С трех языков. Стихи

Звездное тело

Думая о тебе, понимаю: ты дума, которую даже думать не смею, ты саднящая боль, хочешь того или нет, ты обращаешь мой взгляд к светящейся точке. Ты обрывок воспоминанья потерянный, мой невыцветающий сон без снов и воспоминаний, дверь, которая закрывает и открывает вид на бурную реку. Ты содержанье, не укладывающееся в слове, и при этом ты в каждом слове отзываешься эхом-вздохом. Ты мой шелест листьев, мои весны, голос, зовущий из незнакомого места, которое знаю и узнаю, иначе и быть не может, ты мой волчий вой на луну, голос оленя, смертельно раненного. Ты мое звездное тело.

Правила поведения в приморском лагере

Запомните: два коротких свистка. По этому сигналу (смотрите не прозевайте) начинаем петь. Сразу в полный голос, громко, пусть слышат все, как вы поете. Один короткий свисток — и замолчали. Купаемся тоже по часам и по сигналу. Все сразу, с криками «ура», бегом в воду, и не вздумайте жаловаться, что она холодная. В лагерь вы приехали, чтобы отдохнуть и окрепнуть, а морская вода, как известно, богата йодом. Если ночью вас вдруг будет тошнить, пеняйте на себя, если вас вырвет в палате или над раковиной и вы ее засорите. Понятно?

* * *

Падре Романо не скрывает, что недоволен вами. Всеми без исключенья. Вы пили с девчонками, обжимались, сквернословили, гоготали. Он запрется у себя в комнате и будет молиться, без еды, пока не придете и не покаетесь. Стыдитесь.

* * *

Так мы ездили на море, но моря не было. Это похоже на бред. Но нет, это правда. А когда оно было, оно пахло морем, того же цвета, что небо. Это была ностальгия, что б она ни означала. Что-то, чему не сулило конца загадочное начало. Запретная любовь. Буря вдали от причала.

Что говорят и не говорят глаза

Что говорят глаза что могут сказать вещи которые никакими словами не выразить свет воздуха и воды ветер гуляющий в низинах и на равнинах размах времен то за чем не угнаться и что вызывает толчки крови крик крови смутное будущее уверенность и смерть земной оболочки то что вспыхивает и сжигает дотла то что сверкает: это вещи которые глаза говорят и не говорят и множество разных других вещей немые молитвы твари которые плавают либо летают ласки поцелуи вертикальные озера водопады рудники.

Альберто Несси

Альберто Несси [Alberto Nessi, p. 1940] — поэт и прозаик. Пишет по-итальянски. Родился в Мендризио (кантон Тичино), вырос в пограничном с Италией городе Кьяссо, где, с перерывом на учебу во Фрибурском университете, преподавал до выхода на пенсию итальянскую литературу в средних учебных заведениях. Автор поэтических сборников «Будние дни» [«Igiomiferiali», 1969], «На обочине» [«Ai margini», 1975], «Цвет мальвы» [«II colore della malva», 1992], «Ирис лиловый» [«Iris viola», 2004], «Похититель мелочей. Избранные стихотворения (1969–2009)» [«Ladro di minuzie. Poesie scelte (1969–2009»), 2010] и других. Первую книгу прозы — сборник рассказов «Безумная земля» [«Terra matta»] — опубликовал в 1984 году. В активе Несси-прозаика еще один сборник рассказов — «Цветы тени» [«Fiori d’ombra», 1997] и романы «Все выходят» [«Tutti discendono», 1984], «Лирика» [La lirica, 1998], «На следующей неделе, возможно» [«La prossima settimana, forse», 2008].

Поэзия Несси открыта будничному миру, миру простых вещей и простых людей, о чем говорят названия его первых книг, «Будние дни» и «На обочине», — недаром в одном из интервью, вспоминая отроческие годы, поэт признается: «Мы читали Пратолини, Павезе, Пазолини. Я хотел быть неореалистом». И дальше, в том же интервью: «Жизнь накладывает отпечаток на людей. Я глубоко убежден, что я такой же, как человек, идущий по улице… Для меня литература — все равно что рукопожатие». О героях своих стихотворений и с самими их героями Несси говорит на их языке — простом, без малейшего признака высокопарности, равносильной, в его представлении, ложному пониманию поэтичности. В основе его образов — все то, что составляет повседневную жизнь человека, живущего или случайно оказавшегося рядом: насущный хлеб, орудия труда, отношение к ближнему, к природе. Несси тесно в четырех стенах, для него важно встречаться с читателями, участвовать в поэтических фестивалях, открывать для себя новые «площадки», одной из которых осенью 2010 года стала для поэта Москва, где он с успехом два вечера подряд читал свои стихи перед благодарной аудиторией.

В переводе на русский отдельные стихотворения Несси печатались в «Иностранной литературе» [1998, № 9 и 2002, № 9] и вошли в книгу «Итальянская поэзия в переводах Евгения Солоновича» [М.; Радуга, 2000].

Перевод публикуемых стихотворений выполнен по изданию «Похититель мелочей» [«Ladro di minuzie». Bellinzona: Casagrande, 2010].

Стихотворения «Берн, автобусная остановка, вторая половина дня», «Воскресное утро» и «Ночной дождь» получены переводчиком от автора в рукописи. Редакция благодарит Альберто Несси за любезно предоставленное право безвозмездной их публикации на страницах журнала.

Усопшие

Странные эти усопшие, смотрят на нас из ниш с виноватым видом. Увидимся позже, говорят. Этот — улыбчивый, в галстуке-бабочке, в котором ходил на концерты; тот сбил во хмелю парнишку и сам разбился; выцветшая женщина, умершая в двадцать девятом, мне бы понравилась в этом платье с вышитыми листьями вроде листьев платана, покидающих ветку, чтобы нарисовать восьмерку в утреннем воздухе. Ну а ты неуверенно смотришь на меня, ты, с ямочкой на подбородке, сомневаясь, что жил на свете. Вылитый я.

На границе

Что ты укажешь в таможенной декларации? Фартук в белую и синюю клетку Ножной «Зингер» на котором ты шила обручальное кольцо которое не снимается с пальца чайный сервиз с дамами в кимоно за стеклянной дверцей буфета? Или жестяную коробку со шприцем без которого ты не могла бы делать уколы соседям ходики с гудящими в лад золотыми пчелами времени? Неужели придется оставить таможенникам в их беспощадных и жалостливых руках и шерстяную шаль сидя в которой подолгу ты перебирала печальные тайны когда к этому располагала пасмурная погода?

Январская ода

1. светлым глазам затемненного таксомотора который ноябрьской ночью отвозил мою мать когда у нее начали отходить воды детской коляске зеленого цвета которая до меня возила полную вшей одежду эмигрантов нелегалу которого чуть не загрызла овчарка в кобольдовом лесу куда я ходил школьником в подаренном пальто преследуемый блюзом рассвету над парижанкой приносящему мне твои безвременники, Аполлинер, и обнажающему боль несчастных в любви [5] на путях сортировочной горки чудесной тайне вербаскума пробивающегося на станционном бестравьи под бряканье бдительных молотков для простукивания колес беспокойным асфальтовым воробьям товарищам наших дурачеств и свидетелям наших чудачеств спокойным чайкам на перилах балконов туннелям куда возвращаются с платформы экспедиторы чтобы вдохнуть немного тумана переправленные любезным Хароном с асфодилонского луга мечтам о скитаниях в товарных вагонах бледно-зеленого цвета в июльские дни когда мираж трепещет над шпалами лохмотьям истории поступающим на фабрику по переработке макулатуры и оставляющим горький запах бумаги в бумагорезке забвенья 2. плодородному пеплу оседающему на глазах стоит нам вспомнить хромую женщину на велосипеде и мальчонку что плакал в сквере работницам табачной фабрики вышедшим на демонстрацию и в первую очередь Марианне бившей себя по ягодицам перед носом хозяина моей тете в шелковой блузке сшитой из американского парашюта которая поднимая глаза от «Зингера» видела свет за холмом жителям Кьяссо пришедшим на помощь Гарибальди в битве при Сан-Фермо с торбами хлеба и фуража через пограничные лощины светлым асфальтам этого с латинским когда-то названием города где покоится наша дудочка вечных лозоходцев в поисках любви милосердным грудям подавальщицы из буфета богини ночной смены из-за которой сходили с рельсов вагоны огню иллюзий зажженному парнями что все еще играют Perdido в лесочке куда залетают среброгласые соловьи расцветая в тени грудам металлолома под белым криком акации покрывающей женщин таящих весенние гроздья веселья морозному январскому дню на горе святого где я собираю обломки снов возвращающих ушедших друзей и женщин которых я мог бы любить 3. своевольной будлее ищущей свет на ничейной земле и дарящей бабочку пропавшему без вести что сидит как ни в чем не бывало на тротуаре белым воротничкам и платанам на улице Команчини в ожидании итога пари на стакан вина с человеком выскочившим на футбольное поле красному знамени моего отца которому не удалось перейти границу когда его выследили черные псы ядовитой ненависти рассвету зарянки блинкующей за придушенным скрипом вагонов катящихся в тумане навстречу тупиковому упору Фалоппии-Ахерону под асфальтом уносящему прачек и закаты и кровь скотобойни и нашу струистую отроческую мочу заброшенному двору «Художественной фотографии Данте Брунеля» где черную свастику зачеркнул белый цветок летящего ангела старой женщине у которой при переезде в дом на виа Соаве чудом открылся третий глаз видящий невидимое другим девушке бросившейся чтобы забыть под поезд и одинокой забывшей выключить газ так что лицо в ожогах всем им а также тем кого я забыл назвать тем которые забывают тем кто не говорит обо мне тем о ком я не говорю тем и другим я посвящаю эту январскую оду.

5

Парижанка — согласно толковым словарям итальянского языка, седло или сортировочная горка на товарных станциях. «Этот странный топоним вызывает в моем воображении известное стихотворение Аполлинера о безвременнике, которое я очень люблю». (Из объяснения автора в письме переводчику.) «Боль несчастных в любви», по-видимому, ассоциируется у Несси со стихотворением Аполлинера «Песня несчастного в любви». (Прим. перев.).

Берн, автобусная остановка, вторая половина дня

В ожиданьи двенадцатого номера сижу на скамейке и как может показаться не обращаю внимания на на то что происходит вокруг на женщину косящую на оба глаза на мужчину в инвалидной коляске на хорошенькую велосипедистку что в мою сторону даже не посмотрела на первые осенние краски на прохожих думающих на ходу кто о чем на святого воина стража фонтана грозящего мне своим мечом.