Саквояжники (Охотники за удачей, Первопроходцы)

– Вот это я понимаю чудо, мистер Джонас, – тихо сказал Робер, – теперь я смогу смотреть кино дома, а не сидеть на галерке с неграми.

– Так вот почему все хотят купить мои старые фильмы, – сказал Невада.

Я посмотрел на него.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты помнишь те дополнительные девяносто фильмов, которые я сделал и которые теперь принадлежат мне? – Я кивнул. – Меня обхаживают, чтобы я продал их, предлагают хорошие деньги, по пять тысяч за картину.

– В кинобизнесе я уяснил одну вещь, – сказал я. – Никогда не следует продавать права на то, с чего можно получать проценты.

– Ты имеешь в виду сдавать их в прокат, как в кинотеатры?

– Конечно, я знаю эти вещательные компании. Если они покупают вещь за пять тысяч, значит, собираются выжать из нее пятьдесят.

– Я не силен в таких сделках, – сказал Невада. – Мак, может быть ты мне поможешь?

– Не знаю, Невада, я ведь не агент.

– Займись этим, Мак, – сказал я. – Вспомни, как ты учил меня брать на заметку все, что стоит денег.

Макаллистер неожиданно улыбнулся.

– Хорошо, Невада.

Я почувствовал резкую усталость и откинулся на спинку кресла. Робер моментально подскочил ко мне.

– Вы в порядке, мистер Джонас?

– Просто притомился немного.

– Так может быть, лучше заночевать здесь, а на ранчо отправимся завтра утром?

Я посмотрел на Робера. Идея лечь в постель была очень привлекательной, от этого кресла у меня болела задница.

– Я вызову машину, – сказал Макаллистер, поднимая телефонную трубку. – А по пути в город забросите меня на студию, мне надо закончить там кое-какие дела.

Всю дорогу до студии я напряженно размышлял, и когда машина остановилась у ее ворот, мне сразу все стало ясно.

– И все-таки нам надо искать замену Боннеру, – сказал Макаллистер, вылезая из машины. – Вряд ли выйдет что-нибудь хорошее, если студией будет руководить адвокат. Я ничего не смыслю в кино.

Я задумчиво посмотрел на него. Конечно, он был прав. Но кому же доверить студию? Меня это дело больше не волновало. В моем воображении не осталось ни одного сюжета, который я хотел бы воплотить на экране и показать миру. Тем более что в том кабинете, из которого я только что вышел, стоял небольшой ящичек с экраном, который скоро будет в каждом доме. Богатом и бедном. И этот ящичек завладеет всеми фильмами, чего никогда не смогут сделать кинотеатры. Словом, фильмы меня больше не интересовали.

Даже будучи ребенком, если уж я и расставался с игрушкой, то расставался с ней навсегда, чтобы больше никогда к ней не возвращаться.

– Продай кинотеатра, – прошептал я Макаллистеру.

– Что? – воскликнул он, не поверив своим ушам. – Ведь только они и приносят какие-то деньги.

– Продай кинотеатры, – повторил я. – Через десять лет в них уже никто не будет ходить, во всяком случае не столько народа, сколько сейчас. Люди смогут смотреть кино прямо дома.

– А что делать со студией? – В голосе Макаллистера прозвучал легкий сарказм. – Тоже продать?

– Да, – тихо ответил я. – Но не сейчас. Лучше всего через десять лет. Когда людям, которые будут делать фильмы для этих маленьких ящичков, будет не хватать помещений. Вот тогда и продай.

– А до этого времени что с ней делать? Пусть гниет, пока мы будем платить за нее налоги?

– Нет, – ответил я, – пусть приносит доход, как это сделал старый Голдвин. Если мы даже и потеряем немного на этом, я не буду в претензии.

– Ты действительно этого хочешь?

Да, – ответил я, переводя взгляд с Макаллистера на крышу здания. Я только сейчас по-настоящему разглядел ее. Из-за гудрона она была черная и безобразная.

– Мак, ты видишь эту крышу? – спросил я, и Макаллистер посмотрел вверх, щурясь на заходящее солнце. – Прежде всего, – сказал я, – выкраси ее в белый цвет.

Я спрятал голову назад в машину. Невада бросил на меня странный взгляд, голос его прозвучал почти печально:

– Ничего не изменилось да малыш?

– Да, – тихо ответил я. – Ничего не изменилось.

8

Я сидел на крыльце, щурясь на полуденное солнце. Из дома вышел Невада и сел в кресло. Он вытащил из кармана плитку жевательного табака, откусил кусок, и сунул плитку обратно в карман. Из другого кармана он достал кусок дерева, перочинный нож и начал строгать.

Я посмотрел на него. На нем были потертые голубые джинсы. Широкую грудь и плечи обтягивала рубашка из оленьей кожи, уже довольно потрепанная, вокруг шеи был повязан красно белый платок. Если не считать белых волос, он выглядел так, каким я помнил его мальчишкой.

Невада поднял голову, и, посмотрев на меня, сказал:

– Два старых забытых искусства.

– Каких?

– Жевать табак и вырезать по дереву.

Я промолчал.

Невада посмотрел на кусок дерева, который держал в руке.

– Много вечеров я провел здесь с твоим отцом, жуя табак и вырезая.

– Да?

Он повернулся и сплюнул через перила, потом снова обратился ко мне.

– Помню один вечер. Мы с твоим отцом сидели как раз вот здесь. День был трудный, и мы порядком устали. Внезапно он посмотрел на меня и сказал: «Невада, если со мной что-нибудь случится, то ты присмотришь за Джонасом, понял? Джонас хороший мальчик. Иногда он замахивается на то, что ему не по силам, но он хороший мальчик, и в один прекрасный день он превзойдет своего отца. Я люблю этого мальчика, Невада. Это все, что у меня есть».

– Он никогда не говорил мне этого, – сказал я, глядя на Неваду. – Никогда, ни разу.

Глаза Невады сверкнули.

– Люди, подобные твоему отцу, не любят много говорить о таких вещах.

Я засмеялся.

– Но он не только никогда не говорил мне об этом, он никогда не дал мне почувствовать это. Только все время наказывал то за одно, то за другое.

Невада буквально сверлил меня глазами.

– Но он всегда приходил к тебе на помощь. Он мог ругаться, но он никогда не бросал тебя в беде.

– Он женился на моей девушке, – раздраженно бросил я.

– Наверное, это и к лучшему. Может быть, он и сделал это потому, что понял, что она действительно не для тебя.

– Зачем ты мне сейчас об этом говоришь?

Прочитать что-то в индейских глазах Невады было невозможно.

– Потому что однажды твой отец попросил меня приглядывать за тобой. Одну ошибку я уже совершил. Видя как ты преуспеваешь в бизнесе, я посчитал, что ты уже вырос, а оказалось, что нет. А я не хотел бы второй раз подводить такого человека, как твой отец.