Сад для вороны

Январь 2001, провинция Гуандун, КНР.

Год белого металлического дракона был полон свершений. Разной направленности… Финал его вышел сумбурным.

Как-то так получилось, что после благополучного разрешения прекрасным (ну… когда отмоют, будет, наверное) мальчиком одной из зрительниц концерт плавно перетек в банкет. Его не в саду проводили, ясное дело.

Садик же от побочных последствий счастливого события требовалось неслабо так прибрать. И я так думала, что мальчика-обезьяну тоже под шумок «приберут», выметут поганой метлой из группы одаренных. Однако Лин Цинцин снизошла до вызова родителей — крайняя мера, как выяснилось.

Долго-долго приятная пара с уставшими лицами просидела в кабинете директора. И их ручной, кхм, обезьян при разговоре тоже присутствовал. Вышел с красными ушами, без единого солнышка, но с сохранением места в группе одаренных.

Валюту с него списали, на последнее место скинули, но санкций, как с Цао Шуфэн, не ввели. Не выдали запрет на начисление. Можно было б возмутиться несправедливостью. Но я решила, что будет лучше с глазу на глаз при возможности с директрисой этот вопрос обсудить. Без лишнего шума.

Подозреваю, что так легко отделался обезьян не только по причине того, что родители в начале учебного года вносили спонсорский взнос. Напомню, что девочка-куница к нам попала по переводу. «За так», в смысле, за успехи в учебе. А акула нехило потрепала леопарда, что похлеще будет, чем деяние докторского сыночка. И там, и там разукрасили кожу, но есть, как говорится, нюанс.

И даже не потому, что за него просили родители. Скорее, дело в том, что госпожа Лин не желала темное пятно на светлое событие бросать.

Да, роды сорвали представление, но мало кто расстроился. Детки, кто постарше, и кто хотел выступить (не потому, что надо, партия и Саншайн зовут на сцену), может и опечалились. Ну и няни, отмывавшие потом концертный зал. Но тем платят зарплату, так что не переломятся.

Родители преисполнились самых добрых чувств, а секретарь министра удостоил госпожу директора рукопожатия. Что-то там было такое сказано (мои предки далековато были и не всё расслышали, а нас уже увели из закулисья) в духе: «Хоть мы не все выступления увидели, этого достаточно. Младшие дети достигли таких успехов под вашим мудрым руководством: что говорить о старших?»

Похвала важного человека имеет солидный вес на моей новой родине. Тогда как активация режима «суровые разборки» могла бы выйти за пределы Саншайн. Тем самым подпортить впечатление представителя партии. Урон лицу и вот это вот всё.

О других последствиях концерта: мы на нем слегка «приподнялись». Это я о солнышках, если что. Всем танцорам накинули по десятке (то есть всем, даже Шуфэн, и ни одна грымза не пикнула). Актерам еще по десяточке, а за главную роль жирафик отхватил двадцать солнышек. Мои заслуги оценили в двадцать пять желтеньких «монеток». И это (плюс все усилия до и после концерта) к завершению первого полугодия вывело одну ворону на восьмую строку в рейтинге.

Не первая с начала, но и не первая с конца. Золотая середина, а еще — в арабских цифрах — очень похоже на песочные часы… Или, если перевернуть, на знак бесконечности. Но в местной традиции восемь — число благоприятное. Так что — с пивом покатит. С чаем, простите.

И вообще — чхать я хотела на рейтинг среди карапузов, когда он противопоставляется здоровью родственников. Это даже сравнивать нельзя.

Лучшее в Солнышке — это каникулы. На Новогодние праздники семья Ли рванула на деревню к дедушке. В большой семейный дом на отшибе цивилизации. Где шум, гам, куча родни и улыбчивых лиц.

Проведать дедулю спешили не только мы. Родители честного брата Чжуна прикатили на этот раз без задержек. Может, это было связано со звонком моего бати бате Чжуна.

В логистической компании, где Ли Танзин трудится, появилась вакансия для водителя большегрузов. А у Ли Ченя есть права нужной категории и стаж: он в порту работает, на извозе. Рыба, морепродукты, контейнеры. Весь пропах специфическим запахом дядюшка Чень. Но зато — и для меня это важнее — он честен, без гнильцы. Много говорили мы дома об этой ветви клана Ли. Отец брательника-подельника — правильный дядька, трудяга, каких мало даже в стране трудоголиков. Вот и сына воспитал дельно.

— Я тебя помню, — с грозным видом сообщаю я братану, когда мы сталкиваемся на пороге семейного дома.

— А ты кто? — вопрошает Ли Чжун.

«Ворона, в смысле, конь в пальто!» — пока я выдумываю вариант перевода, братец начинает ржать.

А я вспоминаю, что этими же словами год назад к нему обращалась. Он тогда еще похвалил мою каллиграфию. И вписался по полной программе в развеселый демонический экшен с участием еще двух наших братьев и сестры Бинбин.

Хохочем уже на два горла, а затем с серьезными лицами пожимаем друг другу руки.

— Рад тебя видеть.

— И я!

— Вот бы вы оба провалились, — гнусавят от входной двери. — В подвал с крысами.

Свекольный хвост в саже прямо-таки сам просится в упаковку с вкусняшками Ли Бинбин. Снова. О крысах она заговорила… Чья бы мышь пищала тут, жалобщица недоделанная!

— Бинбин! — вскрикивает обладательница еще одного противного голоса. — Так нельзя говорить, дочка!

Маманя сияющей жемчужины говорит с укором, глядит — это ухитриться надо! — снизу вверх на нас, мелких. Только вот не верю я ей. И дело тут не в том, что она меня год назад намеревалась ударить. Просто — нет, эта женщина нечестна.

Не очевидно и то, за что она ругается на дочь. Здесь, в южной провинции Гуандун, считается запретной темой говорить в доме о мышах. И о крысах, само собой. Или те придут в дом — их же позвали. Суеверие такое. Вне дома, во дворе, еще допустимо, а в доме — дурная примета.

И как прикажете понимать сей профилактический втык, а?

— Эй! — Чжун тоже, кажется, чует фальшь. — Мэй-Мэй заработала награду! Золотую статуэтку! А ты чего добилась за год, Бинбин?

Мой запальчивый брат бьет козырями. Такое нечем крыть. И это ему еще не все достижения младшей сестры известны.

— Тише все, — выступает вперед создатель жемчужины. — Мы все — Ли. Родные. Родители малышки Мэй, как и мы, внесли вклад в лечение дедушки. И слышать не хочу, что кто-то ругается из-за пустяков.

«Как и мы», — чуть не заставило меня подавиться.

Мы оплатили операцию и период восстановления. А Ли, которые свинину продают, дали денег на транспортировку прадеда в городскую больницу. Не думайте, мне ни юаня не жаль из тех денег. Но уравнивать наш вклад и их? Сомнительно аж до икоты.