Сальватор

– На то, чтобы покончить с иезуитами и всеми попами.

– Ты не пьян, Жан?

– О, нет, Богом клянусь, мсье Сальватор, я за сегодняшний день выпил не больше ста грамм.

– Значит, ты из-за этого потерял рассудок?

– Нет, если уж на то пошло, – сказал Жан Торо, – то я смею признаться вам кое в чем, мсье Сальватор.

– В чем же?

– В том, что мне ужасно хочется выпить.

– Тем лучше!

– Как это тем лучше? И это говорите мне вы?

– Да. Пойдем со мной.

И, взяв плотника за руку, он втолкнул его в кабаре, усадил на стул и сам сел напротив.

Затем Сальватор заказал бутылку вина, которую плотник выдул за одну секунду.

Глядя с интересом любителя естественной истории на то, как плотник выпивает вино, Сальватор сказал:

– Слушай, Жан, ты добрый, смелый и честный парень. И ты это неоднократно доказывал. Но поверь мне и оставь на некоторое время в покое этих иезуитов и попов.

– Но, мсье Сальватор, – сказал плотник, – разве сейчас не революция?

– Нет, просто эволюция, бедный мой дружок, и ничего больше, – сказал Сальватор. – Да, ты можешь наделать много шума, но, поверь, это будет недобрым делом. Кто притащил тебя сюда в такое время, когда ты уже должен спать? Скажи честно.

– Фифина, – ответил Жан Торо. – Хотя я, честно говоря, не хотел идти.

– И что же она сказала, чтобы заставить тебя пойти?

– Она мне сказала: «Пойдем посмотрим на иллюминацию».

– И ничего больше? – спросил Сальватор.

– Нет, она еще добавила: «Там, возможно, будет много шума. Это будет очень интересно».

– Да. И такой мирный человек, как ты, относительно богатый, поскольку у тебя теперь есть рента в тысячу двести франков, которую выплачивает генерал Лебатар де Премон, и любящий отдохнуть после трудового дня, решил, что стоит поразвлечься не тем, что услышишь, а тем, что наделаешь шума. А откуда Фифине стало об этом известно?

– Она встретила некоего человека, который ей сказал: «Сегодня вечером на улице Сен-Дени будет жарко. Приводи туда своего мужика».

– И кто же этот человек?

– Она его не знает.

– Зато его знаю я.

– Как? Вы его знаете? Значит, вы его видели?

– Мне нет необходимости видеть полицейского, я его чую.

– Что? Вы полагаете, что это шпик? – вскричал Жан Торо, грозно нахмурив брови, что означало: «Я очень недоволен тем, что этого не знал, иначе я проломил бы голову этому государственному служащему».

– Есть в юриспруденции такая аксиома, дорогой мой Жан Торо, которая гласит: Non bis in idem. [24]

24

«Non bis in idem» (лат.) – «He дважды за одно и то же». (Прим. изд.)

– И что же она означает?

– Что нельзя дважды наказывать одного и того же человека.

– Так я, выходит, его уже однажды наказал? – живо спросил Жан Торо.

– Конечно, друг мой: ты едва не задушил его ночью на бульваре Инвалидов. Только и всего.

– Что? – вскричал Жан Торо, побледнев. – Вы полагаете, что это Жибасье?

– Это более чем вероятно, бедный мой друг.

– Тот, кого весь квартал обвиняет в том, что он строит глазки Фифине? О! Я его снова найду!

И Жан Торо показал небу, на котором Жибасье еще не было, кулак величиной с голову ребенка.

– Слушай, сейчас речь идет не о нем, а о тебе, – сказал Сальватор. – Коль у тебя хватило глупости сюда прийти, надо, чтобы у тебя хватило ума и убраться отсюда подобру-поздорову, поскольку если ты останешься здесь еще полчаса, то тебя пристрелят, как бездомную собаку.

– Но в любом случае, – с отчаянием завопил плотник, – я дорого продам свою жизнь!

– Ее лучше сохранить для справедливого дела, – резко оборвал его Сальватор.

– А что, сегодня вечером мы заняты не справедливым делом? – удивленно спросил Жан Торо.

– Сегодня вечером ты делаешь дело полиции и, сам того не понимая, работаешь на правительство.

– Фу! – произнес Жан Торо. – Однако, – добавил он после непродолжительного раздумья, – я там с моими друзьями.

– Какими друзьями? – спросил Сальватор, видевший на баррикаде только этого атлета.

– Да со мной «Мешок с алебастром», Туссен Лувертюр, Жибелот… и другие.

Скоморох Фафиу, которого плотник продолжал ревновать к Фифине, и был этими другими.

– Это ты их сюда привел?

– Черт! Когда мне сказали, что здесь будет жарко, я позвал и своих приятелей.

– Хорошо. Выпей еще одну бутылку и возвращайся на баррикаду.

Сальватор сделал знак и ему принесли вторую бутылку. Выпив ее, Жан Торо поднялся.

– Да, – сказал он, – я сейчас вернусь на баррикаду для того, чтобы крикнуть: «Долой полицейских! Смерть шпикам!»

– Не вздумай, несчастный!

– Так что же мне тогда делать на баррикаде, коль я не могу ни драться, ни кричать?

– Ты просто пойдешь туда и потихоньку скажешь «Мешку с алебастром», Туссену, Жибелоту и даже этому шуту Фафиу, что я приказываю им не только вести себя спокойно, но и предупредить остальных о том, что они попали в западню и что, если они не уйдут отсюда, по ним через полчаса откроют огонь.

– Да возможно ли это, мсье Сальватор? – воскликнул с возмущением плотник. – Стрелять по безоружным людям!

– Вот это-то и доказывает, глупец, что вы здесь не для того, чтобы делать революцию: вы ведь безоружны!

– И правда, – согласился Жан Торо.

– Ступай же и предупреди их, – сказал Сальватор и встал из-за стола.

Они были на пороге кабаре, когда появился отряд жандармерии.

– Жандармы!.. Долой жандармов! – закричал Жан Торо во всю силу своих легких.

– Ах, черт! Замолчи! – сказал Сальватор, сжав его запястье. – Ну же, ступай на баррикаду и скажи, чтобы они потихоньку оттуда скрылись.

Жан Торо не заставил повторять это дважды. Он бросился в толпу и достиг баррикады в тот самый момент, когда его приятели орали:

– Да здравствует свобода! Долой жандармов!

А жандармы все с тем же спокойствием, с каким они восприняли оскорбления и град камней, занимались разборкой баррикады.

В результате того, что все отступили перед вооруженной силой, плотнику оказалось некого предупреждать.

Но баррикады тем напоминают разрубленную змею, что они имеют способность снова соединять расчлененные части.