САМОСБОР. Бетонное сердце

Оставались последние пять метров. Вадим хоть и не подавал виду, но ему переход давался сложнее, нежели другим. Вода медленно просачивалась сквозь плотные швы обувки. Пальцы ног слегка онемели от сырого холода, делая каждый шаг еще труднее. Он положил руку на дверь в надежде получить дополнительную точку опоры, как в то же мгновение раздался настойчивый стук. Бойцы замерли. Вадим отпрянул в сторону, едва не потеряв равновесие.

— Что это? — прошептал Беркут.

Кобра жестом приказал ему заткнуться и стал прислушиваться. Стук повторился и стал более длинным. Кто-то явно хотел привлечь их внимание.

— Эй! Здесь кто-нибудь есть? — раздался глухой женский голос. — Дверь заело! Выпустите меня!

Отряд стоял, как вкопанный, не зная, что делать. Тратить время на еще одного гражданского, которого, возможно, придется тащить на себе, мало кто хотел. Как это ни ужасно, так думать, но выживание отряда важнее.

— Мама, кто там? — появился новый, уже детский, голос. — Они нас выпустят?

Беркут подошел к двери и схватился за прикипевший гермозатвор.

— Держитесь, сейчас откроем! — сказал он и навалился на вентиль.

Упрямый механизм успел провернуться на сантиметр, как тут же был остановлен подоспевшим Коброй.

— Ты что делаешь, щенок?! — рыкнул техник, отбрасывая Беркута в сторону. — Сам подохнуть захотел, так еще и нас за собой утянешь?

— Там ребенок, ты же слышал!

— Нет там никого!

Беркут не мог поверить в такой крайний цинизм товарища. Да, он знал, что иногда приходится оставлять безнадежных на смерть, и несколько часов назад он так бы и поступил. Но дети! Дети этого не заслуживают.

— Мне страшно, — срывался на плач голос. — Я хочу есть.

Беркут буквально сжигал Кобру презрительным взглядом.

— Это, по-твоему, никого нет?!

— Слушай сюда, малец. Я не знаю, что находится за этой дверью, но это точно не человек.

— С чего ты взял?

— Просто поверь и уходи.

За дверью послышался плач.

— Откройте, пожалуйста. Тут темно и страшно, — стонал ребенок, или то, что выдавало себя за него. — Не уходите, пожалуйста! — голос становился все громче и тревожнее. — Тут монстры! Помогите! Они нас съедят!

Беркут с сомнением оглянулся, но Кобра стал буквально выталкивать его наружу. Возможно, он еще долго будет вспоминать этот эпизод, постоянно задавая себе один и тот же вопрос: «Правильно ли я поступил?». С каждым шагом к выходу мольбы о помощи становились все громче. Детский плач искажался и больше походил на свист бормашины. Нарастающий шум перешел в нестерпимую головную боль. Словно кто-то бурит виски, наматывая мозговую ткань на ржавое сверло.

— Нет, я должен.

Тело Беркута уже не подчинялось своему хозяину. Он оттолкнул Кобру в стену и побежал к источнику голоса.

— Твою же… — Бард выхватил автомат и уже готов был пристрелить бойца, но было поздно. Гермозатвор издал последний ржавый писк, и ударная волна сбила с ног всех, кроме Беркута. Дверь тихонько отворилась.

Ничего. За ней не было абсолютно ничего. Непроницаемая пелена тьмы скрывала убранство ячейки.

— Сюда, скорее! — звал голос.

Из пустоты протянулась маленькая детская ручка. Беркут нежно вложил ее в свою ладонь. Кожа была холодной на ощупь и неестественно твердой. Но бойца это никак не насторожило. Беркут почувствовал режущий железистый запах. Тонкая капля крови упала из носа на губу, а на душе стало необъяснимо легко.

Внезапный свист лезвия, и нож вошел в детское запястье по самую рукоятку. Кобра успел вовремя. Сущность издала нечеловеческий визг и скрылась в темноте, отпустив руку бойца. С глаз Беркута словно пелена упала, а здравый рассудок постепенно возвращался. Темная завеса медленно растворилась, теперь на ее месте была обыкновенная бетонная стена.

— Что? Что это было? — сбивчиво повторял Беркут.

— Не знаю, — ответил Кобра, — и не хочу знать.

— Я будто сам не свой был. Где-то в глубине души я хотел не хотеть открывать, но что-то вело меня. Что-то изнутри меня.

— Все в порядке, — по-отечески сказал Кобра, — сейчас все в порядке. Нужно уходить, быстро.

— Если еще раз такое будет, пристрелите меня.

— Я лично сделаю тебе дополнительное отверстие, — вмешался Вадим, — если мы еще хоть на мгновение задержимся в этом месте.

Покинув наконец мокрый тоннель, группа добралась до пригодной лестничной клетки. Промокшие бойцы только и успели немного отдышаться, как тут же начали восхождение.

— Ну вот, — с трудом сохраняя бодрость, сказал Бард, — еще четыре тысячи шагов, и мы дома.

Бард понимал, что они не смогут взять эту высоту разом, поэтому решил двигаться с передышками. Преодолев десять пролетов, группа сделала первую остановку. Этаж выглядел уже более цивилизованно. Плесени по углам было в разы меньше, да и краска посвежее. Чувствовалась близость жилых секторов.

Вадим, следуя природному любопытству, подстегнутому дикой болью в коленях, решил осмотреть коридор на предмет лифта. Бард махнул ему рукой, не став препятствовать здоровой инициативе.

Вадим только подошел к этажной двери, как его сбил с ног вылетевший бритый налысо мужик. Не обращая на бойцов никакого внимания, он ловко преодолел несколько пролетов и скрылся в высоте. В открывшемся дверном проеме в луже крови лежал Юра.

Глава 14. В сиянии тысячи звезд

В начале был подъезд. Он безмолвно стоял посреди вечного мрака, как память о самом себе. Косая дверца горько скрипела проржавевшими петлями, ласково убаюкивая бетонные стены. Подъезд спал в шершавых объятиях арматурных грез, пока не пришел Самосбор.

Едкий фиолетовый туман сочился из старческих морщин пустоты. Медленно, словно стервятник, он кружил вокруг панельного монумента, готовясь забрать спящую добычу. Как его ни молила дверь, как бы жалобно ни пела она, Самосбор не уходил.

— Зачем ты пришел? — спросила она.

— Мне нужно сердце. Отдай его мне, и я уйду, — лукаво завыл он.

— Я не могу отдать тебе сердце, ведь оно внутри подъезда, а я не могу туда попасть.

Разгневался Самосбор на дверь и вырвал ее с петлями.