Сад искусителя

Глава 6 Сейчас. Шмакодявка

Сложнее всего было привыкнуть к имени.

С телом тоже поначалу пришлось непросто. Не то чтобы оно казалось чужим, скорее, роскошной вещью, купленной за бесценок. Вроде твое — бери и пользуйся, но все равно ждешь, что вернется запыхавшийся продавец, и начнет доказывать, мол, произошла ошибка и все дела, а ты, как назло, воспитанный и жалостливый. Только в ее случае никто так и не явился, даже тот голос, который слышала в день своей смерти. Стоило прийти в себя, как вспомнила: когда ей рассказали об автокатастрофе, это он ревел в голове: «Не нужна! Никому больше не нужна!», пока она в университетском туалете кромсала руки канцелярским ножом, отчетливо понимая, что так сбежать не получится. Жаль, не задумалась, как должно получиться. Тогда ее застукал кто-то противно визжащий, настучал в деканат, располагавшийся на том же этаже, затем скорая, дурка и далее по тексту. Голос потом возвращался, но ни к чему не призывал, скорее комментировал, пока ему не надоело, и он не пропал до дня смерти. В общем, этот выселять бы не стал, как не стал никто другой, и чувство постепенно стихло и исчезло насовсем.

Дальше был период, когда она пыталась просить у андроидов, заменявших здесь медперсонал и прислугу, инсулин и тонометр, но получала подробное объяснение, что теперь здорова, и ей не требуются ни лекарства, ни контроль артериального давления. Однако к хорошему привыкаешь быстро, и раз плохо не становилось, то таблетки с уколами вскоре перестали волновать.

Еще какое-то время она пристально рассматривала тело. Теперь уже ее тело. Гладкие руки без единого шрама и с аккуратными ноготками идеальной формы. Ровные стройные ноги, в которых больше всего радовало не наличие того самого промежутка между ними, которого у нее отродясь не имелось, а здоровые коленки — хоть убегайся по лестнице! Она, кстати, бегала, и ничего не хрустнуло. Только плоский живот без единой растяжки внушал опасение, что снова вырастет, дай только время! Но прежний аппетит не вернулся, и переживания по поводу недолговечности внезапно обретенной стройности поутихли, пусть и не пропали совсем.

В общем, к телу она привыкла, и то ей скорее нравилось, а вот имя… С именем были проблемы. Имя к ней не клеилось. Да, именно к ней. Отражающаяся в зеркале пигалица с красивым чуть ли не до зловещей долины лицом вполне могла оказаться Евой. Или Маргаритой. И даже Фридой. Тело могло, она — нет. Ей «Ева» подошла бы разве что в качестве детского прозвища. Но ведь инициация случилась, и потому требовалось иное. Настоящее. Взрослое. Ее.

Так что сейчас у нее шел период, когда она подолгу стояла у зеркала, примеряя к себе разные имена, и пыталась понять: подходит или нет? Лариса? Екатерина? Может, Настя? Но ей, как киту в модном магазине, ничего не лезло — прикладывай к себе сколько угодно, в примерочной все равно пойдет по швам. Но она находилась в самом начале поиска, потому заранее известный ответ, что не найдет, пока не огорчал. Хм, Лиза?

До плеча дотронулись, привлекая внимание. Рядом стоял Змей. По крайней мере, седовласый мужчина, которому принадлежали особняк и лаборатория, назвался именно так. Наверное, у него имелось иное имя, настоящее, но такое всем и каждому не называлось. Ну, что ж тогда, Змей так Змей. Может, и ей не заморачиваться, а стать какой-нибудь… Пантерой?

И тут же скривилась, настолько ужасно вышло.

— Надеюсь, это не на меня такая реакция, — сказал Змей, не торопясь, впрочем, обижаться.

— Простите. Конечно же, не на вас. Это… Так… Увидела кое-что…

— И на что это такое ты смотрела?

— На пижаму, — ответ пришел быстрее, чем она поняла, что собирается соврать.

Мужчина, окинув ее с головы до ног, задумчиво покивал.

— Про одежду я совсем забыл. Попрошу подобрать что-нибудь для выхода в город — сходите с Адамом по магазинам. И не надо делать такое лицо, он будет паинькой. Я позабочусь.

— Ладно, — вздох подавить не удалось.

Змей улыбнулся. Хорошо так улыбнулся, по-доброму. Но она почувствовала, как много в нем нерасплескавшегося яда, просто бездонная чаша не переполнилась пока еще, так что лучше не злоупотреблять его расположением. А поступила все равно иначе, ведь вопрос давно вертелся на языке:

— Там во дворе — это же сад? Ну, деревья. Они же фруктовые?

До того самого окна она успела добраться и едва не продавила в нем дыру, рассматривая запорошенный снегом двор, утыканный низенькими инистыми деревьями. Да, именно деревьями, кустарники были бы ниже и ветвистее. Кустистее.

— Сад, — он кивнул.

— Яблочный?

— А чем плох гранат?

Она пожала плечами:

— Снег.

— Точно, — Змей снова улыбнулся. — Для граната, инжира и банана слишком холодно. Хотя для винограда тоже не подходящий климат.

— Банана?

— Была и такая версия.

Она заморгала, осознавая, как мало знает. Змей приобнял ее за плечи.

— У меня есть отличная книга по этому вопросу, — сказал он. — И не одна. Хочешь, одолжу почитать?

Мотнула головой, осознавая, что запретный плод здесь вообще ни при чем, как бы не хотелось натянуть сову на глобус, благо все так удачно складывалось: Адам, Ева, Змей. Оставалось лишь добавить яблоко!.. А там, оказывается, и не факт, что оно самое было.

— А сад?

— Вишневый.

— Почему?

— Люблю, когда цветет по весне. Отсюда, собственно, и выбор места — без зимы ничего бы не случилось. Ева, милая, ты воспринимаешь метафору слишком буквально. Надо пытаться понять, разобраться, вычленить суть.

Ну да, ну да — совы не то, чем кажутся, а Адам — белый и пушистый мальчик-зайчик, ведь это не он ее убил, а оторвавшийся тромб, который она сама заботливо вырастила на холестериновой бляшке, потому что жрала как не в себя и сидела на попе ровно. Знаем. Проходили. Но это не умоляло желания пнуть мелкого говнюка по яйцам, а потом стоять и смотреть, как он корчится от боли. Будет плохо корчиться — ударить еще раз. Жалко только он выше и сильнее ее, к тому же каким-то странным кунг-фу владеет.

Внезапно накрыло пониманием, что первую фразу она никогда не слышала, а про кунг-фу смотрела только мультик с пандой, само же слово ни разу не использовав в повседневной жизни. И уж точно никогда не была такой жестокой, как сейчас в мыслях. Ну, или почти никогда.

— А можно еще один вопрос?

— Конечно, — то ли у Змея было превосходное настроение, то ли она его так веселила, что он не переставал улыбаться.

«Скольких Адам убил, чтобы вы смогли слепить меня?»

— Почему «Ева»?

— Ты сама выбрала это имя.

— Сама?

Он задумался, выдержав почти мхатовскую паузу, потом кивнул, больше собственным воспоминаниям, чем ей.

— Сказала, где-то услышала, и оно тебе понравилось.

Прелесть какая! Получается, либо у нее снова провалы в памяти, либо… что?

— То есть было другое? Настоящее?

Серые глаза засияли чем-то непонятным, чему у нее не находилось названия, даже с предполагаемыми «подселенцами». И от этого сияния стало не по себе. Захотелось скинуть руку Змея с плеча и… Сбежать? Да, наверное, сбежать. Знать бы еще, как это правильно делается.

— Было, — заметив ее замешательство, коротко ответил Змей, и Ева поняла, что он ничего больше не скажет. — Сегодня, пожалуй, отдохни. Адама я пришлю завтра днем.

Весь остаток дня она провела, пытаясь выяснить, что же еще в ней изменилось помимо внешности. Проблема с именем подождет — не критично. Побудет пока Евой. В конце концов, не самое плохое имя из возможных. Правда, неплохое, несмотря на Адама, Змея и недостающие яблони. Ерунда. А вот подселенцы… Так ведь и до шизофрении недалеко! Нет, голос не в счет — это свое родное. Но сколько бы ни пыталась, ничего не смогла отыскать. То ли фраза про сов и кунг-фу была единственной, то ли для проявления левых сущностей требовалось говорить с кем-то другим, например, со Змеем.