Сальто ангела

— Эндокринология? — спросила тетя с непонимающим видом. — Это новый модный термин, с шестьдесят восьмого года кругом одни слова. Все говорят, говорят и ничего не создают. Если ты гомосексуалист, то это лечится.

Таково их решение. Для них нет никаких промежуточных вариантов. Я нехотя отступил под их натиском. Чтобы выиграть время.

— Мама тебя проводит, — сказал дядя. — Мы выбрали лучшего психиатра Парижа. Надеюсь, ты будешь достоин его высоких гонораров.

А если мне исчезнуть? Улететь на самолете на край света? Или уплыть на корабле на другую сторону планеты?.. Неосуществимая детская мечта. Таково мнение моего двойника, который похож на меня, у него такой же член, недоразвитый и бесполезный, и к нему, этому двойнику, я бросился в надежде на помощь и утешение.

«Ты не решишь свою проблему в Патагонии. Стать женщиной ты можешь только здесь, и здесь за это надо бороться. Нужны деньги на врачей, лекарства и, наконец, на операцию. Для этого надо иметь профессию, чтобы работать и зарабатывать. Защищай диплом, находи работу и борись».

Она занимается проституцией исключительно ради денег. Тем не менее она еще не заработала достаточно. «В нашей профессии очень трудно экономить. Приходится вести ночную жизнь, одеваться, пить, бороться с усталостью и всякой пьянью… Наших клиентов не слишком много, в основном они тронутые, да и нас не много. До сих пор я была вообще одна на Монмартре. Здесь есть травести, гомосексуалисты, с ними неинтересно».

Я ощущаю в ней какую-то сдержанность, нечто похожее на ревность, на страх, что в один прекрасный день я стану ее конкуренткой. Эта женщина — я сам через несколько лет. Я чувствую, что мне не избежать проституции. И от такой мысли меня бросает в дрожь.

Какое безумие! Я, мужчина, стою перед этой проституткой, которая тоже была мужчиной, и первый раз в жизни вижу, что меня ревнуют как женщину. А я-то ожидал ободрения, помощи, советов. Внезапно я задаю себе вопрос, на самом ли деле у меня женский характер и темперамент? И какова та женщина, которой я так стремлюсь стать, ревнива ли она, капризна, слаба? Ищет ли она защиты у мужчин или стремится к одиночеству, какую профессию ей хотелось бы иметь, будет ли она заниматься кухней, хозяйством, стиркой?

Я ничего об этом не знаю. Я не знаю себя. Я пока женщина в эмбриональном состоянии. Полученное мною воспитание определило мое поведение. Я хожу, держа руки в карманах, зажигаю сигарету только после того, как предложу огонь женщине. Эта оболочка, манеры, приобретенные в мире мужчин, важно ли все это?

Мне придется учиться заново. У меня только инстинктивное желание быть «другой», но я еще далек от этого.

Дальше, чем я мог думать.

Лучший психиатр Парижа живет в здании, которое в войну занимало гестапо. Медная табличка с обескураживающей надписью: «Центр психического здоровья». Меня тошнит, я выпил слишком много кофе, много курил, много думал и мало спал. Мама занимается формальностями в секретариате, проверяет час приема, платит аванс и наконец садится рядом со мной молча, как если бы я был серьезно болен и ожидал смертного приговора. Я плохо понимаю ее состояние: раз она надеется меня «вылечить», почему у нее в глазах такое отчаяние, почему она молитвенно прижимает руки к груди? Она была очень красива, моя мама. Я ищу следы былой красоты в ее усталых чертах, в этих тяжелых веках, в опущенных уголках тонких губ. Если я стану женщиной, буду ли я похож на нее, постарею ли я так же?

— Здравствуйте, профессор, вот мой сын. Вам говорили о его случае…

С этими словами мама входит в кабинет и обращается к его владельцу, спасителю, богу, который знает все и освободит меня от моего недуга. Внезапно она начинает держаться очень свободно, ведь с давних пор ей приходилось посещать психиатров из-за болезни моего отца. Мне недостает отца, спрятанного где-то за стенами. клиники. Мне нужно знать: он тоже плюнет мне в лицо, обозвав педерастом и сумасшедшим?..

Доктор Р. будто сошел с лубочной картинки. У него лысеющий лоб и снисходительный взгляд. Он мне не нравится. Он бросает на меня слегка раздраженный взгляд, он, конечно, не помнит о «моем случае». Он назначил прием, как любому другому, решив, что позднее разберется.

— Входите, мадам. Молодой человек, прошу вас подождать несколько минут.

Я вновь сажусь. Унижение стоит комком у меня в горле. Это ощущение знакомо мне с детства. Я проглатываю душивший меня комок и готовлюсь ждать. Иногда мне кажется, что я бы дорого дал за возможность почувствовать в себе агрессию и способность защитить себя, но никогда ничего подобного не происходит. Должно быть, я унижен с самого рождения. Сейчас мама рассказывает вместо меня про мой недуг, вместо меня она описывает этому старому светскому льву то, что она называет моим «состоянием». Я слышу за дверью неясные голоса. Я не понимаю слов, но я догадываюсь: «Он вбил себе в голову, что он женщина. Мы все принесли в жертву ради его учебы. Его отец, вы знаете, я сама… короче, вся наша семья в большом волнении, необходимо наставить его на путь истинный».

Голоса стихают. Теперь моя очередь войти. Меня приглашают.

— Садитесь.

Я едва успеваю присесть на низкий стул, как мама бросается в атаку. Она расположилась в кресле для пациентов. Словно она пришла для консультации, а не я.

— Мой сын посещает гомосексуалистов, мальчиков из парикмахерских.

Мне кажется, что я все это вижу во сне. Какой-то кошмар. Доктор Р. сидит за письменным столом. Похоже, он смущен. Профессиональным тоном он прерывает мать:

— Мадам, ваш сын совершеннолетний и свободен. Я врач и соглашусь ему помочь только в том случае, если он сам ко мне обратится.

Все-таки мне бросают кость, одну-единственную. Свободен? Я здесь, потому что они этого хотели. Я подобрал кость, другой не будет.

— Я знаю вашу семью, в особенности вашего отца, поэтому ваши проблемы мне не безразличны. Я готов вам помочь, но мы поговорим как мужчина с мужчиной.

Вот когда я должен был убежать. Надо было отвергнуть эту дьявольскую западню, этот семейный заговор, в котором он участвовал тоже.

Они меня обошли. Я не просто у какого-то психиатра, я у врача, друга моей семьи, который должен прибегнуть к испытанным методам воздействия. Этот Центр психического здоровья — государственное учреждение. Я смог туда попасть, потому что мой отец и моя мать чиновники, и вскоре я стану чиновником. Таким образом, мне предстоит нечто вроде чиновничьей психотерапии. Мне давно все ясно, и тем не менее я разговариваю с этим старым хрычом и стараюсь ему что-то объяснить. Я пользуюсь случаем поговорить о своих проблемах, а для меня это так важно!

Если бы мне только удалось ему все объяснить, сказать, что я был влюблен, что я не гомосексуалист, что я не хочу страдать, что мне хочется быть женщиной, потому что во мне живет женщина и она готова выйти на свет Божий. Я повторяю все время одни и те же слова, и мне не удается его убедить.

— Вы будете приходить ко мне каждую неделю, и мы будем беседовать об этом. Надеюсь вам помочь.

Помочь? Нет. Он собирается учить меня, это точно, чтобы сделать вид, что он восстанавливает природное равновесие.

Снова входит мать, она благодарит доктора, и в голосе ее смесь подобострастия и отчаяния.

— Спасибо, доктор. В нашей семье никогда не было гомосексуалистов, вы понимаете…

Значит, я боялся быть мужчиной? Вот что должен думать этот светский человек, который даже не попросил меня показа» ему мой член. Ах да, он не врач, он психиатр… Не надо путать. Он не измеряет величину пенисов, он занимается эдиповым комплексом и глубинным «Я» своих пациентов. Он пугает меня, ибо я почти уверен, что он разрушит то хрупкое равновесие, которого мне удалось достичь. Так и происходит.