Сам себе цикл. Дилогия
Шрифт:
– Но почему?
– Его дочери это бы не понравилось.
Глава 20
По сравнению с Москвой Порт-Джексон, самый крупный город, в котором довелось побывать Нику прежде, был просто деревней. Для того, чтобы это понять, Нику даже из поезда выходить не пришлось.
Утром состав въехал в Московскую область, и вдоль железнодорожного полотна, помимо привычных уже лесов и полей, стали появляться аккуратные дачные поселки. Потом была промзона, серая, унылая и огромная,
Столица великой империи, что тут еще скажешь. Население города примерно такое же, как население всей Австралии до прихода туда китайцев.
С отцом они расстались… нормально. Так, как, в общем-то, и расстаются малознакомые, практически ничем эмоционально не связанные люди. Пожали друг другу руки, а потом отец неловко потянулся для объятий, и Ник не стал отдаляться. Отец похлопал его по спине, шепнул что-то вроде «прости за все, сын», а потом бодро и не оборачиваясь, зашагал к своему самолету, а водитель отвез Ника на вокзал и передал ему сумку с вещами первой необходимости, фальшивыми документами, две банковские карты и некоторое количество наличных денег.
По совету деда, Ник выкупил два места – целое купе – чтобы никто не мешал ему по дороге. Ник такое решение только приветствовал, ему и самому не хотелось никого видеть. А проверять свою легенду на прочность он не спешил.
– Воссоединение семьи прошло как-то без огонька, не находишь? – заметил Ломтев, возникая на противоположной полке и глядя в окно.
Дед выглядел угнетенным. Вести о смерти дочери затронули его куда сильнее, чем Ника, но оно и понятно.
Эти двое друг друга хотя бы знали…
– Мои родители остались в Австралии, – сказал Ник.
– Так-то да, – согласился Ломтев. – Но чисто биологически…
– Мне жаль, – сказал Ник. – Ну, ты понимаешь… я соболезную.
Конечно же, Ник чувств Ломтева не понимал. Детей у него не было, родители его были живы, по крайней мере, он предпочитал так думать, и он никогда еще не терял близких людей. То есть, сейчас-то он, вроде бы, потерял вообще все, но это другое. Это война, это неопределенность, это у многих так, и не понятно, что делать с этой неизвестностью, но Ломтев-то знал о своей потере совершенно точно, и Нику сложно было представить, что сейчас творится у него в душе.
Если у призраков бывает душа.
– Это я виноват, – сказал Ломтев. – Мне до сих пор кажется, что в тот момент я сделал все, что мог, но, наверное, мне следовало сделать больше. Или как-то иначе. И хотя я пытаюсь убедить себя, что мое вмешательство подарило ей дополнительные двадцать три года жизни, у меня все равно ничего не получается. Эта ответственность… Наверное, это была моя главная миссия в этой жизни, и я ее провалил.
– Ты ничего не мог сделать, – сказал Ник. – Тебя здесь вообще не было.
“А если бы он здесь был, то не было бы меня” – , подумал Ник.
В общем-то, ему было грех жаловаться на свои детство и юность. Они были вполне безоблачными, по некоторым меркам, даже тепличными, и его родители… в смысле, биологические родители, наверное, сделали для него лучшее, что могли сделать.
Учитывая обстоятельства.
Ушли в сторону. Избавились от ответственности, но, если вспомнить, кем они были
и чем занимались, то это было не таким уж плохим решением.– Рационально такие вещи не объясняются, – сказал Ломтев. – Но спасибо за то, что попробовал. Я ценю это, внук.
– Если еще понадобится такая же бесполезная помощь, ты знаешь, где меня найти, – сказал Ник.
– Да, конечно, – рассеянно сказал Ломтев. – Знаешь, наверное, я некоторое время не буду тебя тревожить своими визитами. Мне нужно побыть наедине с собой, как бы странно в нашей ситуации это ни звучало.
– Понимаю, – сказал Ник, и Ломтев тут же исчез.
Жаль, что не навсегда.
Тот факт, что он не будет Ломтева видеть, все равно не давал Нику никакой свободы. Ломтев здесь.
И отсутствие визуального контакта вовсе не означает, что дед вылез из его головы.
Ник вздохнул, вытащил из кармана свежекупленный телефон и запустил браузер, чтобы чуть больше узнать о стране, в которой он оказался.
* * *
На вокзале были толпы.
Люди с поезда с огромными чемоданами заполонили перрон, и Нику с его легкой сумкой достаточно просто было лавировать и идти быстрее потока, и он старался идти быстро, чтобы выбраться на свободное пространство.
Люди были… самые обычные, разве что не такие загорелые, как в Австралии, и Ник выделялся из толпы смуглым тоном кожи. Сначала ему казалось, что он слишком уж выделяется и на него все пялятся, но уже через несколько минут он понял, что никому нет до него никакого дела.
Великая империя жила своей жизнью.
Ник выбрался с перрона, вошел в здание вокзала, ожидая, что в любой момент его может настигнуть властный окрик, но блюстителям порядка тоже не было до него никакого дела. Они и ведать не ведали, что мимо них проходит нелегальный иммигрант с фальшивыми документами, которые жгут ему карман.
Оказавшись на улице, Ник немного расслабился и огляделся по сторонам. Мимо вокзала ползли в пробке машины, пешеходы носились по своим делам, в безоблачном небе светило Солнце, пусть и не такое теплое, как дома, никто не играл на балалайках и не прогуливал своего медведя.
Может быть, они делают это в спальных районах…
Ник сориентировался на местности, свернул направо, прошел метров пятьсот, стараясь, чтобы его шаги были уверенными, и вошел в небольшой переулок, где почти не было людей, зато все обочины были забиты припаркованными машинами.
Пройдя еще метров сто, он остановился и посмотрел на часы на экране своего телефона. Рассветное время, плюс-минус…
Он прождал около пяти минут, когда рядом с ним остановилась машина. Серая, неприметная, местного производства. Значок на радиаторной решетке был Нику незнаком.
Водитель распахнул пассажирскую дверь.
– Ник Пулос?
– Не понимаю, о чем вы, – сказал Ник. – Меня зовут Александр Пономарев.
– Тоже сойдет. Поехали.
Ник сел в машину, и она тронулась с места. Ник подумал, что вот как раз сейчас бы ему и не помешал совет деда, или просто оценка ситуации в его исполнении, но с момента их разговора в поезде Ломтев больше не давал о себе знать. Ушел вглубь себя, точнее, вглубь Ника, и пока еще не вернулся.
– Меня зовут Лев, – сказал водитель.