С Петром в пути

— Скачи к Шереметеву. Возложи на него кавалерию Андрея Первозванного — четвертую по счету, и мою персону в золоте. Равно вот тебе казна: всем солдатам, кои были в сражении, по рублю серебром. Да ещё фельдмаршальский жезл не забудь.

Меншиков взвесил жезл на ладони. Серебро оттягивало руку.

— Эх, мне бы дослужиться! — воскликнул Алексашка.

— Успеешь — поспеешь, — отозвался Пётр. — Всё у нас впереди.

Глава двадцать первая ЗДЕСЬ БУДЕТ ГОРОД ЗАЛОЖЕН

Милость и истина охраняют царя,

и милостию он поддерживает престол свой...

Царь, сидящий на престоле суда,

разгоняет очами своими всё злое...

Предприятия получают твёрдость чрез

совещание, и по совещании, ведя войну.

Книга притчей Соломоновых

Коли Бог продлит жизнь и здравие,

Петербург будет другой Амстердам.

Пётр Великий

— Мы сожжём Архангельск — я слышал, что там и мостовые деревянные, и весь город деревянный, и снабжение России припасом заглохнет. — Такими словами король шведов Карл напутствовал своих капитанов. Самых доверенных, самых, по его разумению, твёрдых, отважных и предусмотрительных. — Вас ждут награды и почести. А потом горящий город — это великолепное зрелище. Им наслаждался в древности римский император Нерон. Жду от вас подвига, — закончил он и отпустил их.

Капитаны двух фрегатов и яхты отправились в плавание. Яхта должна была стать брандером — зажигательным судном. Итак, им предстояло сжечь весь город с его домами, верфями, складами и припасами, с его кораблями и причалами.

Задача была непроста, ох как непроста. Это только в уме юного короля она представлялась несложной и легко исполнимой. Король плохо знал жизнь, можно сказать, он не знал её совсем. Она была вычитана им из по многих книг и внушена рассказчиками-сказочниками. Однако скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Да ещё такое, как сожжение целого города, протяжённого на несколько вёрст.

В недалёком своём детстве король Карл любил играть в солдатики. Их у него было предостаточно. Он прихотливо передвигал их, и всё, что задумывал, легко удавалось. Вражеское войско сметалось одним мановением руки.

— Победа! — вскрикивал Карл, и ему вторило эхо дворцовых покоев. Он не встречал сопротивления ни в ком и ни в чём — всё-таки наследник престола. И возросши, продолжал думать, что не встретит сопротивления и в живой жизни.

Жизнь, однако, оказалась жёстче, хотя... Хотя мальчишеская убеждённость Карла помогала ему на первых порах одерживать лёгкие победы. Он рано понял цену неожиданности и являлся с войском там, где его не ждали. А раз не ждали — не могли оказать сопротивления.

Впрочем, его отличали сметливость и быстрота ума. Это тоже было ценное качество. Но тоже на первых порах, пока противник не разгадывал манёвра. А если разгадывал, шведы были биты. В этом, кстати, быстро разобрался умудрённый летами Борис Петрович Шереметев. После Эрестферской победы последовала победа у Хуммули и многие другие помельче.

Однако стало ясно: хвалёных шведов, славившихся на всю Европу выучкой и стойкостью своих солдат и проницанием своих генералов, можно побивать. Пётр же решил: можно и нужно.

Втайне он почёл благом то, что Карл усмотрел своего главного врага в Августе, пусть и Сильном. Москве нужна была передышка, длительный антракт после Нарвы. Пришлось собирать силы и средства для грядущих битв, и Фёдор Головин укреплял его в этом и принимал разумные меры во имя будущего, притом очень и очень близкого. Собственно, его уже нельзя было считать будущим: оно было ощутимым, во плоти настоящим и наступало на пятки царю и его приспешникам.

Пока два фрегата и яхта крались по Белому морю к Архангельску. Один из капитанов, Маршельд, уже знал этот путь, потому что торил его в прошлом. Однако лоции у него не было, и вход в прихотливое устье Двины — прихотливей, нежели все знакомые ему устья, — был ему плохо знаком. Он знал только, что там есть отмели, опасные для морских глубокосидящих судов: сядешь и не встанешь. Воды эти считались опасными для мореходов, и шведы на первых порах двигались, можно сказать, ощупью. Но вскоре...

Вскоре капитан Маршельд понял, что долее двигаться ощупью очень рискованно, а потому, завидев чёлн с рыбарями, обрадовался. Уж они-то знают свою реку и станут лоцманами.

Их приняли на борт, двоих. Один назвался Иваном Рябовым, другой — Митькой Борисовым.

Как могли, объяснили русским, что идут в Архангельск, что груз у них торговый и что пути не знают и за награждение просят их провести.

— Каки-таки купцы, — перемолвились меж собою оба, — вишь, сколь у них пушек, того у купцов не бывает. Неладно что-то.

— Проведём их куды надо. Видать, недоброе задумали, — молвил Иван. — Благо, они по-нашему не разумеют.

Стали за штурвал головного фрегата. Жестами объяснили, что остальные суда должны двигаться в кильватер.

Отмель была широкой и постепенно повышавшейся. Шведы шли прямо на неё. Они поняли, что попали в ловушку, когда передовой фрегат глубоко врезался в песок.

— Ага, мерзавцы, вот мы вам зададим! — взбесился капитан Маршельд. Он приказал сковать обоих рыбаков. Однако Борисов смекнул, что их ожидает, и неожиданно сорвался с места и прыгнул за борт. Рябов не успел — капитан выхватил пистолет и поразил его выстрелом.

Из строившейся Ново-Двинской крепости заметили угодившие на мель корабли.

— Видно, не ведали русла, — заключил воевода князь Алексей Прозоровский. И собрался было послать им лоцмана.

Но тут подоспел Митько Борисов. Истина открылась.

— Знатный будет трофей, — молвил воевода. — А ну, Коренев, выводи команду фузилёров и две малые пушки.

— Два фрегата, князь. При многих пушках. Сотней не обойтись.

— Бери сотню. Да два струга.

Погрузились, поплыли. Шведы заметили. И, не желая пытать судьбу, побросали на воду боты, попрыгали в них и погребли по течению к Березовскому устью.

Видно, то был авангард. Спустя три дня караульные солдаты заметили ещё четыре фрегата у входа в Берёзовское устье. Насторожились. Стали ждать, чем дело кончится. Но на всякий случай послали в крепость за подкреплением.

Тем временем на шведских кораблях спустили паруса и стали на якорь. Чего уж они там ожидали — неведомо. Доложили воеводе про те корабли. Явился князь, чтобы самолично обозреть, каковы неприятельские корабли.

— Сила немалая, — заключил он, глянув в свою трубку. — Но чего-то выживают, видно, остерегаются входить. Я так смекаю, что повстречались с командами давешних кораблей, которые сидят на мели. И судят да рядят, как быть. — И распорядился: — А ну-ка пальнём сколь можно раз из пушки, дабы знали там, что мы их видим.

Когда дым рассеялся, узрели: на одном из кораблей почали ставить паруса. Знать, поняли, что против них взята предосторожность, и тоже решили не пытать судьбу.

— Уходят, уходят! — радовался воевода. — Косы наши тож защита: как без лоцмана их миновать? Хоть нас в крепости семь сотен, да ведь их-то на четырёх фрегатах не менее. И при пушках, коих не менее двухсот. Не ведаю, чья бы взяла, кабы не мели.

Пётр пребывал в Архангельске. По обыкновению, отводил душу, махая топором на Содомбальской верфи.