Сага о Форсайтах

– У нас есть время перекусить, - сказал Сомс, - зайдем сюда.

Они вошли в ресторан.

– Три бифштекса, да поскорее!
– распорядился Сомс и добавил, глядя на солонку: - Она себя погубила. Продолжать они не будут. Я сказал Фоскиссону, что он может пойти на мировую; обе стороны уплачивают судебные издержки. Это больше того, что они заслуживают.

– Он не должен был задавать этот вопрос, сэр.

Флер встрепенулась.

– Ну знаешь, Майкл...

– Ведь мы же условились, милая, что этого пункта он касаться не будет. Почему Булфри ей не помог, сэр?

– Он рад был поскорей ее усадить. Еще секунда - и судья сам задал бы ей тот же вопрос. Слава богу, полное фиаско!

– Значит, мы выиграли?
– спросила Флер.

– Не сомневаюсь, - ответил Сомс.

– А я не уверен, - пробормотал Майкл.

– Говорю вам, все кончено; Булфри с радостью пойдет на мировую.

– Я не то хотел сказать, сэр.

– А что ты хотел сказать, Майкл?
– язвительно спросила Флер.

– Думаю, что нам этого не простят, вот и все.

– Чего не простят?

– Ну, может быть, я ошибаюсь. Соусу хотите, сэр?

– Вустерский? Давайте. Это единственное место в Лондоне, где подают рассыпчатый картофель. Официант, три рюмки портвейна. Поскорей!

Через четверть часа они вернулись в суд.

– Подождите здесь, в вестибюле, - сказал Сомс.
– Я пройду наверх и узнаю.

В этом гулком зале, где человек казался таким ничтожным пигмеем. Флер и Майкл сначала стояли молча. Потом он заговорил:

– Конечно, она не могла знать, что Фоскиссон не стал бы останавливаться на этом пункте. Но она должна была ждать такого вопроса. Соврала бы им в лицо - и дело с концом! Мне стало ее жаль.

– Ты, Майкл, готов пожалеть блоху, которая тебя укусила. Но почему нам этого не простят?

– Видишь ли, положение ее почти трагическое, а в обществе с этим считаются. И не забудь об ее помолвке!

– Ну, помолвка будет разорвана.

– Совершенно верно! И симпатии общества будут на ее стороне. А если не будет разорвана, так на его. Во всяком случае, не на нашей. И, знаешь ли, ведь она, в сущности, защищала то, во что мы все теперь верим.

– Не говори за других.

– Но мы же говорим, что все свободны?

– Да, но разве мы делаем то, что говорим?

– Нет, - сказал Майкл.

В эту минуту вернулся Сомс.

– Ну что, сэр?

– Как я и предполагал, Булфри пошел на мировую.

Это моральная победа.

– О, неужели моральная, сэр?

– Но издержки большие, - сказал Сомс, глядя на Флер.
– Твоя мать очень недовольна - у нее нет чувства меры. Ловко Фоскиссон вывел из себя эту женщину.

– Он и сам вышел из себя. По-моему, это говорит в его пользу.

– Ну, - сказал Сомс, - все кончено. Автомобиль забрала твоя мать. Поедем в такси.

Они ехали на Саут-сквер по тем же улицам, что утром, и так же молчали.

Немного позже, направляясь в палату, Майкл читал назидательные заголовки на рекламах газетных объединений.

"Великосветский процесс о дифамации".

"Внучка маркиза и адвокат".

"Сенсационные показания".

"Современные нравы!"

"Все кончено", так ли? А огласка? По мнению Майкла, все только начиналось. Нравственность! Что это такое, у кого она есть и что с ней делают? Как он сам ответил бы на эти вопросы? Кто может в наше время на них ответить? Не он, не Флер! Они оказались на стороне инквизиции, и какое теперь их положение? Ложное, даже гнусное! Он вошел в палату. Но при всем желании он не мог сосредоточиться на качестве продуктов питания и снова вышел. Почему-то его потянуло к отцу, и он быстро зашагал на Уайтхолл. Заглянул в "Клуб шутников", в "Аэроплан" и, наконец, в "Партенеум". В одной из тихих комнат клуба сэр Лоренс читал жизнеописание лорда Пальмерстона. Он оторвался от книги и посмотрел на сына.

– А, Майкл! Обижают они старого Пэма. Без затей был человек, работал как негр Но здесь разговаривать неудобно, - он указал на одного из членов клуба, который, казалось, еще бодрствовал.
– Не хочешь ли пройтись, а то как бы с ним удара не было. Книги здесь для отвода глаз, на самом деле это дортуар.

Они отправились в Грин-парк, и дорогой Майкл рассказал о событиях этого утра.

– Фоскиссон?
– повторил сэр Лоренс.
– Я его помню; славный был мальчишка, когда я кончал школу. Правота по долгу службы плохо влияет на характер: адвокаты, священники, полисмены - все от этого страдают. Судьи, епископы, инспекторы полиции - те лучше, они страдали так долго, что уже привыкли к этому.

– Зал был битком набит, и газеты стараются мрачно сказал Майкл.

– Ну конечно, - и сэр Лоренс указал на водоем.
– Эти птицы напоминают мне Китай, - сказал он.
– Кстати, я вчера видел в "Аэроплане" твоего друга Дезерта. Он стал интереснее с тех пор, как променял поэзию на Восток. Всем нужно менять профессии. Я-то уж стар, но, откажись я вовремя от положения баронета, из меня вышел бы недурной акробат.

– А нам, членам палаты, что бы вы посоветовали?
– улыбнулся Майкл.

– Профессию почтальона, мой милый. Совсем не плохо.

Известное положение в обществе, большие сумки, собаки лают, никакой инициативы и разговоры на каждом пороге. Кстати, ты виделся с Дезертом?

– Я его видел.

Сэр Лоренс сощурился.

– Роковое не повторяется, - сказал он.

Майкл покраснел; он не думал, что его отец так наблюдателен. Сэр Лоренс помахал тростью.

– Твой Боддик уговорил кур нестись, - сказал он.
– Поставляет нам отличные яйца.

Майкл оценил его такт. Но этот неожиданный, мимолетный намек на старый семейный кризис пробудил в нем опасение, которое долго сонной змеей пряталось в нем, - опасение, что назревает новый кризис, что он уж близко.

– Зайдите выпить чаю, сэр? У Кита сегодня утром болел животик. Как раскупается ваша последняя книга? Дэнби хорошо ее рекламирует?

– Нет, - сказал сэр Лоренс, - он молодец! Сделал все, чтобы ее зарезать.

– Я рад, что с ним покончил, - сказал Майкл.
– Не дадите ли вы совет, сэр, как нам держать себя теперь, когда процесс кончился?

Сэр Лоренс смотрел на птицу с длинным красным клювом.

– Победителю следует быть осторожным, - сказал он наконец.
– Моральные победы нередко вредят тем, кто их одерживает.

– Мне тоже так кажется, сэр. Уверяю вас, я к этой победе не стремился. Мой тесть говорит, что дело дошло до суда главным образом из-за моей драки с Мак-Гауном.

Сэр Лоренс залился беззвучным смехом.

– Пошлина на предметы роскоши. От нее не ускользнешь. Нет, я к вам не пойду, Майкл, - у вас, наверно, сидит "Старый Форсайт". Твоя мать знает прекрасное лекарство от боли в животике, когда-то ты только им и жил. Я протелефонирую из дому. До свидания!

Майкл посмотрел вслед его тонкой, проворной фигуре. Наверно, и у него есть свои заботы, но как он умеет их скрывать! Славный "Старый Барт"! И Майкл повернул к дому.