Шрифт:
Часть I. ФЕЯ И ВЕТЕР
Глава 1. ЗОЛУШКА
Самое странное в чудесах то, что они случаются.
(Г.К. Честертон 'Сапфировый крест')
Все мы немножко феи.
(М. Завойчинская 'Дом на перекрестке')
Викуша еще раз потерла и без того блестящий бок свеженадраенного котла и взглянула на свое отражение. И вздохнула: как ни крути, но даже в этом кривом зеркале не узнать собственную физиономию не
И от грязных котлов, которые надо драить, пока кожа с рук не сойдет, и от бесконечной череды тарелок, и от вонючих помойных ведер, и от единственного платья, которое приходится стирать вручную, чтобы утром снова напяливать на себя, еще влажное, потому что другого все равно нет.
В золушках она жила уже год и находила это возмутительно несправедливым, поскольку никаких перспектив карьерного роста не предвиделось. Ни тебе, понимаешь, феи с тыквой, ни прекрасного принца…. Одни котлы, даром, что кухня дворцовая. Все равно кухня и только кухня.
Словом, где приземлилась, там и пригодилась. А приземлилась не иначе как по некоему внутреннему сродству — с кухни на кухню. Правда, на своей кухне Викуша вовсе не котлы чистить собиралась, а позавтракать, и чашечка ароматного кофе уже ожидала ее, когда в приступе внезапной дурноты она зажмурилась крепко и, пошатнувшись, села мимо табуретки. А глаза открыла уже здесь, где вместо кофе ее сразу приставили к работе, можно сказать, мяукнуть не успела.
…Здоровенный сердитый мужик поднял ее за шкирку с каменного пола, отвесил подзатыльник и только после этого соизволил спросить:
— Это тебя, что ли, прислали сегодня?
— М-мэ… — глубокомысленно откликнулась Викуша.
— Немая, что ли? — хмыкнул дядька, и в сторону: — Граш! Граш, демонов по твою душу! Тут девка новая — отметь.
Граша она не разглядела даже — запомнился только не слишком чистый фиолетовый балахон и жесткая рука, хлопнувшая по плечу, отчего все тело пронзила мгновенная острая боль, которая, впрочем, тут же и прошла, не дождавшись положенного вопля. Потому что вопить обалдевшая Викуша была не в состоянии.
Она безропотно позволила отвести себя к чану с грязной посудой и принялась за мытье, словно всю жизнь только этим и занималась. Собственно, в мытье посуды для Викуши не было ничего нового… разве что в ее количестве. К счастью, здесь все-таки имелся водопровод, а это существенно облегчало задачу.
А мысли тем временем ворочались в голове медленно и тяжко, зато их можно было думать, не отвлекаясь от работы на внезапные озарения. Потому что от работы отвлекаться было нельзя, не поздоровится — это она почему-то сразу поняла…
Год! Год в золушках. Не то чтобы она рвалась в принцессы… Пожалуй, о таком Викуша и в детстве не мечтала — ей казалось, что в жизни принцесс нет ничего привлекательного, кроме, разве что, красивых платьев. А ей хотелось куда более простых и понятных вещей — снова жить только с мамой, снова стать маминой Викушей. Потому что так ее мама не называла с тех пор, как
в доме появился отчим, а за следом за ним, с интервалом в полтора года — двое крикливых пацанов, полностью завладевших маминым вниманием. А сам отчим, который происходил откуда-то из-под Чернигова, звал ее на украинский манер — Витка. И это почему-то ужасно раздражало. До сих пор, хоть это и совершенно бессмысленно — они там небось уже и забыли о ее существовании.А здесь она стала Золушкой. Ну, на самом деле, слово, которым ее называли, значило 'чумазая' или 'замарашка', но Викуша предпочитала сказочный вариант, потому что иначе получалось как-то совсем грустно. Сказать по правде, никто тут и не знал ее настоящего имени, потому что она, как выдала бессмысленное мычание в ответ грозному дядьке, оказавшемуся впоследствии старшим помощником распорядителя кухни, так с тех пор и не сказала никому ни слова. Понимать — понимала, а вот говорить словно мешало что-то. Да и не хотелось, если честно.
Викуша вздохнула и встряхнула головой, прогоняя тоскливые мысли. Она вообще-то всегда была оптимисткой и редко позволяла себе так раскисать. Просто сегодня она уж очень устала — опять праздник Вершины Лета, как и год назад, опять количество работы превосходит все мыслимые пределы. Ну ничего. Вот сейчас она домоет оставшуюся посуду, потом вычистит плиту и полы… Еще пару часов — и можно будет пойти к себе наверх, помыться наскоро и чуть-чуть пообщаться с Керкисом перед сном. Керкис был ее единственным другом в этой странной новой жизни. Какая жизнь — такой и друг. Тоже странный. Потому что Керкис был духом.
— Привидение? — переспросила Викуша, уставившись на облачко тумана, постоянно менявшее форму.
— Да нет же! Дух! Вот ведь непонятливая….
– ворчливо отозвалось облачко и приняло форму крылатой ушастой рептилии, чтобы почти тут же покрыться шерстью и явиться взору онемевшей от удивления девушки дымчато-серым котом.
— Ага, — кивнула Викуша, — все ясно. Дух, — хотя на самом деле ничего ей было не ясно.
— Ты что, совсем меня не боишься? — спросил кот, сияя золотыми глазами.
— А надо?
— Необязательно, — махнул лапой дух и снова преобразовался в лопоухого дракончика, — но все боятся.
— А я не стану, — вздохнула Викуша, — потому что у меня уже нет сил ни бояться, ни удивляться. Слишком все вокруг… странное.
— Правда? — заинтересовался дух.
— Правда, — отозвалась девушка и как на духу поведала изменчивому духу о своей нелегкой попаданческой доле.
— И что ты собираешься делать? — спросил ушастый, выслушав исповедь.
— А что я могу сделать? Сбежать бы отсюда, но как? Я ведь ничего тут, кроме этой кухни, не знаю.
— Сбежать не выйдет, — огорчил Викушу дух, — на тебе метка, наружу не выпустит. Давай-ка лучше тут оставайся. Будем дружить с тобой, ты первая, кто меня видит, но при этом не пугается.
Так они и подружились. Дух велел ей именовать его Керкисом, сам же наотрез оказался называть судомойку любимым именем. Заявил, что 'Викуша' — это, конечно, сладко и уютно, но для их отношений никак не подходит, и, попробовав на слух ее полное имя, выдал собственную версию: Викис. Она и согласилась.