Сальватор
Шрифт:
Кому-то из читателей, возможно, покажется слишком фамильярным поведение комиссионера относительно его приятеля Петрюса, поскольку даже самая тесная дружба вряд ли оправдывает вскрытие писем, чем бы это ни мотивировалось. Но мы успокоим этих читателей, сообщив им, по какому праву Сальватор мог читать письма, адресованные другу.
Помимо того, что Петрюс, как нам уже известно, не имел от Сальватора никаких тайн, он сам написал ему после того, как отправил письмо принцессе Регине. Вот что художник написал Сальватору:
«Дорогой друг, я на некоторое время вынужден неотлучно
Вы столько раз говорили мне, что я могу воспользоваться Вашей дружбой, что, уверен, Вас моя просьба не затруднит.
Тысячу раз благодарю Вас и выражаю сердечную привязанность,
Петрюс».
Устроившись в мастерской, Сальватор вскрыл письма.
Первое было от Жана Робера, который предупреждал Петрюса, что его драма «Гвельфы и Гобелины» будет играться в конце недели и что он просит его присутствовать на генеральной репетиции.
Второе письмо было от Людовика: это была пастораль, идиллия в прозе о любви юноши к Рождественской Розе.
Последним было письмо, не похожее на два предыдущих: бумага была тонкой и надушенной, почерк мелким и красивым. Это было письмо, которое граф Рапт вынудил написать принцессу Регину.
Сальватор никогда раньше не видел почерка принцессы, но сразу же догадался, что письмо было от нее, поскольку любящую женщину можно узнать по всему, к чему прикасалась ее ручка.
Прежде чем вскрыть письмо, он тщательно его осмотрел.
Какой пустяк – вскрыть письмо! Особенно когда у вас есть на это разрешение. Но это ведь было письмо от женщины, и от женщины любимой! Ему было чуточку стыдно заглядывать посторонним взором в этот храм.
Несомненно, Петрюс поручил ему прочитать и ответить только на письма, которые могли прислать ему друзья, враги или кредиторы. И вряд ли он дал ему право читать письмо от принцессы.
– Следовательно, – сказал сам себе Сальватор, – я не стану его вскрывать.
Затем он поднялся и позвонил.
– Кто принес вот это письмо? – спросил он у слуги, указывая на письмо Регины.
– Некий человек, который кутался в манто, – ответил слуга.
– Тот самый, который вышел перед тем, как я пришел?
– Да, мсье.
– Спасибо, – произнес Сальватор, – вы свободны. – Так, значит, письмо было доставлено доверенным лицом господина Рапта, этим негодяем Бордье? Но ведь вряд ли секретарь мужа подходит для того, чтобы носить любовнику письма жены! Насколько я знаю моего Петрюса, то есть влюбленного Петрюса, он непременно написал бы принцессе о том, где он сейчас находится, для того, чтобы та знала, куда слать свои послания. Кроме того, вряд ли она поручила бы именно Бордье доставку своего письма. А если это письмо отправила не она, значит, его мог отправить ее муж. Это меняет дело, и тут уже не до щепетильности. Не знаю, почему, но под цветами я чувствую змею. Письмо следует прочесть.
И говоря, а скорее размышляя так, Сальватор сломал печать с гербом графа Рапта и прочел письмо, содержание которого нашим читателям уже известно из предыдущей главы.
Но читать можно по-разному. И лучшим доказательством служит то, что двадцать
адвокатов дадут двадцать толкований одному и тому же закону, стараясь повернуть его в нужную сторону. Другими словами, читать можно по-разному: читать слова и догадываться о смысле. Именно так и прочел это письмо Сальватор.Только увидев начертание букв этого письма, он догадался о том, что писавшая их рука дрожала.
Не найдя в письме тех ласковых слов, которые так любят употреблять влюбленные, он догадался о том, что письмо по какой-то причине было написано под нажимом.
«Есть только два решения, – подумал Сальватор, – послать это письмо Петрюсу, что означало бы крайне опечалить его, ибо он не сможет прийти на свидание, или же самому отправиться туда и попытаться найти отгадку».
Сальватор сунул письмо в карман, задумчиво прошелся раз пять или шесть по мастерской и, взвесив в уме все «за» и «против», решил, что лучше всего будет пойти вечером на это свидание вместо друга.
Он быстро вышел из дома и отправился на улицу Офер, где его ждали клиенты, очень удивленные тем, что уже девять часов, а его все нет на месте.
Глава CXLIV
В которой показано, что профессия комиссионера действительно имеет свои преимущества
Вечером того же дня, в десять часов сад, а точнее покрытый снегом парк особняка Ламот-Уданов, при серебристом свете луны в своей центральной части напоминал одно из озер в Швейцарии: лужайки сверкали, словно жемчужины, кусты походили на украшенные бриллиантами султаны, ветви деревьев свешивались вниз под тяжестью сверкающего, словно драгоценные каменья, снега. Стояла светлая и тихая зимняя ночь, когда даже мороз не мог остудить восторга истинных ценителей красот природы.
Поэт нашел бы там одну из самых прекрасных и величественных картин для созерцания. Влюбленный – пищу для сладостных мечтаний.
Достигнув бульвара Инвалидов, Сальватор, увидев через решетку ограды этот великолепный парк, освещенный, если можно так выразиться, белизной снега, был охвачен восхищением. Но чувство это было непродолжительным, поскольку он горел нетерпением узнать, чем может закончиться свидание, на которое был приглашен его друг и которое казалось ему ловушкой.
Скажем несколько слов о том, что догадаться об этом ему помог не только его врожденный инстинкт, но и его величество случай.
Выйдя из мастерской Петрюса, он, прежде чем пойти в свою контору на улице Офер, решил зайти домой. Придя на улицу Макон, он рассказал Фраголе обо всем, что случилось. Молодая женщина, как и всегда в подобных обстоятельствах (мы это уже неоднократно видели), быстро надела капот, набросила на плечи шубку и спешно отправилась к принцессе Регине для того, чтобы попросить ее объясниться по поводу письма.
Ответ принцессы, находившейся в окружении всех тех, кто явился выразить соболезнования по случаю смерти супруги маршала и ее матери, был кратким и многозначительным.
Она сказала:
– Я была вынуждена написать его. Пусть Петрюс не приходит, ему грозит опасность.
Вот почему, зная о том, что Петрюсу грозила опасность, Сальватор, вооруженный и готовый ко всему, отправился на свидание вместо своего друга.
Итак, взглянув на парк глазами поэта, который пришел в восторг от подобного зрелища, он осмотрел ворота и стал раздумывать над тем, каким образом он мог бы войти.
Но думать долго ему не было необходимости: калитка ворот была открыта.