С/С том 26. В этом нет сомнения. Шантаж и флакон духов. Скупщик краденого.
Шрифт:
— Я еще позвоню попозже.
— Но вы меня понимаете, Стив, правда?
— Конечно понимаю. Вы не передадите трубку Джин?
Джин взяла трубку.
— Сейчас я позвоню Чендлеру, потом поеду в банк, — сказал я, — затем в редакцию и там дождусь вас.
— Хорошо, Стив.
Я позвонил Чендлеру домой. Мне удалось застать его как раз в тот момент, когда он собирался уезжать к себе в офис. Я сообщил ему о происшедшем и высказал предположение, что это нападение связано с вопросом о постройке школы, над которым работал Уолли.
Чендлер повел себя великодушно,
— Где он?
— В Северной больнице.
— Хорошо. Я обо всем позабочусь, Стив. Я попрошу, чтобы меня информировали о его состоянии. Скажите его жене, что я все беру на себя, буквально все! И со вчерашнего дня плата Уолли удвоена. Если эти гангстеры воображают, что им удастся запугать нас, то они чертовски ошибаются! Беритесь за Хэммонда без малейшего снисхождения… Понятно?
Да, мне было понятно. Но не Чендлер, а я находился на переднем крае и подвергался риску очутиться в больнице со сломанными ребрами и сотрясением мозга.
— Да, мистер Чендлер, но не могли бы вы лично поговорить с Ширли?
— Лично? Сейчас я еду в больницу и там с ней встречусь. — Он немного помолчал, затем продолжал: — Слушайте, а ведь допек их наш журнальчик, а?
— Это верно.
Я подумал о Шульце.
— Так держать, Стив, так держать, — и он повесил трубку.
Я сварил себе кофе, а потом поехал к Люсиль Бауер. Она открыла дверь, как только я позвонил. Высокая, угловатая женщина, коротко остриженная, с холодными зелеными глазами и тонким носом. В мужской рубашке и брюках, она походила на мужчину, и не только наружностью.
— Проходите, Стив. Наша бедняжка еще спит.
Я последовал за ней в просторный холл, небрежно составленный разнокалиберной мебелью. Всюду валялись книги, но здесь было уютно. Люсиль зарабатывала на жизнь статьями для различных журналов по искусству, а также литературно-критическими заметками в «Калифорния тайме». У меня создалось впечатление, что Чендлер ее очень ценит.
— Как она?
— У нее синяк под глазом.
— Она сказала вам почему?
Она кивнула.
— Иногда женщины делают глупости.
— Если глупость обходится в двадцать тысяч, так это чертовски дорогая глупость.
— Обойдется. Да вы могли бы и не платить столько, но тогда вам обоим пришлось бы уехать из Истлейка и вы лишились бы своих тридцати тысяч в год.
— Может быть, и вам придется уезжать. Вряд ли Чендлеру понравится иметь среди сотрудников воров.
Она тихо рассмеялась.
— Свой кусок пленки я уже получила. Он стоил мне две тысячи. Я уломала этого мерзавца. Сначала он требовал пять, но потом мы сошлись на двух тысячах.
— Откуда вы знаете, что он не оставил себе дубликат пленки?
— Зачем же ему это делать? Деньги и так ему достались без труда. — Она снова рассмеялась. — Надо сказать, что я, собственно, восхищаюсь им. Множество местных женщин занимается этими делишками, так почему бы и ему не урвать свою долю?
— Между двумя тысячами и двадцатью есть порядочная разница.
— Горди не дурак. Он умеет оценить клиента. Вы должны признать, что Линда выглядит
шикарно, а я нет — Она смотрела на меня с усмешкой в зеленых глазах. — Ведь у вас полно денег, миленький, не так ли?Я повернул к двери.
— Не знаете, кто-нибудь еще из мужей намерен платить? — спросил я напоследок.
Она пожала плечами.
— Откуда же мне знать? Я знаю только, что никто из них не избил свою жену.
— И напрасно, пожалуй, — сказал я и вышел.
Теперь я по крайней мере знал хоть что-то. Эта женщина утверждает, что уговорила Горди снизить цену, и я, наверно, смог бы добиться того же. Правда, нужно договориться с Горди, пока не появилась статья о Шульце. Прочитав эту статью, он наверняка повысит свою таксу.
Я поехал в банк.
— Садись, Стив, — пригласил Мэйхью — У нас мало времени, так что давай сразу же перейдем к делу. Я изучил ситуацию. Все, что я могу для тебя сделать, это позволить превысить счет еще на пять тысяч. Устроит тебя?
— А нельзя ли десять, Эрни? У меня тяжелое положение.
— К сожалению, нет. Мне и так стоило труда добиться для тебя и этих пяти. Знаешь, банк не мой, надо мной сидят еще три директора и следят за мной.
— Тогда не мог бы я заложить дом?
— Нет, у тебя на нем и так уже черт знает какая ипотека… где там, это безнадежно.
Я попытался улыбнуться.
— Ну, ничего не поделаешь, беру эти пять и большое, большое тебе спасибо, Эрни.
— Извини, что больше ничего не могу для тебя сделать. Мать Линды серьезно больна?
— Боюсь, что да.
Он сочувственно улыбнулся, а мне вдруг подумалось, не воровка ли его жена Марта, которая наверняка делает покупки в этом универмаге.
Придя в редакцию, я поздоровался с Джуди, сидевшей за коммутатором. Она сообщила, что Джин до сих пор не пришла. Я ответил, что знаю об этом, и прошел в свой кабинет.
Мне оставалось надеяться только на Веббера. Если он подведет, придется идти к Лу Мейеру и брать взаймы под шестьдесят процентов.
Веббер позвонил, когда я просматривал почту.
Вышла довольно дурацкая история, — сказал он резким голосом бывшего копа. — Вчера ночью кто-то забрался в наш офис и унес десять папок. В одной из них было и досье Горди.
Я так судорожно стиснул трубку, что у меня побелели суставы пальцев.
— Вы не помните, что было в этом досье?
— Послушайте, у нас тут пятнадцать тысяч конфиденциальных досье. Джек Уэлш собирал материалы на Горди восемь месяцев назад, а месяц назад уволился. Я читаю досье только в случае необходимости.
Не прозвучала ли в его голосе нотка фальши?
— А где сейчас Уэлш?
— Вот уж этого я не знаю. Работник он был никудышный, и мы избавились от него. И вообще, чего вы так интересуетесь Горди? Зачем он вам понадобился?
— Что думает о краже полиция?
Он хрипло рассмеялся.
— Я о ней не заявлял. Копы меня не любят. Да и что толку? Тут сработал профессионал, а эти папки в общем-то ничего не стоили.
— Тогда зачем их было красть?
Он помолчал, а потом снова заговорил.