Сад неведения
Шрифт:
Бакы следил за ним. Дядя прошел по лакричному полю и дошел до тех камышей, где имели неосторожность крикнуть фазаны.
Рыба не клевала, поплавки лежали в тихой заводи без движения. Солнце перевалило далеко за полдень. Тишина стояла невыносимая. Скоро он услышал стук и подумал, что сердце его так бьется. Но звук усиливался и становился похожим на работу мотора. Где-то через час он увидел на большой реке старый пароход, который, пыхтя, тащил за собой длинную баржу, груженную кипами хлопка. Кипы были туго перетянуты ржавой проволокой.
Когда баржа превратилась в черную точку, на реке снова воцарилась тишина. Всякие
Захотелось пить. Подошел к берегу и поскользнулся, но выкарабкался, держась за непрочный корень, с полным башмаком воды.
Прошел еще час. Но дяди не было. Может, заблудился? Или увлекся и ушел далеко, забыл про него? Может, он снова хочет его испытать?
Му-у-у!!!
Из камышей высунулась голова с рогами. Неясное существо добрыми глазами глядело на него и мычало. Привычное домашнее животное! Обрадованный, мгновенно утратив страх, он подбежал к нему и взял за хвост. И корова пошла, наверное, думая, что машет хвостом, а хвост-то был зажат в цепких его руках! Чуть дальше оказались другие коровы, поджидавшие спутницу. Эти коровы сами паслись здесь и к вечеру возвращались домой. Тугие вымена висели, полные вкусного молока. Коровы бежали, попеременно мыча, торопясь быстрее оказаться под руками хозяек, которые освободят их от ноши.
Не прошло и часа, как Бакы увидел крепость, а потом и дома вокруг нее. Коровы нашли дорогу и привели его домой.
Застрелив двух фазанов, Пузанчик наконец вспомнил о племяннике и хотел было повернуть назад, но там дальше в тамарисковой роще раздались крики других фазанов, тоже самки и самца. Пусть учится перебарывать страх, это ему на пользу пойдет, решил он о племяннике и двинулся на крик новых фазанов. Но фазанов там не оказалось. Охотничья страсть уводила его все дальше и дальше. А там и солнце опустилось над рекой огромным румяным чуреком. Почувствовав голод, он поспешил обратно. Недоеденный чурек, куски сахара, чайник — все лежало на месте. Рядом валялись пиалы с черными от ила донышками. Бамбуковые удочки были воткнуты в глиняную мякоть берега. Только Бакы не было.
Пузанчик метался по берегу, окликал его, но ни слуху ни духу.
А Бакы тем временем сидел за ужином, мама плов приготовила. После ужина собирался погулять на улице.
Дядя заметил следы. Следы вели к воде и скользнули вниз. Обратных следов не было, почему — и для Бакы осталось загадкой. Пузанчик понял: утонул. Уже мало чего соображая, он кинулся в арну в поисках утопленника. Нырял, тыкал жердью, проверяя арну до реки — не зацепился ли труп за корни? А течение уносило его в большую реку, где начинались водовороты. Едва выбравшись на берег, обессилев до предела, отчаявшись, он опустился на песок, пахнущий коровьими лепешками и мочой, и завыл.
«Будешь воспитывать, будешь! — колотил он себя по башке.— Поплатился? Зачем брал с собой? Собственной глупостью убил!» Но больше его мучило другое, что скажет родителям мальчика, как скажет, с каким лицом им покажется!
Солнце почти нырнуло в реку, только тоненькая румяная горбушка его выглядывала из воды.
Дженгел огласили вечерние звуки.
Был уже поздний час, кругом темно, когда он еле добрался до городка. Окна были освещены тусклым светом.
— Что с тобой? — спросила сестра, увидев
брата, на котором лица не было.— Бакы дома? — спросил он, понимая нелепость своего вопроса.
— Гуляет за домом на пустыре.
Пузанчик направился к пустырю, сердце возвращалось на место.
Бакы играл с собачкой, забыв о впечатлениях дня. И только когда увидел дядю, горячий стыд залил его по уши. Но ненадолго. То что он услышал, будто окатило его студеной водой.
— Что же ты делаешь? Разве можно так? — Пузанчик читал нравоучение.— Мы же с тобой условились! Ты обещал никуда не отлучаться. А сам ушел...
Почему люди тратят столько слов даже тогда, когда молчание может больше сказать?
— Ты понимаешь, каково мне было? Больше я тебя брать на охоту не буду, это последний раз...
Бакы выслушал все и чуть-чуть подождал: может, еще что скажет? Но он больше ничего не сказал, а с очень несчастным видом пошел в дом.
И тогда стало мальчику стыдно.
10. Дерево
Был однажды у него такой сон, который показался ему реальнее, чем сама реальность, осязаемая им изо дня в день. Обычно с пробуждением сны рассеивались и забывались, этот же запомнился.
Видя сон, он думал, что это не сон. Чтобы убедиться в своем предположении, он даже открывал глаза. Но все равно оставался во владениях сна. Потом выяснилось, что он выплывал из внутреннего сна, сна во сне, и попадал снова в сон. В этом убедился, когда окончательно открыл глаза — он лежал в своей комнате, яркие лучи солнца пробивались даже через плотные шторы, со двора доносились голоса сестер и матери.
...Среди бескрайнего простора пустыни в мареве жары возвышалась одинокая скала. На вершине скалы, над пропастью, стоял человек. То ли махал руками, чтобы удержать равновесие, то ли пытался подняться в воздух, воспарить. Бакы был внизу и в отчаянии кричал ему: бегите, вас схватят! Двое, таясь за камнями, приближались к человеку со спины. И вот они схватили его, вырывающегося, скрутили руки и потащили назад.
Когда злодеи увели человека, Бакы вскарабкался на скалу и подошел к краю пропасти. Перед ним открылись безбрежные просторы. На самом краю скалы он увидел небольшой гладкий камень и вдруг понял, что если встанет на него, то получит нечто доселе неиспытанное — благодать. Но со всех сторон дули сквозные ветры, которые могли сбросить его в пропасть. Он почувствовал: этого не случится, если искренне поверит в то, что не сорвется, преодолеет страх. Он сделал шаг в сторону гладкого пятачка. И со всех сторон на разных уровнях дующие ветры, скрестившие свои токи на нем, удержали его в равновесии и внезапно затихли. Его охватил невыразимый восторг. Сердце билось со всей силой — ив самом деле, сквозь сон Бакы это слышал.
Вдруг он оторвался от камня, неописуемое ликование подняло его и понесло ввысь, ввысь. Внизу все тонуло в переливе лазури и пурпура.
Он уже не чувствовал притяжения земли и понял, что оторвался от нее и теперь обозревает небеса. Поток силы понес его в сторону. Он летел в вертикальном положении, как и стоял на скале, со сложенными руками на груди, застывший в полном покое.
Началось снижение. И вот он пролетел над удивительным, безлюдным садом, а потом и мимо деревьев, которых он не видел, но присутствие которых остро ощущал. Это был сад.