Сад для вороны

— Я тебя разыграла, — раз Ке не одергивает, продолжаю пороть отсебятину, а заодно ловлю взгляд звездочки. — Не сердись, сестра Юй.

И гляжу на нее так тепло, как мои замечательные глядят на меня, их сокровище. И немножко озорства добавляю, как при наших шкодах с честным братом Чжуном.

Есть! Лед тронулся, звездочка блеснула откликом. Доигрываем эпизод.

— Снято. Заново. Теперь без реплик.

Да что ж ты за сухарь такой вредный! Ладно, один раз расшевелили, дальше дело легче пойдет. На старые дрожжи, как говорится.

Мы держимся за руки, улыбаемся и идем вдоль берега водоема. Я сияю, что то солнышко, отогревая своим теплом маленькую принцессу. И та улыбается в ответ.

— Снято. Закончили!

Фу-уф! Спасибо, а то еще б пара дублей — и я бы как ханьфу была. Его основной цвет — морозное небо.

— Ты молодец, Сюли, — хвалю сердечно.

Она ведь справилась, сумела побороть неприязнь. А это не так-то просто даже взрослому актеру. Что говорить о ребенке?

— Знаю, — задирает нос «сестра Юй».

Ладно, я тебе в натуральные подруженьки и не напрашивалась.

После обеда мы снимаем взаимодействие с учителем Фу. Он же — отец Шуан и «великий наставник» при императорском дворе. И вовсе он не «фу», а по-настоящему верный и преданный чиновник. И будет им до шалости одного из принцев. Интрига, подстава, результат — травма наследного принца.

Честный и мудрый чиновник возьмет удар на себя. Заявит: «Это я плохо воспитал принца. Накажите меня». И — воспоследует. Лишение звания, титула. Немилость. Бывшего уже наставника с женой и дочерью отошлют в глубинку. Размышлять над своими ошибками.

Но это потом. А пока — мы с Сюли внимаем мудрым изречениям наставника. Это уже становится традицией — исполнять роль дочки Лянь Дэшэна.

Зрители горячо приняли наше короткое взаимодействие в «Деле о фарфоровой кукле». И многие в отзывах выражали сожаление, что «тема слабо раскрыта». Знали бы они, что изначальный сценарий и такого-то объема не предполагал… Ладно, не суть. Другая киностудия, иная история. Мы в ней с маститым артистом — наверстываем упущенное.

И я этому рада.

— Прекрасная работа, — господин Лянь, похоже, тоже рад. — Старик Ке велел тебя не перехваливать. Но честность — прежде старой дружбы.

«Сухарь мне друг, но истина дороже», — дополнила я мысленно почти как Платон.

— Спасибо, — скромно и вежливо ответила вслух.

— Талантливый актер — человек с тысячей лиц, — продолжил Лянь Дэшэн. — Многим это не дано. Нет ничего проще, чем застрять в одном образе, который однажды полюбился зрителям. И всю жизнь играть в одном амплуа. Только те, кто по-настоящему одарен, сделают каждый новый образ — своим. Понимаешь?

Кивнула: когда умных мужчин «пробивает» на серьезные размышления, лучше не сбивать их с мысли. Проверено опытом прошлой жизни.

— Хорошо. Боялся, что говорю слишком сложно. Ты — настоящий талант, Мэйли. Я верю, что ты будешь сиять. В каждом из тысячи перевоплощений.

[1] ????(кит). [yun zhong bai he] — Белый журавль, летящий среди облаков.

Глава 13

Я так внимательно смотрела на мэтра, что не приметила, когда к нам подошла поближе еще одна слушательница. Уши греть, не иначе. Может, ее из звездочки в зайку переименовать? Тоже милая…

Хотя, пожалуй, не стоит. Эта зая, помяните мое слово, лет через несколько такие зубки отрастит, что не только морковку ими сможет перекусывать. Но и чьи-то шеи (фигурально выражаясь).

Вообще-то в перерывах моя «подруженька» обихаживалась верной тенью. Если время позволяло, то ей и стульчик приносили складной, и в одеяла укутывали. И поили, само собой, тепленьким.

Чу тоже рвалась организовать мне сервис. Я согласилась только на питье. В прохладном павильоне лучше двигаться, чем сидеть, укутавшись. Холодок ощутимый: сквозь щели сквозит, пол тоже холодный. Обогреватели не особо справляются, а центральное отопление в псевдо-исторические помещения не завезли.

Не удивлюсь, если на записи будет виден пар изо рта и из носа. Да, внутри теплее, чем снаружи, но всё равно дубак. Не повезло: зима для этой местности выдалась холодная.

«Ха!» — скажет здесь какой-нибудь сибиряк. И будет прав. Так-то это и не зима для северян, но то — в теплой зимней одежде. Не в шелковом ханьфу.

Да, ухаживает сегодня за мной одна Чу. Мамочку мы оставили в номере: ей нездоровится. Две смены климата подряд или банальная простуда подкосили мою замечательную, пока не ясно. Но утром были жар и слабость. Ей явно стоит отлежаться. Хотя бы денек (еле уговорили).

И вот, возвращаясь к нашим зайцам-кроликам… тьфу, к звездочке-Сюли. Краем глаза я ее заметила. Картина маслом: одеяло сброшено на стульчик, Ян с протянутой рукой (в руке — термос с узким носиком). Ее подопечная с отставленной назад рукой (жест: стоп) тянется всей собой (нос и левое ухо — вперед) в ту сторону, где мы с Лянь Дэшэном обсуждаем мое светлое будущее.

Она стоит сбоку от ширмы (правильнее сказать — экран «пинфэн»). И красивое — изображения на них наносились искусные — и от сквозняка защита. Современные пользователи от киностудии добавили еще функцию: разместили за ширмой пару обогревателей.

Мы с мэтром отошли за экран, чтобы перемолвиться словечком-другим. Может, Сюли и кажется, что ее с того краю не видно, но это самообман. А Ян я вижу через щель между полотнами. Шелк закреплен в деревянных рамах, те скреплены между собой, но не совсем впритык, есть зазорчики.

— Девочка… Сюли? — с долей сомнения спрашивает господин Лянь. — Хорошо, что и ты здесь. Вы с Мэйли прекрасно смотритесь вместе. Будто и правда сестры, даже немного похожи. Послушай старика: развивай свое мастерство.

Хех. Похвала Шредингера: она как бы есть, но ее как бы и нет. И малышка Лин это тоже чувствует. Тут не нужно быть гением, чтобы понять. Ясно просто на контрасте с тем, что мэтр говорил мне. А она — подслушала.

Звездные бровки складываются домиком, но воспитания Сюли хватает на то, чтобы кивнуть. Развернуться на пяточках и убежать к баранине Ян. А вот морозный взгляд от последней на «киношного папку», когда мы по сигналу режиссера выходим из-за экрана, мне совсем не по нраву. Ну, будем верить, что у Ян рога не выросли, чтобы как-то задеть мэтра.