Сальватор
Шрифт:
– Если так, мсье, то почему бы вам самому не отправиться к нему? Хотя, честно говоря, я не понимаю цели вашего поступка.
– Это невозможно, Регина. Если меня увидят входящим в его дом, что обо мне станут говорить? Я прошу вас! Нет, мое предложение еще проще: я предлагаю вам устроить мне встречу с ним завтра, в любое удобное для вас время. Например, вечером.
– Мсье – сказала принцесса Регина, остановив на нем свой пристальный взгляд. – Мне неизвестна ваша цель, но я знаю порядочность господина Петрюса Эрбеля. Что бы вы ни задумали сделать, завтра в пять часов
– Нет! – сказал граф Рапт, – в пять часов здесь будет много народу. Все сплетники увидят, как он входит в дом. Я хочу, чтобы никто не видел, что он явился в особняк. Вы должны понять всю деликатность подобной встречи. Поэтому будьте любезны устроить ее в другом месте. Вы ведь ежедневно видитесь с ним в саду, не так ли? Тогда позвольте мне встретиться с ним тайно, инкогнито. Это, конечно, моя фантазия, но это фантазия человека, которому суждено умереть, и я умоляю вас пойти мне навстречу.
– Но почему вы хотите встретиться с ним в саду? – спросила принцесса. – Почему бы вам не увидеться с ним здесь или в оранжерее?
– Потому что, повторяю, принцесса, его могут здесь увидеть, а это не в моих и не в ваших интересах. Доказательством тому служит то, что вы видитесь с ним почти каждый вечер именно в саду. Позвольте мне кстати заметить, что это было бы крайне неосторожным и вы не смогли бы оправдать его присутствие здесь…
– Но… – живо прервала его принцесса.
– Но, – так же живо прервал ее граф, – я не могу понять ваших возражений. Объяснить их можно только тем, что вы относитесь ко мне с каким-то недоверием, понять причины которого я не могу.
Он мог бы прекрасно догадаться о причинах недоверия со стороны принцессы: они были очень понятны.
Потому что бедная женщина в этот момент думала: «Коль он так настаивает, чтобы встреча произошла вечером, это означает, что он готовит ему ловушку».
– А если я вам не поверю? – спросила она.
– Я смогу вас успокоить, Регина, – ответил граф, – если скажу, что вы можете присутствовать при нашем разговоре, находясь вдали или, если пожелаете, вблизи.
– Ладно, – сказала Регина после недолгого раздумья. – Завтра вечером, в десять часов, вы с ним увидитесь.
– В саду?
– В саду.
– Каким образом вы ему об этом сообщите?
– Он должен прийти.
– А если не придет?
– Придет.
– Вот это ответ влюбленной женщины! – сказал веселым тоном граф Рапт.
Бедняжка Регина зарделась.
Граф Рапт продолжал:
– Может случиться, что он не придет именно в тот день, когда вам нужно будет его увидеть. Надо все предусмотреть. Посему будьте любезны написать ему.
– Ладно! – решительно сказала принцесса, – я ему напишу!
– Вас не затруднит написать ему сейчас же, принцесса?
– Я напишу ему сразу же после вашего ухода.
– Нет, – весело произнес граф. – Я не буду спокоен. Напишите ему просто: «Обязательно приходите завтра». Дайте мне записку, я позабочусь обо всем остальном.
Принцесса Регина посмотрела на него со страхом.
– Ни за что! – воскликнула она.
– Хорошо! – произнес граф, во второй раз
направляясь к двери. – Мне в таком случае делать здесь больше нечего.– Мсье, – воскликнула бедная женщина, разгадав его замысел. – Я напишу.
– Давно бы так! – глухо прошептал граф, в глазах которого загорелся зловещий огонек радости.
Принцесса достала из столика листок бумаги, написала именно те слова, которые продиктовал ей граф, вложила письмо в конверт и, не запечатав, отдала его графу со словами:
– Горе вам, господин граф, если в нем заключена какая-нибудь беда!
– Вы совсем еще дитя, Регина, – сказал граф Рапт, беря записку. – Я занимаюсь устройством вашего счастья, а вы забываете, что я – ваш отец.
Почтительно поклонившись принцессе, граф вышел из комнаты. Едва дверь за ним закрылась, бедная Регина зарыдала и, молитвенно сложив руки, воскликнула:
– О моя бедная мать! Бедная моя мать!
Глава CXLIII
Дипломатия случая
Как читатель догадывается, господин Рапт ночью ни на минуту не сомкнул глаз: нельзя же разыграть ужасную партию, не изучив и не подготовив все детали.
Погрузившись в старое вольтеровское кресло, подперев голову руками, он, казалось, был безучастен ко всему, что происходило вокруг, поскольку весь ушел в себя.
Результатом этого раздумья было вынесение смертного приговора бедняге Петрюсу.
Часов в семь утра, когда рассвело, он встал, прошелся раз пять-шесть по кабинету, остановился перед одним из ларцов и поднял его крышку.
В одном из ящиков лежала толстая пачка писем. Взяв ее, он приблизился к лампе. Вытащив наугад одно из писем, он быстро пробежал его глазами.
Лицо его помрачнело. Словно бы весь стыд, накопившийся в глубинах его сознания за столько лет, выплеснулся в один момент на его лицо.
Он лихорадочно смял все письма, медленно приблизился к камину и бросил на съедение пламени все, что оставалось у него от принцессы Рины.
И с горькой улыбкой проследил за тем, чтобы все письма сгорели.
– Итак, – прошептал он, – в одно мгновение пропали все мои надежды!
Затем он быстрым движением ладони потер лицо, словно сгоняя с него хмурость и печаль, и энергично дернул за висевший над камином шнурок звонка.
По этому сигналу в кабинет вошел его камердинер по имени Батист.
– Батист, – сказал ему господин Рапт. – Извольте посмотреть, здесь ли мсье Бордье, и попросите его прийти ко мне.
Батист вышел.
Господин Рапт снова подошел к сундуку, выдвинул другой ящичек и извлек из него пару седельных пистолетов.
Проверив их, он убедился в том, что они заряжены.
– Отлично, – произнес он, положив их на место и задвинув ящичек.
Закрывая крышку ларца, он услышал за спиной три легких удара в дверь.
– Войдите, – сказал он.
В кабинет вошел Бордье.
– Садитесь, Бордье, – сказал граф Рапт. – Нам с вами нужно серьезно поговорить.
– Уж не заболели ли вы, господин граф? – спросил Бордье, увидев помятое лицо своего хозяина.