Саквояжники (Охотники за удачей, Первопроходцы)

Открылась дверь, и я поднял глаза. В палату вошла Роза в сопровождении ассистента и сестры, катившей за собой небольшой столик. Роза подошла к кровати и, улыбаясь, посмотрела на меня.

– Привет, Джонас.

– Привет, Роза, – промычал я через повязку. – Разве уже пора менять? Я ждал тебя не раньше, чем послезавтра.

– Кончилась война.

– Да, – сказал я, – я знаю.

– Когда я проснулась сегодня, утро показалось мне таким прекрасным, что я решила немедленно мчаться к тебе, чтобы снять повязки.

– Так-так, – с недоумением сказал я, – всегда интересовался, какой логикой руководствуются доктора?

– Это логика не врача, а женщины. Я пользуюсь своим преимуществом, которое заключается в том, что я прежде, чем стать врачом, стала женщиной.

Я рассмеялся.

– Я благодарен той логике, которой ты придерживаешься. Конечно, было бы здорово хоть на немного снять эти повязки.

Роза все еще улыбалась, хотя глаза ее посерьезнели.

– На этот раз мы снимем их совсем, Джонас.

Я смотрел, как она берет со столика ножницы. Протянув руку, я остановил ее. Внезапно я испугался того, что повязки снимут. Я чувствовал себя в них в безопасности, как в коконе, защищающем меня от любопытных глаз мира.

– А не слишком быстро? Все будет в порядке?

Роза поняла мои чувства.

– Лицо еще будет болеть некоторое время, – сказала она, начиная разматывать кокон. – Боль даже усилится, когда начнут работать лицевые мускулы. Но это пройдет. Ведь не можешь же ты все время прятаться под маской, правда?

Это говорил уже врач, а не женщина. Когда Роза сняла последние бинты, я почувствовал себя голым, как новорожденный младенец. Щекам было холодно. Я попытался по выражению глаз Розы определить свое состояние, но они были профессионально спокойны и бесстрастны. Ее пальцы ощупали мои щеки, подбородок, убрали волосы с висков.

– Закрой глаза, – потребовала Роза.

Я закрыл, и ее пальцы легонько ощупали веки.

– Открой.

Я открыл. Лицо ее по-прежнему было спокойным и бесстрастным.

– Улыбнись, – сказала она. – Вот так. – Лицо ее расплылось в широкой неестественной улыбке.

Я улыбнулся и улыбался до тех пор, пока не начали болеть щеки.

– Отлично, – сказала Роза и улыбнулась уже по-настоящему. – Хватит.

Я убрал с лица улыбку и посмотрел на Розу.

– Ну и как, доктор? Очень страшно?

– Не так плохо, – коротко ответила она. – Ты же знаешь, что и раньше красавцем не был. – Она взяла со столика зеркало и протянула мне. – Вот, можешь сам убедиться.

Я не стал смотреть в зеркало, я еще не был готов к этому.

– Можно сначала сигарету, доктор?

Роза молча положила зеркало обратно на столик, достала из кармана пачку сигарет, присела на край кровати и вложила сигарету мне в губы, предварительно прикурив ее. Затянувшись, я почувствовал сладкий привкус губной помады.

– Ты очень здорово порезался, когда Эймос выталкивал тебя в окно, но к счастью...

– Откуда знаешь? – перебил я ее. – Я имею в виду, откуда ты знаешь об Эймосе?

– От тебя. Ты говорил об этом, находясь наркозом. Мы собрали всю историю по обрывкам, таким же маленьким, как и осколки стекла, которые вытащили из твоего лица. К счастью, один из основных мускулов серьезно не пострадал. С лицом, конечно, пришлось много повозиться, но нам удалось быстро сделать необходимую пересадку кожи. И я должна сказать, что все прошло довольно удачно.

Я протянул руку.

– А теперь дай мне зеркало.

Роза взяла у меня сигарету и протянула зеркало. Я поднял его и, взглянув на себя, почувствовал, как по телу пробежала дрожь. – Доктор, – хрипло выдавил я, – я выгляжу точно как мой отец.

Роза забрала у меня зеркало.

– Разве, Джонас? Но ведь ты всегда так выглядел, – улыбнулась она.

* * *

Позже Робер принес мне газеты. Все они пестрели статьями о капитуляции Японии. Я мельком просмотрел их и отложил в сторону.

– Принести еще что-нибудь почитать, мистер Корд?

– Нет, спасибо, что-то не тянет.

– Тогда, может быть, немного поспите, мистер Джонас? – спросил Робер направился к двери.

– Робер! – окликнул я его.

– Да, мистер Джонас?

– Разве я... – я замялся, автоматически ощупывая пальцами щеку, – разве я всегда так выглядел?

Робер обнажил улыбке ровные белые зубы.

– Да, мистер Джонас.

– Как отец?

– Вы вылитый он.

Я молчал. Странно все-таки, всю жизнь старался ни на кого не походить и вдруг обнаружил в собственной внешности несмываемый отпечаток крови, которая текла в моих жилах.

– Что-нибудь еще, мистер Джонас?

Я покачал головой.

– Попробую теперь уснуть.

Откинувшись на подушку, я закрыл глаза. Шум с улицы начал постепенно отдаляться. Казалось, что я сплю очень долго, словно хочу отоспаться за те несколько сот лет, в которые недосыпал. Но мне этого не удалось, потому что я почувствовал, что в комнате кто-то есть. Я открыл глаза. Рядом с кроватью стояла Дженни и смотрела на меня. Увидев, что я проснулся, она улыбнулась.

– Привет, Джонас.

– Я спал, – пролепетал я, словно невзначай разбуженный ребенок. – Мне снилась какая-то чушь, как будто мне не одна сотня лет.

– Значит, это счастливый сон. Я рада, счастливые сны помогут тебе быстрее поправиться.

Я приподнялся на локте, и, когда потянулся за сигаретами, лежавшими на столике, растяжки заскрипели. Дженни быстро взбила подушку и подложила мне ее под спину. Я затянулся, табачный дым окончательно прогнал сон.

– Через несколько недель твою ногу освободят, и ты сможешь поехать домой.

– Надеюсь, что так, Дженни.

Вдруг я понял, что на ней нет белого больничного халата.

– Я первый раз вижу тебя в черном, Дженни. Это что, какая-то специальная одежда?

– Нет, Джонас. Я всегда ношу эту одежду, за исключением тех дней, когда дежурю в больнице.

– Значит, у тебя сегодня выходной?

– На службе Господа не бывает выходных, – просто ответила она. – Нет, Джонас, я пришла попрощаться.

– Попрощаться? Но я не понимаю. Ты же сказала, что я только через несколько недель...