Самайнтаун

Лора даже не заметила, как стала слабой.

«И чем я только это заслужила?» – подумала она, глядя на свои обездвиженные ноги, замызганные грязью до колен. На светлых джинсах коричневые пятна смотрелись вопиюще, а ветер, гоняющий золотые листьями с парами яблочного пунша, будто бы смеялся над ней. В таком взвинченном состоянии она вот-вот расхохоталась бы тоже – или расплакалась, но ей на плечо легла тяжелая рука.

– Франц?

Облегчение приоткрыло ее губы, но досада закрыла их обратно. Человек, возникший из-за развивающихся краев ярко-красного шатра, был Лоре однозначно незнаком. Ибо, увидев его единожды, она бы точно не смогла забыть: такую кошмарную улыбку и на миллион людей не встретишь! Лицо смотрелось неестественно, словно незнакомец слепил его из воска. Лора ойкнула и случайно проглотила вишневый леденец, который все это время прижимала языком к внутренней стороне зубов.

Человек, стоящий над ней, был невероятно высок по ее меркам – даже выше Франца. Широкая платформа черных кожаных ботинок не только добавляла ему роста, но и каким-то образом скрадывала все шаги: Лора даже не услышала, как к ней кто-то подошел. Впрочем, если бы не безумная улыбка, Лора нашла бы этого мужчину вполне симпатичным: тонкие и острые черты, волосы всего на несколько тонов темнее волос Лоры, но вот глаза – на целых десять. Руку, которую она рефлекторно с себя смахнула, облачала велюровая перчатка. На другой позвякивали кольца – кованые, из серебра плетенные, как венки и прутья.

– Лорелея Андерсен? – спросил человек, и Лора кивнула против воли, даже если не любила, когда к ней обращаются полным именем. – Я хочу кое-что у вас купить.

Лора бегло глянула по сторонам – он что, спутал ее с какой-нибудь торговкой? – а затем, убедившись, что рядом с ней точно нет прилавка, да и на одну из местных мамбо она никак не тянет, посмотрела на странного человека еще раз.

– Купить? Вы типа хотите заказать у меня чертеж? Все заявки я принимаю по электронной почте, если что. Сходите в ратушу, там вам дадут мой адрес.

И она схватилась за колеса, торопливо уезжая из-под пустого навеса. Там она пряталась от не по-октябрьски зефирного солнца, непоседливых туристов, страха и самой себя, но теперь ей хотелось спрятаться от незнакомца. Лора решила не оглядываться на него лишний раз – говорят, психи принимают такое за проявление интереса, – и молча покатилась прочь, обратно к центру рынка. Еще минуту назад она спасалась от толпы, а теперь – внутри нее.

– Мне нужен не чертеж, – раздалось там же, за спиной. – Я хотел бы купить вас.

– Чего? – Лорелея затормозила, ее негодование от услышанного так раздулось, что само налегло на тормоз. – Фу! Я таким не занимаюсь!

– Но и плачу я не деньгами.

– Ха, тем более.

– Я плачу исполнением желаний. Способом вернее тех, что добывают на кладбищенских рынках или выменивают у дев с сиреневой кожей.

Колеса окончательно встали. Лора повернулась.

Незнакомец держал в руке золотые ножницы и маленький прозрачный пакетик, из которого они свободно выскользнули ему в ладонь. Изящные швейные, с округлыми ручками, покрытыми тонкой резьбой, изображающей перья, и такими же тонкими остриями, складывающимися в птичий клюв с шурупчиком вместо глаза. Их называли «лебедиными», и ради них Лора весь последний месяц работала день и ночь, пачкала рукава в грифеле с черной тушью, переделывала макеты по требованию придирчивой и дотошной Душицы, которую вечно не устраивало, где развешиваются фонари, а где – плакаты. Именно эти ножницы должны были освободить ее или – допускала Лора, но лишь где-то глубоко внутри – в очередной раз уничтожить ее мечты.

Эти ножницы лежали у нее в куртке, но каким-то образом исчезли.

Она оставила на подлокотниках кресла мелкие царапины от ногтей, настолько сильно сжала их пальцами, когда похлопала себя по внешним и внутренним карманам, убеждаясь, что те действительно пусты. «Обронила! А ведь специально держала их так близко к сердцу! Или… Или он вытащил? Украл?!» Последняя догадка заставила Лору окрыситься, страх лишиться последней надежды окислил все другие ее чувства.

– Хорошие ножницы, сильная вещь, – принялся нахваливать реликвию Душицы человек, вертя их, золотящиеся в лучах солнца, на расстоянии вытянутой руки. – Опасная сила. Ими лебединым девам крылья перерезают, еще в детстве или в юности, чтобы навеки в людей их превратить. То и дар, и проклятие, как самой лебедем быть. Можно от бремени избавиться, если то действительно лишь бремя, а можно избавиться от кого-нибудь еще…

Человек наклонил ножницы, повертел их в пальцах, и свет заиграл на зазубринах, оставленных веками, на протяжении которых реликвия кочевала по миру, из семьи в семью, от перьев к коже, из зла в добро. Но все, о чем могла думать Лора – о той бездонной пропасти, что вдруг разверзлась между ножницами и ней.

И Лора бросилась в нее с головой. Колеса взвизгнули, перерезав даже людские голоса вокруг, когда Лора быстро подкатилась обратно к человеку и выхватила реликвию у него из рук. Тот отдал ножницы без сопротивления, даже опустил руку пониже, чтобы она точно смогла до них дотянуться.

– Они счищают перья, а не рыбью чешую, – сказал он вдруг. – На тебе не сработает, морская дева.

– Больно много ты знаешь! – вспыхнула Лора и принялась запихивать ножницы обратно, на этот раз в карман пошире и поглубже. Затем она застегнула его заколкой, как булавкой, вытянув ту из волос на виске, чтоб их было не достать уже наверняка. – Кто ты вообще такой, придурок?! Чего тебе надо?

Злость расцвела на щеках Лоры раскаленными коралловыми пятнами, а страх распустился внутри нее самой, в груди, когда она посмотрела на человека снизу вверх и поняла, что улыбаться он не перестает ни на секунду. И голос бодрый, веселый, словно травит анекдоты.

«Но в глазах совсем пусто», – заметила Лора, вглядываясь в них, но не видя ничего, кроме отражения своего сморщенного и недовольного лица с растушеванными на нем яркими румянами.

Человек сложил руки за спиной и даже немного наклонился, будто проявлял снисхождение к Лоре. Но на самом деле он ее изучал. Лора поняла не сразу: его взгляд ощущался, как пальцы. Будто именно они, чужие, забираются к ней через молнию в одежде и пытаются вытащить из-под кожи кости.

– Меня зовут Ламмас, – сказал он, и Лора была готова поклясться, что наконец увидела улыбку в его улыбке: та каким-то образом стала даже шире. – И, как я уже сказал, мне нужна и та информация, которой ты располагаешь.

– Тьфу ты! Всего лишь информация? Какого рода? – спросила она, мысленно поклявшись, что интересуется исключительно из любопытства.

– О твоем покровителе, Джеке, – ответил он, и тонкие светлые брови, которые Лора старательно выщипывала напротив зеркала каждый вторник, а затем подводила карандашом, вздернулись вверх. – Всего несколько вопросов, и возможность снова ходить – твоя.

Ветер всколыхнул подол шатра, похожий на юбку, и муслиновая ткань обняла их обоих, напоминая вьющиеся языки пламени. Туристы проносили мимо бумажные стаканы, в которых расплескивался горячий пряный пунш с медом и корицей. Где-то на другом конце рынка пекли лунные пряники из лимонного теста, покрытые сахарной глазурью, и фирменные самайнтауновские хот-доги с куриными сосисками, печеной кукурузой в пармезане и сладким луком. Подгнившими овощами с прилавков тоже пахло, а еще сырой землей, прелой листвой и Немой рекой, откуда тянуло водяной прохладой. Лора не любила гулять по городу, но это было частью ее рабочих будней, ведь, чтобы улучшать инфраструктуру, нужно видеть, где и что именно идет не так. Уже к третьему месяцу своей жизни в Самайнтауне она выучила все его улицы наизусть, а вместе с тем запомнила запахи, их наполняющие.

Тот запах, что она вдруг почувствовала сейчас, когда придвинула к Ламмасу коляску, она чувствовала впервые в жизни – резкий, сладкий… Как цветы и кровь.

– Это что, освежитель воздуха «Луговая свежесть»? – спросила она с издевкой. – Во-первых, твои выводы ошибочны. Если я сижу в коляске, то это не значит, что у меня обязательно есть «покровитель». Это уж точно не Джек. Во-вторых, я тебе не газета! Раскошелься и купи «Вестник Самайнтауна», там о нем постоянно пишут.

Вокруг черных глаз Ламмаса разошлись мелкие морщинки, а растянутые губы дрогнули, будто он только этого и ждал. Лора же снова развернулась, а затем принялась цепляться за стопорные колеса быстро-быстро и крутить их, точно зерно в муку молола. Вокруг завертелись разноцветные шатры, человеческие лица, сувенирные столы и овощные лавки. Лора не знала, куда едет на этот раз, но делала это уверенно и шустро. Может быть, податься на парковку и дождаться Франца у машины, если она все еще там? Или же к дороге с автобусной остановкой, той самой, которую ей опять со скандалами переносить? Или попробовать поймать такси, которые, правда, осенью днем с огнем не сыщешь?