Самайнтаун

Лора вздохнула, давя назревающую панику колесами, лишь бы от незнакомца с пугающей улыбкой отвязаться. Что-то с ним ведь определенно не так! Да и откуда ему известно столько о Лоре и ее желаниях? И что за страстный интерес к Джеку? Одержимый его тайнами фанат? Однажды Лору уже окружили посреди улицы малолетние девицы в попытках заполучить через нее автограф. Мужчины, пусть редко, но среди таких девиц тоже бывали, и все, как правило, извращенцы.

– Чего ты прицепился? – бросила Лора через плечо. Даже не оборачиваясь, катясь дальше вдоль торговых улиц, она чувствовала затылком такой же улыбающийся взгляд. И цветочный запах неестественного лета в середине октября тянулся за ней шлейфом, будто Лора испачкалась в пыльце. Тени сгущались по бокам, удлинялись, как и дорожки рынка, кажущиеся ей бесконечно длинными, запутанными. – Если хочешь поболтать о Джеке, в твоем распоряжении весь базар! Он очень популярен, поверь, каждый второй здесь будет рад потрепаться с тобой о нем. Создадите вместе фан-клуб.

– Мне нужно именно то, что знаешь ты, – ответил голос из-за спины, но будто бы над ухом. – В конце концов, лишь трое живут с ним под одной крышей, и ты – самый надежный вариант.

– Откуда… – Лора почти остановилась, но осеклась, поняв, что этого он и добивается. Тряхнула головой, сосредотачиваясь, и снова под коляской зашелестел картон, затем булькнула вода из луж. Лора катилась напролом, остервенело распихивая людей и их тележки. Случайное знакомство, хоть и не самое приятное, вдруг превратилось в настоящую погоню.

«Франц, Франц!» Где же он, когда так нужен?

Лора озиралась на ходу, надеясь вот-вот заметить за широкими спинами рабочих спину поуже да повыше, обтянутую истертой кожанкой с заклепками и с локонами на плечах, как щупальца медузы. Лора ведь недаром называла его псом: хоть на деле Франц был не опаснее, чем взъерошенный хозяйской рукой шпиц, но лаять умел громко и грозно. Самое то, чтобы этого придурочного, идущего за ней по пятам, спугнуть.

– Знаешь, почему я решил обратиться именно к тебе, а не к вампиру или Королеве фей? – продолжил голос. Снова рядом, снова слишком близко, будто Лора и не двигается вовсе, а стоит с Ламмасом лицом к лицу. – Потому что ты тоже жаждешь справедливости. А разве это справедливо – быть прикованной к коляске после того, чем ты пожертвовала? Выполнять работу, которую на самом деле ненавидишь, а ночью колотить по барабанам, потому что хочешь, чтобы так же колотили по тебе. Отталкивать людей, чтобы тебя не посмели полюбить, и не любить саму себя… Что это за жизнь такая? Разве не это настоящее проклятие? Разве это то, ради чего стоило покинуть синий океан? Давай вместе освободим тебя. На этот раз уже навечно.

Лора не бежала, но дыхание ее все равно сбилось. Не верила в то, что слышала, пусть и нестерпимо того хотела. Сердце ее всегда билось не о ком-то, а только о самой себе, и она никогда не видела в этом ничего предосудительного. Ведь кто вытащил ее на берег, как она о том мечтала? Кто позволил плясать по жемчужному песку, слушать мандолину, вбирать в себя тепло чужого тела? Кто уже освободил ее однажды из заточения в пещере, где камни холоднее и острее, чем кости обглоданных ею рыб, где подводное течение несет лишь темноту и одиночество? Все это сделала она сама. Нашла, вымолила, принесла жертву. Лишь Лорелея может позаботиться о Лорелее. Никто другой по-настоящему ей не поможет.

– Ты снова сможешь ходить, Лора.

Она мечтала услышать это семьдесят лет и особенно – последние четыре года, когда сновала по кладбищенскому базару каждое четвертое воскресенье, когда встречалась с джиннами, вампирами, инкубами, демонами-криксами и торговалась, обманывала, покупала, но снова уходила ни с чем. Кто-то просил у нее предсмертное дыхание – взять стеклянный коробок, окутанный металлическими лозами, и заключить в него последний вдох и выдох человека. Кто-то просил у нее голос, чтобы она спела на пластинку, как морская дева, даже если от этого у нее польется горлом кровь. Кто-то запрашивал жертвы человеческие, мол, плоть от плоти лишь дается, а кто-то давно пленился людской жизнью и просил примитивное – платить деньгами. Какое-то время Лора даже верила, что чем изощреннее плата, тем выше вероятность, что желание исполнится, пока не поняла: паршивых бизнесменов среди сумеречных тварей в разы больше, чем среди людей, а идиотов – и подавно.

В том заявлении, что Ламмас метнул ей в спину, как серп, тоже не было совершенно ничего необычного, чего Лора не слышала бы раньше. И все-таки что-то заставило ее остановиться. Она вздохнула глубоко, сжалась всей верхней половиной тела, прежде чем наконец-то осознала. «Это чувство, словно что-то ворошится в грудной клетке, голове и мыслях… Так Джек узнавал мои секреты, когда мы познакомились». Только если Джек ее внутренний шкаф приоткрывал, то Ламмас видел сквозь него.

«Что, если ножницы правда не помогут? Что, если это никакой не вор и не мошенник, а тот, кого я искала все четыре года здесь? Что, если…»

«Если мне рискнуть и согласиться?»

Ноздри Лоры раздулись от запаха, которым ее укутало, и сердцебиение замедлилось, как если бы она снова могла ходить, добежала до высокого холма и там, с разбегу, нырнула в малиновые и ромашковые кущи, и ничего бы вокруг не существовало, кроме безоблачного лета.

– Когда ножницы не сработают, – прошептал Ламмас, нагнав ее, стоя совсем вплотную сзади. – Я буду ждать тебя.

– Ножницы сработают, – процедила Лора, не зная, кого пытается в этом убедить: его или саму себя.

Затем она сглотнула сухость во рту вместе с мыслью, что все это время за ней гнался вовсе не он, а страх поддаться искушению, и продолжила свой путь. Ламмас больше за ней не следовал, ведь все-таки успел за эти несколько минут посадить внутрь нее семя – и за столько же минут почти его взрастил. Эгоизм служил ему лучшим удобрением.

– Наташа?.. Эй, Наташа!

Лорелея узнала ее издалека. Такую было невозможно с кем-то спутать – только Наташа могла разгружать фургон быстрее, чем мужчины, столпившиеся вокруг в жалких попытках ей помочь. Мышиного цвета хвостик рассыпался на короткие вьющиеся от ветра прядки, а джинсовый комбинезон пошел пятнами от масляной подливы: очевидно, чугунки, которые она таскала туда-сюда на самый длинный стол под брезентовым навесом, здорово растряслись в дороге. Лора знала кафе «Тыква» по безвкусному интерьеру в вырви-глаз-оранжевых цветах, а вот ее хозяйку – по душевной доброте. Надеясь, что лимит этой доброты она еще не исчерпала (благо, они встречались редко, потому и грубила ей Лора тоже реже, чем другим), Лора покатилась к ней.

– Наташа, отвези меня домой! – выпалила она с ходу. Наташа поставила очередной чугунок, круглый и размером с два арбуза, сдула с лица выбившуюся челку и подняла глаза. – Пожалуйста. Очень надо. Франц куда-то запропастился, а у меня… У меня проект на носу, и надо…

– И тебе привет, – ответила Наташа, вперив руки в бока с таким видом, что Лора невольно приготовилась затыкать свою гордость за пояс и умолять. Но вместо этого услышала: – Без проблем! Как раз Джеку кофе завезу. Он сегодня не зашел, так что я перелила его в термос. – И она потрясла металлическим тубусом в руке.

Лорелея вздохнула с облегчением и подкатилась к краю тротуара, где был припаркован пикап Наташи с прицепленным фургоном.

– Ой, а ты здесь с Ламмасом встречалась? Не знала, что вы знакомы! Хотя такие люди быстро друзей заводят. Надеюсь, он все-таки заглянул в музей кукол, который я ему советовала. Сегодня как раз вторник, у них там билеты со скидкой аж тридцать процентов! Может, подойти напомнить…

В ушах зашумела кровь, точно морской прибой. Человек, преследовавший ее через весь рынок, обещавший исполнение давнего желания, все еще стоял неподалеку, буквально через несколько шатров, с невозмутимым видом перебирая какие-то ракушки и венки из замшелых листьев, лежащие на прилавке возле самовара с бесплатным пуншем. Со своей сияющей улыбкой, приторной и застывшей, как сахарная корка на поверхности крем-брюле, Ламмас был хорошо заметен в толпе.

– Ты его знаешь? – спросила Лора, когда Наташа, помахав Ламмасу рукой и захихикав, когда он помахал в ответ, принялась торопливо освобождать место на пассажирском сиденье. В багажник полетели грабли, сплюснутые белые тыквы с голубовато-серыми прожилками и несколько пивных бутылок. Помогая Лоре забраться внутрь и усесться поудобнее, Наташа сказала:

– Да, это же господин Ламмас! Он каждый день у меня ужинает вот уже несколько месяцев.

– Погоди, месяцев?..

– Ага. Почти ничего не съедает из того, что берет, правда, но таки-и-ие чаевые всегда оставляет, ты бы знала! – Последнее она прошептала заговорщицки, приложив ко рту ладонь. – Сразу видно, хороший человек. Пожалуйста, скажи, что ты ему не грубила!