаем мы, а не моя мать.
И Сава отправился на рынок один, имея при себе десять миллионов рублей и твердое желание приобрести приличные штаны.
Базар бурлил и колготился, горланя и вопя сотнями глоток, распевая забубенные песни, ругаясь и матерясь, нахваливая всякую дрянь. Орали в основном барахольщики, торговавшие тряпками, подсвечниками, часами, граммофонными трубами. У кого было что-либо съестное, тому не стоило кричать. У него товар расхватывали без рекламы. И поэтому за продукты ломили, сколь кому вздумается.
Чтобы не терять времени и не дразнить себя видом недоступных пирогов с требухой, Сава сразу направился в барахольный ряд. К Саве пристал какой-то дядька с подтяжками, прося сущие пустяки, каких-то полтора миллиона, и рьяно убеждая бедного Саву, что настоящие мужчины без подтяжек не ходят. Убедившись, что Сава подтяжки все-таки не возьмет, дядька обозвал его «головоногим дураком» и наконец отстал.