С ними по-хорошему нельзя

XXII

Через несколько секунд Гэллегер нарушил молчание:

– Как ты думаешь, мы тоже будем ее допрашивать?

Кэллехер не ответил.

Гэллегер побоялся растратить на словоохотливость всю свою доблесть и к собеседнику больше не приставал; не поддерживаемый напарником разговор оборвался. Гэллегер этим воспользовался, чтобы прислушаться.

XXIII

Они зажгли маленькую свечку. Диллон стоял на посту у окна. Маккормик сидел за столом сэра Теодора Дюрана; справа от него находился Ларри ОТРурки. Кэллинен и Кэффри стояли по обе стороны от Герти; девушку посадили на стул и слегка привязали, хотя и бережно.

– Имя, фамилия, род деятельности?
– начал Маккормик.

Потом повернулся к ОТРурки и спросил у него:

– Так?

Ларри кивнул головой.

– А записывать будем?
– спросил Маккормик.

– Не стоит, - ответили все хором.

Тогда Маккормик начал снова:

– Имя, фамилия, род деятельности?

– Гертруда Гердл, - ответила Гертруда Гердл.

Раньше она уже сиживала на этом стуле, за этим столом; но тогда в этом кресле восседал почтенный чиновник в летах, питавший зернами нежности голубей своего сдержанно-платонизированного желания. Но сэра Теодора Дюрана шлепнули, и, не ведая этого, сидела она теперь перед республиканцем вида явно террористического.

Впрочем, внешность довольно интересная. Хотя и не очень хорошо одет.

Зато другой, рядом с ним, тот действительно хорош. Наверняка джентльмен. И ногти чистые.

Справа и слева чурбаны. Эти-то уж точно республиканцы. Они связали ей руки. Правда, стараясь, чтобы ей было не очень больно. Зачем?

У окна с ружьем в руке стоял еще один. Тоже ничего.

Все пятеро были мужчинами скорее красивыми. Но, за исключением помощника допрашивающего, людьми явно невоспитанными.

И ни один из них никогда в жизни не пел God save the King. Деревенщина.

– Род деятельности?
– снова спросил Маккормик.

– Почтовая служащая.

– Да ну?
– сказал Кэффри, имеющий по этому поводу свое собственное мнение.

– Из какого отдела?
– спросил Маккормик.

– Заказные отправления.

Теперь она смотрела на них уже без страха. Они не могли ее разглядеть как следует. Мешала копна светлых волос на голове да еще эта смешная короткая стрижка. Девушка была высокой. Свеча освещала две выпирающие части корсажа, успокоенное и хорошеющее прямо на глазах лицо. Чувственно очерченные, хотя и ненакрашенные, пухлые искусанные губы. Холодные голубые глаза. Строгий прямой нос.

Маккормик, сбитый с толку заказными отправлениями, задумчиво протянул:

– А-а, заказные...

Кэффри в глубине души считал, что девицу нужно расспросить о деятельности этого отдела. Девица казалась ему подозрительной. Диллон и Кэллинен, олицетворение строгости и справедливости, с выводами не спешили.

Маккормик повернулся к Ларри ОТРурки. Интеллигентное лицо лейтенанта, казалось, скрывает под эпидермическим покровом какую-то забродившую мысль.

Вопрошающий взгляд Маккормика остановился на Кэффри.

– Пускай объяснит, почему она находилась там, где находилась, - предложил Кэффри.

Герти зарделась. Неужели теперь ей будут все время напоминать о постыдности этого убежища, еще более постыдного от его непроизвольности. Вспомнив о самом убежище, - что делать, когда тебя вынуждают?
– она побагровела.

– Эту деталь мы могли бы оставить в стороне, - смущенно произнес Маккормик.

И покраснел густо, темно-вишнево. ОТРурки сохранял напряженный вид мыслителя. Остальные засмеялись грубо и даже как-то невежливо.

Герти заплакала.

Маккормик стукнул кулаком по столу и заорал, отчего вишневость на его лице слегка посветлела.

– Я сотню раз вам говорил, - кричал он, - что все должно быть корректно. Я тысячу раз вам говорил, черт побери, и вот вы здесь все насмехаетесь над девушкой, которая стыдится того, что с ней произошло.

Герти зарыдала.

– Мы повстанцы!
– завопил Маккормик.
– Но повстанцы, которые ведут себя корректно. Особенно по отношению к дамам! Товарищи, Finnegans wake! Finnegans wake!

Маккормик выпрямился.

Остальные встали по стойке смирно и решительно гаркнули:

– Finnegans wake!

– Какой ужас!
– прошептала Герти сквозь крупные, как горошины, красивые, как жемчужины, слезы.

Маккормик сел, Ларри тоже. Остальные расслабились.

Диллон сказал Кэллинену:

– Твоя очередь заступать на пост.

– Не мешай проведению допроса, - сказал Кэффри.

– Да, - сказал Маккормик.

– Подожди немного, - сказал Кэллинен.
– Думаешь, очень забавно ее держать?

– Ты мог бы быть повежливее с девушкой, - сказал Ларри ОТРурки.

– Я что-то не пойму, - сказал Кэллинен.

– Заткнитесь, - сказал Маккормик.

– Это все равно ничего не объясняет, - сказал Кэффри.
– Если она ни в чем не виновата, то тогда какого хрена она торчала в сортире, эта никчемная чувырла, которая называет себя почтовой служащей? А? Какого хрена она тихарилась в уборной, эта великобританская шлюха, эта замороченная мымра?

– Все, - сказал Маккормик.

Он раз, еще раз, еще много, много раз стукнул по сукну стола и, следовательно, - косвенно - по самому столу.

– Все! Все!
– сказал он.

И добавил, обращаясь к девчонке:

– Это все-таки подозрительно.

Герти посмотрела ему прямо в глаза, отчего у него возникло ощущение легкого пощипывания в области мочевого пузыря. Он удивился, но ничего не сказал.

– Я припудривалась, - сказала Герти.

Маккормик, утонув взглядом в голубоокости девушки, не сразу уловил смысл ответа. Кэффри, более проворный в понимании своего непонимания, живо отреагировал:

– При... что?

– Припудривалась, деревня, - ответила Герти, осмелевшая от маккормиковского взгляда, который ей, утопающей, представился спасительной соломинкой.

Что касается взмокшего от смущения Маккормика, то он чувствовал, что эта соломинка превращается в самый настоящий трамвайный токоприемник. Ларри ОТРурки эволюционировал аналогично, но более интеллектуально, чем его командир; физиология лейтенанта подвергалась менее сильному напряжению, зато сердечную систему тряхануло изрядно. Впрочем, ни тот, ни другой еще не осознали конвергенции их реакций.

– Припудривалась, - стояла на своем Герти, - да, припудривалась, недостойный ирландский террорист! И вообще, отпустите меня! Отпустите меня! Отпустите, я вам говорю! Развяжите мне руки! Развяжите мне руки!