Сага о Форсайтах
Шрифт:
– Потому что это было свыше моих сил. Расскажите мне все, Марджори!
– Хочется посмаковать?
– Расскажите мне все, и я на вас женюсь.
Она покачала головой.
– Женитесь? О нет! Больше я себе не изменю. Это была нелепая помолвка. Я никогда не любила вас, Алек.
– Значит, вы любили этого... вы все еще...
– Алек, довольно!
Он схватился за голову и пошатнулся, и ей стало не на шутку жаль его.
– Право же, мне ужасно неприятно. Вы должны забыть меня, вот и все.
Она хотела уйти, но его страдальческий вид
– Замуж за вас я не выйду, но мне бы хотелось с вами рассчитаться, если я могу...
Он посмотрел на нее.
Ее всю передернуло от этого взгляда. Она пожала плечами и вышла. Люди прошлого века! Она сама виновата: не нужно было выходить за пределы очарованного круга, где никто не принимает жизнь всерьез.
Она прошла по сверкающему паркету под взглядами многих глаз, ловко миновала хозяйку дома и через несколько минут уже сидела в такси.
Она не могла заснуть. Даже если газеты не оповестят о разрыве помолвки, все равно - на нее обрушится лавина счетов. Пять тысяч фунтов! Она встала и просмотрела запись своих долгов. Дубликат находился у Алека. Быть может, он все-таки захочет уплатить? Ведь он сам все испортил, зачем он настоял на суде! Но тут ей вспомнились его глаза. Думать нечего! Она поежилась и снова забралась в постель. Может быть, завтра утром ее осенит какая-нибудь гениальная мысль. Но все гениальные мысли пришли ночью и не давали спать. Москва с Бэрти Кэрфью? Сцена? Америка и кино? Наконец она заснула и утром проснулась бледная и усталая. Вместе с другими письмами ей подали записку от маркиза Шропшира.
"Милая Марджори. Если тебе нечего делать, загляни ко мне сегодня утром. Шропшир"
Что бы это могло быть? Она посмотрела на себя в зеркало и решила, что нужно хоть немного подкраситься. В одиннадцать часов она была у маркиза. Ее провели в рабочий кабинет. Дед стоял без пиджака и рассматривал что-то в лупу.
– Садись, Марджори, - сказал он, - через минуту я буду свободен.
Сесть было негде, разве что на пол, и Марджори Феррар предпочла стоять.
– Я так и думал, - сказал маркиз.
– Итальянцы ошиблись.
Он отложил лупу, пригладил седые волосы и взлохмаченную бородку. Потом двумя пальцами подкрутил кверху бровь и почесал за ухом.
– Ошиблись; никакой реакции нет.
Он повернулся к внучке и сощурился.
– Ты здесь еще не была. Садись на окно.
Она уселась спиной к свету на широкий подоконник, под которым скрывалась электрическая батарея.
– Итак, та довела дело до суда, Марджори?
– Да, пришлось.
– А зачем?
Он стоял, слегка склонив голову набок, щеки у него были розовые, а взгляд очень зоркий. Она подумала: "Ну что ж... Я его внучка. Рискну".
– Простая честность, если хотите знать.
Маркиз выпятил губы, вникая в смысл ее слов.
– Я читал твои показания, если ты это имеешь в виду, - сказал он.
– Нет. Я хотела уяснить себе свое положение.
– И уяснила?
– О да.
– Ты все еще намерена выйти замуж? Умный старик!
–
Нет.– Кто порвал? Он или ты?
– Он говорит, что женится на мне, если я ему все расскажу. Но я предпочитаю не рассказывать.
Маркиз сделал два шага, поставил ногу на ящик и принял свою любимую позу. Его красный шелковый галстук развевался, не стесненный булавкой; суконные брюки были сине-зеленые, рубашка зелено-синяя. Необычайно красочная фигура.
– А много есть о чем рассказать?
– Порядочно.
– Что ж, Марджори, ты помнишь, что я тебе говорил?
– Да, дедушка, но я не совсем согласна. Я лично отнюдь не хочу быть символом.
– Ну, значит, ты исключение; но от исключений-то весь вред и происходит.
– Если б еще люди допускали, что есть кто-то лучше их. Но сейчас так не бывает.
– Это, положим, неверно, - перебил маркиз.
– А каково у тебя на душе?
Она улыбнулась.
– Подумать о своих грехах не вредно, дедушка.
– Новый вид развлечения, а? Итак, ты с ним порвала?
– Ну да.
– У тебя есть долги?
– Есть.
– Сколько?
Марджори Феррар колебалась. Убавить цифру или не стоит?
– Говори правду, Марджори.
– Ну, около пяти тысяч.
Старый пэр вытянул губы и меланхолически свистнул.
– Большая часть, конечно, связана с моей помолвкой.
– Я слышал, что на днях твой отец выиграл на скачках?
Старик все знает!
– Да, но, кажется, он уже все спустил.
– Очень возможно, - сказал маркиз.
– Что же ты думаешь предпринять?
Подавив желание задать ему тот же вопрос, она сказала:
– Я подумывала о том, чтобы пойти на сцену.
– Пожалуй, тебе это подходит. Играть ты умеешь?
– Я не Дузе.
– Дузе?
– маркиз покачал головой.
– Ристори - вот это игра! Дузе! Конечно, она была очень талантлива, но всегда одна и та же. Значит, выходить за него ты не хочешь?
– Он пристально на нее посмотрел.
– Пожалуй, ты права. У тебя записано, сколько ты кому должна?
Марджори Феррар стала рыться в сумочке.
– Вот список.
Она заметила, как он сморщил нос, но что ему не понравилось - запах духов или сумма, - она не знала,
– Твоя бабка, - сказал он, - тратила на свои платья одну пятую того, что ты тратишь. Теперь вы ходите полуголые, а стоит это дорого.
– Чем меньше материи, дедушка, тем лучше должен быть покрой.
– Ты отослала ему его подарки?
– Уже упакованы.
– Отошли все, ничего не оставляй, - сказал маркиз.
– Конечно.
– Чтобы выручить тебя, мне придется продать Гэйнсборо, - сказал он вдруг.
– Ох, нет!
Прекрасная картина кисти Гэйнсборо - портрет бабки маркиза, когда та была ребенком! Марджори Феррар протянула руку за списком. Не выпуская его, старик снял ногу с ящика, посмотрел на нее блестящими, проницательными старыми глазами.
– Я бы хотел знать, Марджори, можно ли заключить с тобой договор. Ты умеешь держать слово?
Она почувствовала, что краснеет.