С мандатом губкома

— То и ладно, что не складно, — старуха обернулась к постояльцам. — Сынок Советского-то, Федька, в банде обретается. Вот и весь секрет.

Дед Петро вздохнул тяжко, развел горестно руками: мол, я тут ни при чем, мол, даже и не хотел я... да вот.

— Ах, вот оно что, — прищурился зло Гриня, — сам, значит, в председателях, а сынок в бандитах. И нашим и вашим. Хорош, шкура.

— Эт ты зря так, гражданин-товарищ, — оступился старик. — Круто замешиваешь. Може, через то и цел Советский-то. Эвон в Новокумске сколь председателей сменили. Посчитай. Не успеют выбрать — уж и отпевать пора? Это рази дело?

Но Гриня был неумолим:

— Ты, дед, в политике ни рыла, ни уха. Раз он связан с бандитами, стало, не наш он человек, и точка. Хотя и приклеили ему прозвище такое. То-то я гляжу, покорежило мужика, как я его товарищем Советским навеличил.

— Будь по-твоему, гражданин-товарищ, но только поспешим-ка к нему, пока не поздно. Неровен час, наскочит Митрясов, добра ни вам, ни нам не будет.

Сумерки уже загустели, но в деревне не было видно ни одного огонька, люди берегли не только керосин.

Дед Петро, семенивший впереди, рассказывал громким шепотом:

— Ишь, затаились все, быть беде. Налетит, загуляет. Всю ночь дым коромыслом будет. А утресь глядишь — того зарубили, того удавили. Господи, заборони ты нас. — Старик истово крестился, косясь на звездное небо.

Они спешили к избе Спиридонова, не чая, что он ждет их.

— Ты что ль, дед Петро? — раздалось из-за плетня.

— Я, Пантюша, я, — виновато отвечал старик. — Ты уж не серчай, что я граждан-товарищев тебе возвертаю. Сам знаешь, супротив Митрясова мне не рука стоять. Где мне... Ты уж не серчай, Пантюша.

— Ладно, ладно, — отвечал Спиридонов, приоткрывая калитку. — Проходите, товарищи.

«Волк те товарищ», — хотел сказать Гриня, но удержался через великую силу, разумно рассудив, что сейчас не время разбираться, кто есть кто.

Будет утро, он еще скажет, все выскажет этому...

— А ты, дед, метись-ка скоренько домой да хоронись получше.

— Эх, якори его, — крякнул старик недовольно. — Где ж твоя Советска власть, председатель? Что за жизнь вы нам придумали? А?

— Беги, беги, дед Петро. После, после.

— «После, после», — передразнил старик, — встренемся на погосте. Мужиков-то перебили, остались старики да бабы, вот с ними и воюете. Эх!

Кашин думал, что Спиридонов поведет их куда-то прятаться — в погреб ли, в сарай ли, — но он пригласил их прямо в избу. Именно это не на шутку встревожило Гриню с Савой. Насторожило.

Не в западню ли их тащат?

7. В хоронушке

В избе было совсем темно, лишь серели пятна окон.

— Привел? — спросил из темноты женский голос.

— Привел, — ответил Спиридонов и тут же позвал вошедших: — Проходите к столу, товарищи, там как-никак в окна все ж видно. А сундучок ваш можете здесь у двери поставить.

— Нельзя, — отозвался холодно Гриня. — В нем наиважнейшие документы государственного значения.

— Ах, если государственного значения, — повторил Спиридонов с едва уловимым оттенком иронии, — то тогда, конечно, надо в передний угол. Мать, покажи-ка там место у тебя в куте, под лавкой.

— А надежней места нет, что ли?

— Нет, — отрезал сухо Спиридонов.

Гриня не на шутку встревожился. «Вот это влипли, — думал он. — Выдаст этот субчик нас тепленьких, вместе с сундучком преподнесет банде на блюдечке».

Когда освободились от ноши, поймал в темноте руку Зорина, пожал несколько раз, не уверенный, что товарищ понял его, выдохнул у самого уха:

— Ну-у, Сава-а-а...

Сава ответил крепким пожатием и, скользнув рукой за спиной Грини, пошевелил ему кобуру.

«Ай, умница, — обрадовался Гриня, — все понял».

Но тут же Кашин вспомнил: «Кобура пустая». И горько пожалел, что тогда в губисполкоме не настоял на своем: «Они должны, они обязаны были нас вооружить».

На улице уже совсем стемнело, хаты на противоположной стороне улицы едва угадывались.

— У вас есть оружие? — неожиданно спросил Спиридонов.

«Ишь ты, гад», — вздрогнул от такого нахальства Кашин, а вслух ответил, стараясь придать твердость голосу:

— Есть... Наган.

— Не вздумайте стрелять, — предупредил Спиридонов и добавил, подумав: — Без моего разрешения.

«Как же, стал бы я ждать твоего разрешения, — усмехнулся про себя Гриня, — будь у меня действительно наган. Я б тебя, гада, в первый черед уложил». И сказал скрепя сердце:

— Хорошо.

Но опять подумал встревоженно: «Чего уж тут хорошего. Влипли мы с Савой, ой, влипли».

От печи послышался голос жены Спиридонова:

— Может, не приедут. Может, сбрехали на деревне.

В это время где-то в конце села хлопнул выстрел.

— Кажись, пожаловали, — сказал Спиридонов и, как почудилось Грине, даже с облегчением.

Председатель прильнул к самому окну и задышал шумно и глубоко. «Волнуется гад, — отметил Гриня и стал лихорадочно придумывать выход из положения. — Хоть бы что-то тяжелое в руку! Трахнуть бы этого по башке для начала».

Кашин осторожно провел по столу рукой, надеясь ухватить с него что-нибудь тяжеленькое. Но стол был чист и даже выскоблен.

— О-о, явились голуби, — негромко сказал Спиридонов.

Кашин и Зорин уставились на улицу. Там маячила группа конников, несколько теней, отделившись, быстро направились ко двору Спиридонова.

— Ну, мать, — отпрянул от окна Спиридонов, — кажись, наш змееныш. Хорони нас.

— Скорее в хоронушку, — негромко ответила женщина.

— Товарищи, сюда, — приказал Спиридонов, взяв за плечи Гриню и пытаясь пригнуть его.

Грине почудилось в этом движении бог знает что. Он дернулся, вскрикнул с угрозой:

— Не трожь! А то...

— Дура-а-а, — зашипел Спиридонов. — Жить надоело?!

Он крепко схватил Гриню, как щенка, за шею и пригнул быстро и сильно едва не до полу.