Сахар на дне

— Привет, — говорю, пытаясь смотреть ему в глаза.

В глаза, а не на обнажённый торс, покрытый татуировками. Я уже неоднократно отмечала про себя, насколько Алексей изменился внешне за эти шесть лет. Он и мальчишкой был весьма внушительных размеров, выглядел старше своих лет. Но сейчас это просто гора мышц, покрытых гладкой блестящей кожей. Будто он недавно из душа или после тренировки, или… Щёки запылали ещё ярче, едва я представила Шевцова и ту красивую девушку. Ну что за чёрт? Я просто пришла отдать документы. И мне абсолютно всё равно.

И всё-таки после душа. Запах свежего цитрусового геля нельзя спутать ни с чем. Кажется, от Лекса и раньше пахло чем-то похожим.

— Виктор до тебя не дозвонился, — отмираю, вспомнив, зачем пришла. — Сказал, что-то важное. Вот.

Протягиваю пакет с документами, но Шевцов как-то уж слишком мало ими интересуется. Продолжает сверлить меня взглядом.

— Спасибо, — наконец говорит он и забирает пакет. — Заходи.

Алексей немного отходит от двери, приглашая в полутёмный коридор.

— Нет, мне уже по…

Но договорить я не успеваю, потому что Шевцов — это Шевцов. Он берёт меня за запястье и просто затаскивает в квартиру.

19

Пока я в растерянности топчусь у порога, Алексей проходит в кухонную зону.

— Когда ты ела? — слышу голос и пиликанье открывшегося холодильника.

Спорить о том, что мне пора, с Шевцовым бесполезно, поэтому я отвечаю:

— Спасибо, я не голодна. Достаточно кофе.

— Я не спросил тебя, голодна ты или нет. Я спросил, когда ты ела.

— В обед, — отвечаю честно и снимаю обувь.

В квартире у Шевцова так, как я и ожидала увидеть. Ремонт под стать самому дому и его хозяину. Соединение в интерьере холодного цвета стали и красного бархата мягких поверхностей — штор, кресел, дивана, небольшого ворсистого ковра в центре гостиной зоны — создают приятное впечатление, но вместе с тем напоминают не терять бдительность. В квартире царит абсолютный порядок и чистота, но в то же время нельзя сказать, что помещение нежилое. На обувной полке стоит мужская обувь, на вешалке несколько курток и сложенный зонт, на столике в зоне гостиной лежит вниз страницами раскрытая книга. И мне становится до зубовного скрежета интересно, что это за произведение. Что вообще может нравиться такому парню, как мой сводный брат? Детективы? Фантастика? А может быть Шевцов предпочитает классику? Или это вообще не художественная литература…

Хотя, что же я хотела увидеть? Журнал с голыми девицами? Возможно, но весьма сомнительно. Алексей и в школе хорошо учился, один из лучших сдал экзамены, так что ничего удивительного, если ему нравится серьёзная литература.

Звонкий сигнал микроволновки, оповестивший, что она выполнила свою работу, заставлет вздрогнуть и поторопиться в кухню. В этой части квартиры сталь и красный ещё дополняются чёрным. Я присаживаюсь за островок на высокий барный стул, пока Алексей извлекает из микроволновой печи блюдо с разогретой едой. Надо сказать, пахнет отлично, и мой желудок сжимается в предвкушении.

Шевцов ставит передо мной небольшое овальное блюдо и кладёт приборы.

— Ешь.

Только и всего, даже без комментариев, что не отравлено, как в прошлый раз.

— Тоже сам готовил? — я беру вилку и отделяю себе кусочек запеканки.

— Я всё готовлю себе сам.

Алексей садится напротив, налив себе стакан воды.

Рисово-мясная запеканка оказывается очень вкусной. Нежное мясо, сыр, зелень и рис — довольно простое сочетание, но в то же время очень нежное на вкус, которое мало кого оставит равнодушным. Шевцов и кухня — очень неожиданно.

— А сам почему не ешь? — отправляю в рот ещё одну порцию, чувствуя себя под прямым взглядом парня неловко.

— Недавно поел.

Да, точно, у него же была гостья. Наверное, состоялся романтический ужин. Думаю, из Лекса так себе романтик, ну а вдруг эта красивая блондинка смогла разбудить доселе спящие чувства в нём.

При воспоминании о девице, которую я встретила в подъезде, аппетит как-то резко пропал, хотя запеканка не стала от этого менее вкусной, конечно же.

— Поставлю чайник, — Алексей снова встал и отошёл к плите.

К своему стыду, я прилипаю глазами к его обнажённому телу. К по-богатырски широким плечам, к правильной линии позвоночника, с обеих сторон поддерживаемого выпуклыми буграми сильных мышц. К странной снежинке, выбитой на левой лопатке. К совсем коротким на затылке, но беспорядочно взлохмаченным на макушке тёмным волосам.

Как мужчина, Шевцов безупречен, и это бесспорно. И девушка, что только что упорхнула из его квартиры, это полностью на себе прочувствовала совсем недавно.

Алексей возвращается с двумя чашками дымящегося кофе и ставит их на стол. Снова садится на стул. Внимательно смотрит, лениво откинувшись на спинку.

И меня берёт злость. На свои глупые мысли, на непонятное покалывание на коже, где скользит его внимательный взгляд. На совсем уж глупое желание пить этот кофе медленно, не торопясь.

— Ты бы оделся, — говорю резче, чем хотела. Не к чему проявлять своё раздражение, когда тебя пригласили вкусно поесть.

— Мне не холодно, — Шевцов пожимает плечами, не отрывая от меня глаз.

Издевается? Или действительно не видит в этом проблемы?

— Как знаешь.

Ну а что ещё я должна ответить. Опускаю глаза, внезапно заинтересовавшись абстрактным узором пенки на кофе. Так странно, что мне хочется уйти и остаться одновременно. Уйти, чтобы он перестал так внимательно рассматривать меня, чтобы перестать видеть тени чужих рук на его коже, чтобы, наконец, свободно начать дышать. Но вместе с тем мне очень странно, потому что сейчас общаемся почти нормально. Насколько это вообще возможно. Мне интересно, что в том жёлтом конверте, интересно, какая книга лежит на его столе, мне просто интересно, можем ли мы в принципе построить хоть какое-то подобие, если не дружбы, то дальне-родственных отношений.

— Кстати, — вдруг вспоминаю, что кроме документов от Виктора принесла ещё кое-что. — У меня для тебя есть ещё один конверт. Вот, держи.

Я выуживаю из сумочки ещё один небольшой конверт, на котором красивым почерком выведено «Моему А». Сдвинув брови, Шевцов берёт конверт и смотрит на надпись. Он проводит пальцем по петле на прописной букве «А», и я вижу, как белеют его сжатые губы и натягиваются желваки. Мощные голые эмоции, которые он так пытается скрыть.

— Откуда это у тебя? — спрашивает Шевцов осипшим голосом.

— Твоя мать передала за две недели до своей смерти. Врач сказал, это был последний раз, когда она была в себе.

— Что ты делала у моей матери?

Вопрос задан довольно грубо, и я теряюсь с ответом. Что я там делала? Пыталась найти в своей голове после всего, что случилось со мной по вине сводного брата, какой-нибудь мост к тому единственному, что делало его живым человеком, а не бездушным монстром. А ещё пыталась подавить собственное чувство вины, потому что знала, что моя мать приложила руку к поспешному отъезду Алексея. И сделала это ради меня.