Сага о джиннах: Возвращение джинна. Последний джинн. Джинн из прошлого (сборник)

К сожалению, это были артефакты, оставшиеся после войн доразумных систем, войн иксоидов и гиперптеридов.

Первым из них стало кладбище боевых роботов на планете Полюс Недоступности в десяти тысячах световых лет от Солнца, которых с чьей-то лёгкой руки назвали «джиннами».

Антон замолчал.

Слушатель не пошевелился, он думал.

– Почему они воевали, я не знаю, – добавил Антон. – Космос был конфликтен и тогда. Могу предположить, что пересеклись их интересы при стремительной экспансии нашего метагалактического домена. Как известно, Метавселенные гиперптеридов и иксоидов являются соседями нашего Универсума, их «выступы» мы видим как экзотические объекты Великий Океан и Великое Ничто.

– Великая Стена.

– Великая Стена – Метавселенная Червей Угаага. По-видимому, миры иксоидов и гиперптеридов были перенаселены, почему их хозяева и попытались завоевать наш домен. Обе разновидности «доразума» свободно перемещались в пространстве, используя «струнные» технологии. А их потомки Черви Угаага вообще создали в нашем Универсуме сеть метро, прочертившую чуть ли не всю Метагалактику. Война же началась из-за опасений не выжить в будущем. Хотя им это не помогло. Предкам не понравилась идеология потомков. Или скорее наоборот. Начались какие-то маневры со временем, и я ещё не определил вектор вмешательства форм «доразума». Они тоже использовали законы теории эволюционных рядов.

– Хорошо, это мне понятно, – заговорил Артём Ромашин, изменив позу; они сидели в личном рабочем модуле Грин-Калаева, запрятанном в глубине здания Центра стратегических инициатив в Санкт-Петербурге. – Непонятно другое: кто начал первым?

– Мне кажется, мы уже не сможем разобраться, если только…

– Что?

– Если реально не опустимся в прошлое. Факт остаётся фактом: и та, и другая сторона использовали страшную деструктурирующую силу – боевых роботов, моллюскоров и «джиннов», и эти роботы опасны до сих пор.

– Но их скрутила ещё более масштабная сила? Какая? Разновидность «доразума», какой мы ещё не знаем? Или уже постразумная система? УММ?

– Пул УММов. В который входит, скорее всего, и постчеловеческий «ум за разумом».

– Пресловутые ангелоиды.

– Ангелоиды, – слабо улыбнулся Антон.

– Знать бы, где их искать.

– Они есть и среди нас.

– Это первые ласточки. Где сама система? В центре Галактики?

– Думаю, вы ошибаетесь в определении их местонахождения.

– Почему? Кто-то же посылал успокаивающие Великую Пустоту «свисты» из центра Млечного Пути?

– «Свисты» должны были приходить из тысяч галактик, окружающих Великую Пустоту, иначе она не остановила бы свой рост. Но что касается системы ангелоидов как разновидности УММа, то она…

– В иных измерениях? – хмыкнул Ромашин.

– Нет – в будущем. Её просто ещё не существует. Но она уже может корректировать прошлое, чтобы состояться как УММ.

Артём погрузился в размышления.

– Не могу представить свойств такой системы, кроме наглядного использования больших энергий.

– Непредставимость – общий недостаток разума. Мы исходим из обобщения и экстраполяции только тех закономерностей, которые можно вывести из взаимосвязи уже известных ступеней эволюции материи либо эмпирическим путём. Возможности человеческого разума в познании объективной реальности принципиально ограничены.

– Но ведь ты же понимаешь эти процессы?

– Только те, что поддаются мысленному анализу и оперированию. Существует гипотеза, согласно которой разум, в силу своей бесконечной итеративности, может построить модель сколь угодно сложного процесса или объекта.

– Каким образом? Если он сам ограничен?

– Да хотя бы с помощью интеграции с телекоммуникационными и компьютерными системами, овладев их возможностями.

– Ты имеешь в виду киборгизацию?

– Такова глобальная тенденция развития человечества. Потом в принципе вероятен процесс слияния ядер УММов в единое галактическое культурное поле, многократно превышающее время жизни носителей этого поля – отдельных цивилизаций. Гиперптериды, иксоиды, Черви Угаага, а ещё раньше протеи не смогли этого сделать.

– Или не захотели?

– Я не анализировал их цели, хотя это тоже очень интересная проблема. Меня больше интересует более высокая ступень эволюционной лестницы.

– У тебя есть соратник.

– Кто?

– Лилия Эллин, эфаналитик ИВКа, правнучка Гилберта Шоммера.

– Я слышал это имя.

– Она отдыхает с моим сыном. Вернутся из турпохода, я вас познакомлю. Как и ты, она пытается развить теорию «ума за разумом». Перед тем как перейти к конкретным делам, я бы хотел услышать твои предположения насчёт цели и смысла того, что делает Ульрих Хорст. Есть такие предположения?

– Смысл и цель – разные понятия. Смысл – это когда что-то для чего-то нужно, а цель – когда не нужно ничего кроме.

– Философская казуистика, – улыбнулся Ромашин. – Оба термина приблизительно равно используются.

– Согласен, хотя при определении точных характеристик…

Ромашин вытянул ладони перед собой.

– Уволь, сдаюсь, да и нет времени для дискуссий. Я задал вопрос не с целью различения терминов.

– И всё же я считаю, что Хорст внутренне ограничен. Его так называемая креативная деятельность не имеет смысла, но цель для себя он поставил.

– Какую?

– Месть.

Ромашин снова задумался, поглядывая на стены комнаты, мерцающие перламутром и внезапно открывающиеся в неведомые дали. Разговаривая с ним, хозяин модуля одновременно общался с рабочим инком и забавлялся тем, что варьировал пейзажи, спонтанно моделируемые эмоциями беседующих.

– Месть.

– Я так считаю. Хорст ничего не забыл. Изменились только условия жизни, предложенные ему теми, с кем он контактирует и кому служит.

– С инвазерами, с кем ещё. Зачем он выкрал хроноинвертор?

– Сам Ульрих вряд ли решился бы на это, ему дали задание.

– Хорошо, перефразируем вопрос: зачем инвазерам понадобился хроноинвертор?

– Точного ответа у меня нет. Могу предположить, что у инвазеров появилась идея нейтрализовать появление постчеловеческого УММа иным способом, не инициируя инфляционное раздувание Великой Пустоты, и способ этот связан с инверсией времени. Или с путешествием во времени, если хотите.

– Как это может быть связано с ролью Хорста?

Антон смущённо, совсем по-детски, шмыгнул носом.