S.W.A.L.K.E.R. Байки из бункера (сборник)
Шрифт:
– Висит, слушай, – пропыхтел за спиной Михалыч. – Может, сползаем? У него с утра полкисета оставалось. Чего добру пропадать…
– Ага. А если снайпер там все еще сидит? Он на Григоряне как раз пристрелялся.
Михалыч поскреб в затылке.
– А че ему сидеть? Тем более ночью.
– Луна.
– Вижу, что луна.
Не сказав больше ни слова, Михалыч спрыгнул в неглубокий окоп, перевалился через земляную насыпь на той стороне и шустро пополз по полю. Озон вздохнул, тихо ругнулся и двинул за ним.
Ползти было неудобно – мешала винтовка. Ее Озон повсюду таскал с собой, как и прописано в уставе. Срочника от
В нос ткнулся жесткий пучок травы, и Озон, вполголоса выругавшись, поднял голову. И замер. Тело на проволоке шевелилось. Оно тянулось так, как не тянутся люди, ни живые, ни, тем более, мертвые, и сейчас еще больше напоминало паука. Паук опутывал паутиной муху… муха отчаянно билась, звеня колючкой. «Какой паук, какая муха?» – ужаснулся солдат. Напрочь позабыв о снайпере, он вскочил и ринулся на помощь Михалычу. Тот уже еле подергивался, глухо сипел и булькал горлом, а страшная тварь в паутине что-то с ним делала… что делает с мухой паук? Сосет кровь? А есть ли у мух кровь? Озон сдернул с плеча винтовку и ударил прикладом то страшное, черное, красноглазое, что убивало товарища. Чудище взвыло, сорвалось с проволоки и длинными прыжками скрылось во мраке. Михалыч безжизненно обвис на шипах.
– Батя! Батя!
Озон тряхнул старшего. Пальцы наткнулись на ткань шинели, мокрую и неприятно липкую. Луна вырвалась из-за тучи. Розоватый свет выдернул из темноты бледное лицо и черные провалы глаз. Взгляд Михалыча рыскал еще пару секунд, пока не сфокусировался на спасителе.
– Ду-урак, – тихо прохрипел контрактник. – Дурак я… ночь их время.
– Чье? Что это было?
– Ты меня убей, – тихо и уверенно попросил старый солдат. – Что стоишь? Тесак возьми… тесак у меня там…
Озон отступил на пару шагов. Ему было страшно, как никогда в жизни.
– Убей, – хрипел Михалыч. – Не можешь ножом, так стреляй. Дуло в рот, и стреляй.
Озон снова попятился.
– Зёмка…
Черная рука, неестественно длинная – или показалось с перепугу, – тянулась к винтовке. Кто теперь тут паук и кто муха?
– Обращусь же, – всхлипнул Михалыч. – Зёмка… давай я сам.
Озон развернулся и что было духу припустил к окопам.
Пробежал всего пару шагов и остановился. Сделалось нестерпимо стыдно. Развернулся, готовый встретить лицом к лицу что угодно – хоть окончательно спятившего Михалыча, хоть орду кровососов… но на проволоке уже никого не было. Только черные ряды колючки в полотнищах лунного света и далекие голоса за спиной, у батальонных костров.
– Та-ак, – тихо и раздельно проговорил Вереснев.
Озона трясло. Лейтенант, стоявший у медпалатки, покачал головой и молча протянул ему фляжку. Во фляжке плеснуло. Рядовой запрокинул голову и жадно глотнул. Горло обжег коньяк. В голове, как всегда, всплыла дурацкая, ненужная мысль: «А коньяк-то старлей заначил». Озон сделал еще глоток, и лейтенант так же молча вытащил фляжку из его трясущихся пальцев.
В палатке дремала медсестра Марфа Павловна. Мужа ее отозвали в полк – что-то там полкану нездоровилось, а их медик только вчера подорвался на мине. Медсестра дала Озону понюхать нашатыря и, ласково погладив по лбу, потащила за руку в надышанное тепло, но тут пришел Вереснев и отослал бабу.
–
Значит, ты видел, как убитый рядовой Григорян ожил…Озон, после нашатыря и коньяка малость пришедший в себя, мотнул головой.
– Этого я не говорил. Я вообще то… то, что на проволоке висело, не разглядел. И оно на человека даже похоже не было… смылось на четвереньках.
– Укусив предварительно Михалыча?
Озон кивнул.
– А ты, значит, оставил его там кровью истекать?
– Я…
Он хотел возразить, но возражений не нашлось. Так, в принципе, и получалось. Неизвестный… зверь?.. ранил его товарища, а он этого товарища бросил.
– Волки на горло кидаются, – неуверенно выдавил Озон. – Но здесь же нет волков.
– Много ты знаешь, что тут есть, а чего нет.
– И кровососы?
– Что кровососы? Какие еще, нахрен, кровососы! – заорал старлей. – Молчать!
Из палатки высунулась испуганная Марфенька.
– Петренко, Синцов! – продолжал разоряться комбат.
Ефрейтор Петренко и рядовой Синцов выросли у палатки, будто два молодца из ларца.
– На гауптвахту его! И охранять, чтоб не сбежал! Синцов, останешься в карауле, Петренко, отведешь этого…
«Этого» старлей произнес так, словно других слов для Озона у него не нашлось.
– …и бегом сюда. Соберешь поисковую группу.
Синцов вытянулся во фрунт и вскинул руку к фуражке, а ефрейтор замялся.
– Господин старший лейтенант… А если Михалыч просто дезертировал?
– Дезертировал? – Вереснев вылупился на Петренко. – Куда он мог дезертировать?
– Ну, в смысле, к противнику перебежал…
Старлей сплюнул и, развернувшись на каблуках, зашагал к ближайшему костру. Через плечо бросил:
– Выполнять приказ. И не трепитесь. Услышу разговорчики про кровососов – будете объясняться с особым отделом. Там очень любят провокаторов.
Петренко отдал честь в спину командира, а потом, приняв у арестованного винтовку, буркнул:
– Пошли.
Медсестричка проводила бойцов затуманенным взглядом.
На губе – развалюхе в чистом поле рядом с батальонной кухней, больше всего смахивающей на нужник и оставшейся здесь с прошлой операции, когда начисто сожгли всю деревню, кроме этого сарая, – уже сидел Бек. Бек везде умел устраиваться с удобством. Вот и теперь навалил в угол каких-то тряпок и вольготно на них раскинулся. Когда в сарай впихнули Озона, Бек дернулся и проорал: «Сатрапы! Царские наймиты! Нет на вас большевицкого крепкого кулака!» Бек на своем Марсе вылетел со второго курса истфака и в истории рубил неплохо.
Разглядев при неверном свете луны Озона, марсианин расплылся в ухмылке.
– Ой, ну надо же! Образцовый боец и отличник строевой подготовки получил дисциплинарное взыскание.
Вскочив с груды тряпья, он отвесил товарищу по несчастью шутовской поклон. Выпрямившись, деловито поинтересовался:
– За что замели?
– Коньяк у старлея попер, – мрачно отозвался Озон и сел в противоположном углу, подальше от шутника.
Говорить ему ни с кем не хотелось, а тем более с Беком.
– Гы! Лучше б ты попер его альбомчик с обнаженкой. Было бы чем заняться.
Про альбом Вереснева с черно-белыми фотографиями голых див в батальоне ходили слухи, хотя своими глазами никто порнографических снимков не видел. Кроме, может, самого старлея.
– Тебе неймется – ты и занимайся.
– Рука бойца качать устала, – капризно сообщил Бек. – И вообще – хочется разнообразия. А то все воображаю Машку с третьего курса. Так она мне, курва, и не дала.
– Пошел ты…