Самая длинная ночь в году

И она удалилась.

Хлопок - и он перенес их в его поместье у моря.

– Я что-то сделала не так?
– напряженно спросила девушка. Она высвободилась из его объятий, подошла к огромному, во всю стену окну, и уставилась в кромешную темень, пытаясь разглядеть за ней море и небо.
– Наталья Николаевна гневалась.

– На меня, как я понял, - улыбнулся он, подходя и обнимая ее. И почему он не принял решения жениться раньше? Мучился почти месяц? Придумывал себе глупости всякие...

– Вы что-то сделали не так?
– продолжила между тем выспрашивать Ира.

– Княгиня Снегова переживает за вас, - он легонько поцеловал волосы любимой.
– И хочет узнать мои намерения.

– Ваши намерения...

Она обернулась, посмотрела на него, оглядела огромную гостиную его дома. Распахнула глаза, словно просыпаясь. Мысли понеслись вскачь, словно подковами по брусчатке мостовой: неприлично, недостойно, недопустимо... Стыдно. Она с такой легкостью, даже не задумываясь, откинула все нормы поведения, приличия, не раздумывая, оставалась с ним наедине.

И ей было так хорошо, так спокойно, что она даже... мечтала...

Она решительно высвободилась из его объятий.

– Андрей Николаевич, перенесите меня домой, - голос не дрожит, можно себя хоть с этим поздравить...

– Я бы не хотел оставлять вас одну в таком состоянии.

– Мне надо это пережить - вот и все, - холодно сказала она.
– Как мне объяснили сегодня, винить мне себя не в чем.

Он тяжело вздохнул.

– Но не обязательно же переживать это в одиночку...

Ирина подняла на него безжизненный взгляд:

– Мне не привыкать.

– Ира, не надо...

– Я хочу остаться одна. Пожалуйста.

– Нет. Вам надо поесть. Я бы рекомендовал выпить коньяку. Потом выйти к морю и покричать. Лучше всего поплакать. И к утру смириться с тем, что вы не всесильны. Это очень больно, по себе знаю. Но одной это пережить... Можно. Но, безусловно, не нужно...

– Да что вы обо всем этом знаете?
– прошипела она злобно.

– Может быть, больше, чем мне бы хотелось, - он отошел от нее, открыл шкафчик, достал пузатую бутылку, снял со стойки два бокала, наполнил их.
– Я лишился родителей, когда мне было восемнадцать лет. Акция бомбистов. Экипаж так нашпиговали ледовыми бомбами, что хоронить было уже практически некого...

– Я знаю, как действуют подобные бомбы, - бесцветным голосом проговорила она, задрожав.
– Радиус поражения до десяти метров. разлетевшиеся осколки прошивают тела попавших под удар, как бумагу... Сфера из переплавленных осколков черного хрусталя... Внутри - зачарованный лед. На уроках в Академии нам рассказывали... И показывали.

Андрей Николаевич решительно сунул ей в руки бокал, выпил свой - и уставился на огонь камина, повернувшись к ней спиной.

– Простите, - она подошла и положила руку ему на плечо.
– Я не знала.

– Выпейте коньяк, Ирина. К сожалению, других успокоительных в доме нет. Да я их и не знаю.

– Настойка ледяного мха, - улыбнулась она сквозь слезы.
– По капле на год жизни...

– Могу слуг отправить... Вам будет легче, если вы выпьете лекарство?

Он по-прежнему не поворачивался.

Она обошла его - и обняла сама.

– Ирочка, - шептал он, осыпая ее короткими и нежными поцелуями-узнаваниями, поцелуями-вопросами, подглядывая за выражением ее лица из-под длинных ресниц...

А руки уже сами тянулись к ее волосам, которые, как и полагается, были уложены в строгую гладкую прическу. Почему ему всегда казалось, что от такой укладки у нее болит голова?

Она вздохнула - и прижалась к нему. Положила руки ему на плечи.

И легкость поцелуев исчезла, ее сменила неистовство...

Он ее целовал - страстно, жадно, уже не думая ни о чем - и потихоньку отбрасывал шпильку за шпилькой, пока не высвободил косу. Он гладил ее распущенные волосы. И не мог остановиться. Не мог насытиться. Смог только чуть приоткрыть глаза, чтобы посмотреть на нее...

Какая серьезная мордашка! Он не мог не улыбнуться. Она почувствовала эту улыбку на своих губах - и очнулась.

Мучительно покраснела.

Он погладил ее по щеке.

"К Небесам все! За два-три дня я организую нам свадьбу, порву всех, кто хоть косо взглянет, императрица не рискнет со мной связываться, - и на нее найдется управа". И он прижал девушку к себе еще крепче.

И ему стало так легко, как не было с тех самых восемнадцати лет, когда привычный мир вдруг рухнул.

И он опять потянулся к ее губам, но остановился, потому что вспомнил:

– Ты не ужинала!

Улыбнулся ее недоуменному взгляду, потому что она чуть было не сказала вслух: "Какой ужин?" Поэтому спросил уже недовольно:

– Ты хоть обедала нормально?

Ирина, лукаво улыбаясь, отрицательно покачала головой.

– Охрану приставлю!
– грозно заявил он.

Потом вспомнил, что охрана уже приставлена - и огорчился. А как подумал, что ему еще и объясняться с ней...

– Ужинать!
– возвестил он, а про себя подумал, что и это решаемо...

После еды она стала дремать сидя прямо за столом, с открытыми глазами, да еще и умудряясь ему что-то отвечать. Получалось, правда, не очень внятно. Поэтому он сделал над собой героическое усилие и преодолел искушение оставить ночевать ее в своем доме.

– Я отнесу тебя домой, - подошел он к ней и подхватил на руки.

– Сумка и жакет, - все-таки она была прагматична.
– И на вешалке мое пальто.

Подождал, пока она соберется. И с печальным вздохом доставил ее домой, прямиком в гостиную.

– Только пообещай, что сразу ляжешь спать. Наверняка, сумасшедший день будет...
– прошептал он ей, уже прощаясь. И поцеловал. Снова.

– Хорошо, Андрей Николаевич, - с интонацией первой ученицы ответила она.

– Называть мужчину, с которым целуешься на "вы" и по имени-отчеству...- раздосадовано протянул он, - это...

– Неприлично?
– улыбнулась она.

– Практически. Я встречу тебя завтра с работы - и мы поговорим. Пока тренируйся.

В семь пятнадцать утра он был у княгини Снеговой.