Самооборона

— Насмерть?

— Да. Идиотская смерть, правда? В наше компьютеризированное время… Да тот парень за рулем и был идиотом. Гнал пьяный на каком-то древнем драндулете, на котором компа вообще не было. Он работал в автомастерской и сам довел до рабочего состояния этот драндулет, купленный на свалке — кажется, этот факт и обмывал… Его, конечно, арестовали. Судили. Дали четыре года, по гуманным союзным законам. У парня было трудное детство и бла-бла-бла, не говоря уже о том, что он наполовину черный, наполовину китаец. А Догерти с тех пор воспитывает девочку один.

— Сколько ей уже? Я плохо помню, когда была та история.

— Восемь. Три года назад тот придурок вышел. И исчез.

— Догерти, конечно, подозревали?

— Само собой. У него железное алиби. Кроме того, тело так и не нашли.

— Думаешь, Туссэн? Ну, не сам, конечно.

— Полагаю, что Туссэн в любом случае был в курсе. Но Догерти мог обойтись и без его прямой помощи. Он ведь возглавляет службу безопасности, у него имеются собственные подчиненные… специфического профиля.

— Интересно, среди них есть его бывшие солдаты?

— Не знаю. Мне удалось узнать имена лишь некоторых. Солдатами они не были. А вот в тюрьме кое-кто из них сидел.

— Но разве всех их тоже не должны были проверить?

— Возможно, помощь Туссэна как раз состояла в создании алиби. А может, они и сами справились. В условиях презумпции невиновности достаточно большая группа людей может создать алиби друг другу.

— Так что это нам дает? Хочешь раскопать то старое дело и шантажировать Догерти? — спросил я с изрядным скепсисом.

— Нет, это дохлый номер. Все проще. Суть в том, что жестокий и безжалостный «Дэггер» Догерти, железный профессионал, машина для убийства — души не чает в своей маленькой Элис.

— Что? — опешил я. — Ты предлагаешь похитить девочку? И угрожать ее убийством?

— Да.

— Но это же ребенок! Ей всего восемь лет!

— А если бы ей было двадцать, тебя бы все устраивало? Это только хорошо, что она ребенок. Ей будет проще пережить это, чем взрослому — она не будет понимать серьезности ситуации. Ей будет казаться, что это такая игра.

— А если Догерти не согласится на наши требования?

— Он согласится.

— А если? Он военный и, как я понимаю, человек чести. Пусть его представления о таковой и расходятся с мнением правозащитников. Он может жестоко мстить врагу, но не пойдет на предательство своего командира. Что ты собираешься делать в этом случае?

— Если ты имеешь в виду, не собираюсь ли я отрезать девочке пальцы и все такое, — ответила Миранда с раздражением, — то я еще раз повторяю тебе: я не чудовище. Это Догерти мог жечь детей в сарае. Я не причиню Элис никакого реального вреда. Но у Догерти, конечно, надо будет создать иное мнение. Возможно, немного компьютерной графики…

— Миранда, мне кажется, при всем твоем изучении психологии, ты рассуждаешь по-женски. Экстраполируешь на Догерти готовность женщины пойти на все ради своего ребенка. А он профессионал, и даже в такой ситуации будет действовать как профессионал, а не как не помнящий себя от горя отец. Полагаю, первое, что он сделает — это расскажет обо всем Туссэну. А дальше уже они разработают совместную операцию, как делает в таких случаях полиция — только им это будет еще проще, ибо они не будут ограничиваться рамками закона. И мы попадем в ловушку.

Миранда задумалась.

— Скорее всего, ты прав, — резюмировала она. — Что отсюда следует?

Вопрос был явно задан не в расчете на ответ «что из этого ничего не выйдет», так что я предпочел промолчать.

— Что необходимо уничтожить саму основу верности Дэггера. Натравить его на Туссэна и остальных боссов Альянзы. В лучших традициях айкидо — использовать силу противника против него самого.

— И каким же образом? Ты предлагаешь… — до меня стало доходить, — каким-то способом убедить Догерти, что за похищением его дочери стоят его же работодатели?

— Именно так.

— Но это же полный бред! Зачем Туссэну поступать так со своим лучшим сторожевым псом?

— Чтобы натравить его на врага хозяина. Обставив дело таким образом, чтобы виновниками выглядели, например, местные триады.

— То есть мы должны подставить Альянзу, внушив Догерти мысль, что Альянза похитила его дочь, чтобы подставить триады? По-моему, это чепуха. Тем более что ты сама говоришь — Туссэн и его сообщники живут в мире с триадами.

— Ну да. Раздел сфер влияния. Альянза не лезет в местный криминальный бизнес, ее зона интересов — Конфедерация. А здесь ее главные шишки просто живут, как добропорядочные бизнесмены. Но я не знаю, насколько Догерти посвящен в эти тонкости. А главное — он, как военный, хорошо знает, что мир — вещь хрупкая и неустойчивая, и что притвориться жертвой агрессии — классический прием тех, кто хочет развязать войну.

— Неубедительно, — покачал головой я. — Он не поверит.

— Поверит, если ему в этом помочь.

— Что ты имеешь в виду?

Миранда извлекла из внутреннего кармана коробочку, а из нее достала блестящую ампулу и продемонстрировала ее мне:

— Знаешь, что это такое?

— Очередной психотроп? Подавитель воли? Мы ведь уже знаем, что будет, если применить его к высокопоставленному служащему Альянзы.

— Фокус с гиперсенсибилизацией остроумен, но тоже имеет свои границы применимости. Сам подумай, в каких случаях нельзя создать смертельную реакцию на вещество? Ну то есть не физически нельзя, а бессмысленно?

— Если это вещество жизненно необходимо… а также если оно в норме вырабатывается в самом организме, а не вводится извне. Иначе ценный работник загнется сразу.

— Именно так. Так вот, в этой ампуле, — Миранда улыбнулась, — то, о чем столетиями мечтали миллионы некрасивых женщин и стареющих мужчин. Впрочем, отнюдь не только они. Эликсир любви. Или ее экстракт, если точнее.

— Афродизиак? — мне вдруг представилось, что это слово происходит не от Афродиты, а от Африки — вероятно, по аналогии с уродливым словечком «афроамериканец», которым в Союзе именуют негров. — Ты что, надеешься соблазнить этого Догерти и нашептать ему свою версию в постели? — я скривился;

Миранда, конечно, не была мне ни женой, ни любовницей, и у меня не было прав распоряжаться ее личной жизнью, но почему-то подобная идея, даже реализуемая в интересах дела, была мне весьма неприятна. Тут же, впрочем, нашелся и рациональный аргумент: — Если у него похитят дочь, ему будет не до секса, несмотря ни на какие ампулы.

— Угу. Для любви одного лишь полового влечения недостаточно. Нужно еще отключать разум, точнее говоря — максимально снижать критичность мышления и восприятия. Только в этом случае обычный человек начинает восприниматься, как средоточие всех достоинств и совершенств…

— Вот именно, — кивнул я. — И меня поражают люди, которые, зная все это, продолжают считать любовь, лишающую их разума, чем-то нужным и прекрасным. Уж лучше бы просто били себе дубиной по голове, получилось бы проще и эффективнее.

— Человек живет не только разумом, — пожала плечами Миранда.

— Тем хуже для человека. Именно поэтому мы и имеем вместо нормального мира то, что имеем.

— Ладно, мировоззренческие споры подождут. Я говорю о чисто практической стороне дела. В этой ампуле — экстракт тех самых веществ, которые вырабатываются в мозгу влюбленного. Фенилэтиламин, норэпинефрин и еще кое-какие амфетаминоподобные нейропептиды. Состав и концентрация подобраны так, что эйфорической реакции они не вызывают, а вот критическое мышление вырубают начисто. Человек, находящийся под действием этого препарата, способен уверовать во что угодно. Сам препарат не определяет, во что именно — он лишь создает благоприятные условия. Определяющим является действующий в этот момент раздражитель, провоцирующий эмоциональную реакцию. Если это будет сексуальный раздражитель, человек влюбится. Если иной…