Сага о Бриттланде
Шрифт:
– Не спеши, хускарл. Идет старший, он и решит, стоит твой товар хоть одного эйрира.
Из поселка уже спешил хельт, должно быть, тот самый старший. Невысокий, едва ли выше меня, зато широкий и мохнатый. Волосы он по местному обычаю не стриг, бороды не ровнял. Да и шерстью он оброс не только на лице: шея, руки, уши — всё было покрыто густой рыжеватой порослью.
Он даже не взглянул на мальчишек-хускарлов, а с уважением кивнул Альрику:
– Приветствую хирдманов в рунном доме! Недавно в Бритланде? Оно и видно. Пожили бы месяц-другой, тоже бы обстриглись, как овцы по весне. Никак морских
Он легко спрыгнул на корабль, приподнял крышку на одной из бочек, ухмыльнулся.
– Во второй такой же? Эх, аж пахнуло севером! Я тоже оттуда. Сюда перебрался, когда семь зим прожил. Отец перевез.
Снова перескочил на пристань.
– Сигрёд, сын Утлаги.
– Альрик Беззащитный и мои сноульверы.
– Вот что, Альрик. Морские твари у нас редкость. Цену за них тебе наш старший скажет. Хёвдинг. Но бочки надо прямо сейчас тащить. Скоро сдохнут твои твари. Не боись! Плата честная.
Сигрёд свистнул, и из поселка выдвинулись крепкие ребята, все хускарлы. Обвязали наши бочки веревками, ухватились и поволокли к себе. Альрик обернулся.
– Вепрь, Тулле! Со мной.
И отправился к рунному дому вслед за нашими бочками.
Плоский Нос сплюнул и отошел в сторону, но не так далеко, чтоб мы его не слышали.
– Северные… И чего их привечать? Дикари! За пятую руну не заступили, а гонору точно у сторхельтов.
– Сигрёд и сам северный. Потому и привечает.
– Ну, посмотрим, насколько они сильны…
Плоский Нос подошел к Волчаре, я тут же выскочил на причал и преградил ему путь. Нечего всяким стриженным делать на борту нашего корабля.
– Так вот какие они северные, - медленно и гнусаво протянул он.
– Недохускарлы. Только и могут, что всякую дрянь в море ловить.
– Так вот какие они, выходцы рунного дома. Только и могут, что убивать связанных и подраненных тварей, - ответил я.
– Глянь. И впрямь из леса. Дикие, обросшие…
– Не чета местным стриженным овцам.
– А у нас тут знаток овец объявился! Видать, немало пришлось потрудиться, чтоб пятую руну набить. Дней десять рубил. Топором вверх-вниз, вверх-вниз, - и показал, как именно.
– Замаялся, поди.
– Хвала Фомриру, на северных островах и другая живность водится. Есть кому и топором вдарить, и хозяйство пристроить. А у местных сил, я смотрю, только на безрунных бритток и хватает. Хорошую женщину одними рунами не возьмешь.
Плоский Нос разозлился, аж кожа промеж коротких волосенок раскраснелась. Но вдарить он мне не мог. Словесный бой — дело такое: кто первый взбрыкнет, тот и проиграл. Эх, жаль, Хвита нет. Тот одной висой до белого каления довести мог.
– У бритток хоть сиськи нащупать можно. А у северных троллих что спина, что перед — все едино.
– Да нет. Я одну загрыз, так спереди чуток помягче будет, есть куда зубы пристроить.
– Че, правда?
– не выдержал один из приятелей Плоского носа.
– Сверху донизу в троллиной крови искупался. Еле отмылся. До сих пор из волос красноту вычесываю.
– Что ты его слушаешь? Видно же, врет!
Энок, прикрыв глаза, на память прочитал отрывок из первой удачной песни Хвита:
– Злата страж отважный
Зверя резал резво
Каменного
меха,Кровь покрыла очи.
И против этого им нечего было сказать. Никто не складывает стихи о несвершившемся, только о реальном и сделанном, только о том, что видел своими глазами.
– А кто сказал, что эта песнь о тебе? Там названо твое имя? Или имя твоего отца? Кто сложил эти строки?
– Наш брат-ульвер, Хвит Снежный. Он погиб этим летом, но успел сложить немало песен о наших сражениях.
– Да брешут они!
– заорал Плоский Нос.
– Вы гляньте на них! Три руны. Вон там даже двурунный сидит. Как они могли убить тролля?
– Двух троллей, - с усмешкой сказал Эгиль, мягко подпрыгнул и встал возле меня.
– И бились с великаном, - добавил Стейн, неторопливо натягивая тетиву на лук.
– И отстояли сражение с ярлом Хрейном, - сказал Бьярне Левша.
– И укоротили Торкеля Мачту.
– Там чего-то еще было, но я сейчас не вспомню, - ухмыльнулся Сварт и подвернул рукава.
– Так ведь скримслов выловили. И еще ту гадину с щупальцами, - выпалил Видарссон.
– Да, с рунами не всем повезло, - вздохнул Халле.
– Тварей на всех не хватает. А вот болваны никак не закончатся.
Я оглянулся на своих братьев и расхохотался. Вот этим мелкорунным я доверил бы свою жизнь! И уже не раз доверял.
– Может, в кнаттлейк?
– предложил я.
Тут же расчертили границы поля, сделали шалаш из веток, вырезали деревянную чурку и пару бит. Решили играть трое на трое. Жаль, что Альрик забрал Тулле, но и без него мы могли победить, несмотря на рунное превосходство противника. Я, четырехрунный Энок и надежный Сварт против Плоского Носа и его шестирунных приятелей.
Возле шалаша оставил Энока, так как Сварт с оружием не в ладах, а я, как самый высокорунный из нас, пригожусь на поле.
Энок швырнул чурку, и игра началась…
Когда вернулся Альрик, счет был три — один не в нашу пользу, но я знал, что мы можем и выиграть. Да, выглядели мы не очень. У Сварта распухла правая сторона лица, костяшки на пальцах кровоточили, а кожа на груди и животе была распахана глубокими бороздами. Он цеплялся за ноги игроков и не давал им подняться. Энок хромал на левую ногу и с трудом держал биту. Я же все время сплевывал кровь, сочившуюся из разбитой губы, и не мог глубоко вдохнуть: Плоский Нос влетел своей тупой головой прямо в солнечное сплетение.
Но ведь и им досталось изрядно. Их лица были разукрашены не меньше наших.
Да, рунной силы у них было больше, а вот своей — не хватало. Они не привыкли выкладываться без остатка, не привыкли рисковать жизнями. Не махали веслами по полдня, не выслеживали тварей сутками, не защищали заброшенное поместье на забытом богами острове.
Плосконосый рассказал, что тварей в рунном доме убивают не связанными. По сути, как сражение один на один, вот только сражение в удобных для тебя условиях: на ровной открытой площадке да еще и с опытными наставниками рядом, а не по уши в дерьме, не в лесу, где с любого дерева на тебя может напрыгнуть неведомая тварь, не в море и не в болоте. Ульверы же не умели делать что-то наполовину. Если играть в кнаттлейк, то лишь для победы!