S-T-I-K-S. Шпилька 2

— Да ёперный же ж ты театр и актёры-дублёры, — выругалась Шпилька. — Сколько же вас?

Поразила её не столько встреча с той, которая однажды спасла ей жизнь, а лицо квазихи. Её, шпилькино, лицо. Пусть даже оно и было несколько изменено произошедшей с Адой мутацией.

Глава 14 Кое-что об Аде

В тот роковой день, когда в машину её хозяина села черноволосая женщина по имени Анна, Лайма с самого утра не находила себе места. Сообразительность чистопородной немки была особой гордостью для её хозяина, но в этот раз даже она не могла помочь собаке понять, что же не так. Нос Лаймы тревожил едва заметный кислый запах — чужеродный, отчего-то казавшийся очень и очень опасным.

А вот пассажирка Лайме понравилась сразу, несмотря даже на исходивший от неё алкогольный душок — ощущалось в ней нечто эдакое, безумно надёжное и неизменчивое, идеально подходящее к той ситуации, которая вот-вот должна была наступить. Будь овчарка бездомной собакой, и её симпатию можно было бы назвать любовью с первого взгляда. Но на тот момент сердце Лаймы всё ещё безраздельно принадлежало хозяину, особенно с учётом ощущаемого ею приближения неотвратимой беды.

Момент, когда она поняла, что хозяин ей больше не хозяин, был ужасен. Лайма долго кружила вокруг чудовища, потерявшего не только разум, но и даже знакомый ей с детства запах, который всегда ассоциировался у неё с любовью и заботой. Отбегала в сторону, скулила, лаяла и всё яснее понимала, что хозяина больше нет. А потом сдалась, осознав вдруг, что осталась одна.

После был изматывающий забег по московским улицам от монстров, и спасло Лайму лишь своевременное появление людей на больших машинах, пахнущих бензином и соляркой. От самих людей нестерпимо несло порохом и, к удивлению собаки, такой же неизменностью, как от пассажирки по имени Анна.

До утра Лайма отлёживалась в каком-то грязном подвале, лакая воду из грязной лужи — словно бездомная. А с первыми лучами солнца пошла по следу. Сначала по своему — до подъезда, где жила Анна. Потом — по её.

Так они встретились снова — и разлучились спустя всего несколько дней.

Повторно отыскав хозяйку, Лайма больше не отходила от неё ни на шаг. Охраняла от опасностей, которые люди ввиду ограниченности их органов чувств не всегда замечали, помогала охотиться на муров и заражённых. Она вся, без остатка, сосредоточилась на хозяйке, определила её центром всего своего существования. И даже Дары немецкой овчарки проявлялись исключительно те, что были в данный момент нужны хозяйке. Так проявился Дар защищаться от кисляка и прочих внешних воздействий вроде агрессивной химии или смертельно опасного для иммунных фунгицида. Так же появился и новый, усиленный нюх, которым она могла по желанию делиться с людьми.

Но даже этот нюх не смог пробиться через запах травяного дезодоранта, которым наполнены были помещения бывшей базы внешников. Лайма, давно привыкшая к этому запаху, не придала ему значения — и теперь горько сожалела об этом.

Хозяйку украли! Вызывающе нагло, прямо из-под её, Лаймы, чувствительного носа! Налили дезодоранта с запасом, чтоб она уж точно ничего не унюхала, и заперли в этом вентиляционном коробе.

Если бы Лайма умела ругаться, она бы сейчас выдала многоэтажную тираду на великом и могучем собачьем. Но на деле получалось только скулить, чувствуя, как катятся из глаз горькие слёзы.

Пометавшись между закрытыми выходами, Лайма принялась лаять в надежде привлечь к себе внимание. В какой-то момент она даже уловила запах Танка и, кажется, услышала его голос, но вслед за этим взвыла сирена, и собака поняла, что ждать, пока её вытащат, придётся долго.

Лайму это категорически не устраивало — запах дезодоранта потихоньку слабел, и через него всё явственнее пробивался другой. Чужой, враждебный. Человеческий.

Запах похитителей. След, идти по которому Лайма предпочла бы прямо сейчас — до того, как с её хозяйкой случится ещё что-нибудь нехорошее.

Убедившись, что помощи в ближайшее время ей не дождаться, Лайма снова спустилась. Поскребла лапами препятствие, закрывшее выход — нет, не сдвинуть! — и медленно зашагала вверх, ловя чувствительным носом запахи и движения воздуха. Она и сама не знала, что ищет, но бездействовать, пока хозяйку увозят в неизвестном направлении, было выше её собачьих сил.

Стены хода не были ровными — внешники при постройке базы просто продолбали его, как вышло, и сунули внутрь вентиляционный короб с несколькими мощными фильтрами. Стронги, заняв Саратов, сам короб демонтировали, а ход дополнительно расширили, так же не озаботившись эстетикой.

В прежние времена от этого хода расходилась в стороны целая сеть коробов поменьше. Их стронги демонтировать не стали, просто засыпали землёй, причём так, что человек никогда бы эти короба не заметил. Но от Лаймы и её усиленного Ульем нюха запах металла, приносимый едва заметным сквозняком, скрыть было невозможно.

Примерно на середине хода овчарка остановилась. Повертела головой, принюхиваясь. И принялась скрести лапами одну из стен хода.

Порода поддавалась неохотно, в ней было много каменного крошева. Но собака не сдавалась. Она не думала о том, как ей повезло, что стронги не стали заливать стены бетоном, как поступили с помещениями самого нижнего уровня, где некогда был портал. Что не залили бетоном и сами вентиляционные короба, паутиной окружившие базу, посчитав их непроходимыми для человека.

Хорошо, что про собак они не подумал — Лайма в откопанный ею короб, пусть и с трудом, но всё-таки пролезла. Поползла, ориентируясь лишь на едва заметный сквозняк и сжимающие со всех сторон стены. Наткнулась на пластину фильтра, раскорячившуюся поперёк короба, долго расшатывала её лапами. Снова ползла.

От страха за хозяйку она начисто забыла о страхе за себя. Кое-как выковыряла ещё один фильтр и почувствовала, что сквозняк стал сильнее. Запахи похитителей, правда, ослабли — в том помещении, куда вёл короб, они не были, — но всё ещё оставались достаточными для ориентирования. И Лайма с утроенным упрямством двинулась дальше, пока, наконец, не наткнулась на решётку вместо фильтра. А за ней, этой решёткой, была свобода.

* * *

Лицо Ады не было работой Штайна и его Дара — это Шпилька поняла сразу. Просто случилось то, что, пусть и нечасто, но случалось — в результате многочисленных перезагрузок московского кластера иммунными оказались две копии Анны из разных миров мультиверсума. Одна стала Адой, вторая — острой на язык Шпилькой.

Первая превратилась в легенду, которая помогала выжить попавшим в беду рейдерам. Вторая сошлась со стронгами и до недавних событий не прятала своё лицо.

Но тот факт, что первая оказалась килдингом, вторую поверг в шоковое состояние.

Сама Ада данный факт своей биографии пояснила просто:

— Стикс — это система, основанная на балансе. Рейдеры, муры, внешники, килдинги, заражённые — все мы её составляющие. Как винтики в большом механизме. Сломаешь, уничтожишь один из них — и система выйдет из баланса. Поверь, плохо в таком случае будет всем.

Шпилька, само собой, тут же потребовала объяснений, но «старшая сестра» лишь загадочно улыбнулась и сказала, что рано или поздно «младшая» сама всё поймёт.