Сад Лиоты
Шрифт:
Она предположила, что Эйлинора будет придерживаться собственного мнения. Будет цепляться за старое, рваное, но такое привычное лоскутное одеяло, сшитое из воображаемых переживаний. Обрывки разговоров, недомолвки, намеки — словом, лоскутки правды, но никоим образом не вся правда целиком.
Отступи, Эйлинора, отступи на шаг и посмотри со стороны.
Перевязав стопки писем ленточками, Лиота собрала их все вместе и принялась выкладывать остальные веши из последней коробки. Какие еще богатства хранятся
Почти на самом дне коробки она нашла три белых носовых платка, завернутых в салфетки. Один из них по краям обшит кружевом, другой — ажурный — целиком сплетен из тончайшей нити, на третьем красовались изумительно вышитые чудные незабудки. Работа ее матери. Тончайшая. Ей ни разу не хватило духу воспользоваться ими, сама эта мысль казалась ей кощунственной. Лиота брала каждый платок в руки и, восхищаясь им, думала об Энни. Как творческий человек, ее внучка непременно оценит мастера, потратившего на свою работу время и силы. Будет справедливо, если она станет обладательницей этих прекрасных вещей.
На самом дне лежали две стопки одежды. В одной из них были сложены вещи маленького Джорджа: пара поношенных джинсовых штанишек, протертых до дыр на коленках; рубашка с зелеными, красными и голубыми полосками; ковбойская шляпа и пара ботинок. В другой — детские вещи Эйлиноры: голубое платьишко со складками и оборочками; отороченный розовыми ленточками корсаж и белый воротничок с цветочным орнаментом, который вышила мама Рейнхардт.
Вместе с платьицем лежала пара белых застиранных кукольно-крошечных туфелек с ремешком для новорожденной малышки.
Лиота положила дорогие, милые сердцу тряпки на колени и заплакала.
6
Лиота подошла к входной двери, глянула в смотровое окошко и видела, что на крыльце стоит Корбан Солсек. Почему он вернулся? Сегодня уже среда? Не может того быть. Энни пообещала, что в следующий раз приедет в понедельник. По вторникам, четвергам и пятницам у нее вечерние занятия в художественной школе.
Она открыла дверь и заметила в руках гостя тетрадь на пружинке.
— Вы пришли на несколько дней раньше, если я не ошибаюсь?
— Я хотел бы поговорить с вами, миссис Рейнхардт. Если, конечно, у вас найдется немного времени.
— Думаю, найдется пара свободных минут. — Лиота открыла дверь пошире. — Ну, что же вы, заходите, — добавила она, заметив его нерешительность. Взглянув на его плотно сжатые, сложенные в тонкую нить губы, она поняла, насколько важен для него этот визит и как многого он ожидает. Однако не похоже, что он нервничает, скорее, досадует на что-то, сердится. Сбросил бы с себя эту ношу или что там у него.
Возможно, он собирается сообщить ей, что она старая и бесполезная клюшка и что
у него нет времени на ее зряшные дела. Жаль. Мог бы многому научиться у нее, если б захотел. Хотя, следует признать, и она могла бы извлечь какую-нибудь пользу из общения с ним, если бы, конечно, ее не раздражало напускное всезнайство несносного юнца. Каждый раз, глядя на высокомерное выражение его лица, ей неудержимо хотелось надрать ему уши.— Можем мы присесть? — спросил он, остановившись в гостиной.
Очевидно, что бы там ни было в его голове, за две-три минуты выяснить это не удастся.
— Уж не собираетесь ли вы записывать, молодой человек?
— Если вы не возражаете.
— А что если я скажу, что возражаю?
Желваки на его скулах задвигались.
— Тогда не буду записывать.
— Нет. Сдается мне, что вы подождете, пока доберетесь до дома или где вы там обретаетесь, и затем все запишете, причем так, как вам покажется наиболее выгодным.
— Послушайте, — мрачно заметил он, — вы более чем откровенно дали мне понять, что я вам не нравлюсь. И я никак не могу взять в толк почему.
— Правда? Тогда небольшая подсказка. У вас манеры, как у напыщенного индюка.
Корбан оторопел и уставился на нее, приоткрыв рот.
— Я бы не присудил вамзвание мисс Хорошие Манеры.
Лиота рассмеялась. Она закрыла входную дверь, взглянула на него еще раз и снова усмехнулась.
— Что тут смешного?
Бедный мальчик разве что не зарычал. Лиоте стало очень смешно. Она с трудом дошла до кресла и, усевшись, вытерла выступившие слезы одноразовым бумажным платком.
— Так, ладно, не могу не отметить, что впервые с тех пор, как ваша тень замаячила на моем пороге, вы высказались искренне.
Корбан обескураженно смотрел на хозяйку дома, не зная толком, как отреагировать на ее слова.
— По крайней мере, уж то неплохо, что вас можно вогнать в краску, — безапелляционно заключила она.
Он покачал головой и присел на краешек дивана.
— Может, будет лучше, если я немного расскажу о себе?
— Лучше, если вы сразу объясните, чего хотите.
Странно, с чего он вдруг забеспокоился? Он просто помогал старой женщине, разве не так? Лиота обратила свой спокойный взгляд прямо на Корбана, и молодому человеку показалось, будто она видит его насквозь, как никто другой, видит что-то такое, о чем он сам не подозревал.
— Говорите по существу, мистер Солсек.
— Я студент университета в Беркли. И сейчас пишу курсовую работу по социологии, тезисы которой мне нужно подтвердить социологическим портретом, который я должен составить.
— Только одним?
Он кивнул:
— Профессор поставил это условие как обязательное.
— Какова же тема вашей работы?
— Я разработал программу социальной помощи пожилым людям, численность которых возросла в нашей стране.
— Может быть, это программа их уничтожения?