Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Самые смешные рассказы
Шрифт:

Особенно удачно выходил у него товарищ Мао на рисе и копии скульптур Зураба Церетели из пшенных зернышек. В скорлупе грецкого ореха вместилось все Политбюро и весь ЦК конца 1980-х… Из конопли он ваял олигархов в полный рост и даже подбивал им подошвочки на ботиночках золотенькими гвоздиками.

В минуты отдохновения Венчальников раскрывал хромированный портсигар, где толпились все его шедевры от Рюрика и Малюты до Березовского и Ельцина, и приникал к окулярам.

— Эхэ, блин, сколько вас! — бормотал Матвей Иванович. — Как микробов повысыпало!..

7

Все было бы прекрасно, если бы не птицы.

Сначала вырвались из клетки два волнистых попугая — Ромка и Гулька, именовавшиеся в доме для краткости Рогулькой.

Эта коварная Рогулька, проявив

дуалистическое единодушие, пробралась через узкую щель в сервант и склевала всех 26 Бакинских комиссаров, изваянных на половинках ячменных зерен.

Уже к вечеру того же дня террористы были обменены в зоомагазине на мешочек сырья — ценнейшего в художественном смысле канареечного семени.

Теплым летним днем с садового стола порывом ветра сдуло Джорджа Буша. И пока Венчальников с супругой искали в песке президента, шустрый воробей стрямал пятерых пшенных правозащитников и Солженицына из четвертушки горошины.

Особенно досаждали наглые соседские куры, из-за чего Матвей Иванович возненавидел всех домашних пернатых.

И вот тогда он приобрел упомянутую ранее винтовку.

8

Теперь по большим праздникам, например, на 1 мая, Пятидесятницу и 7 ноября, Венчальников выходит на площадь и, если эти дни не совпадают со временем очередного курса излечения, устраивает на площади парад.

Он торжественно ползет по бетонным плитам вдоль ряда скульптурных портретов и, стараясь не потерять их в траве, рапортует примерно так:

— Владимир Владимирычу Путину, гаранту и реформатору — ура-а!..

Да и в психушке Матвею Ивановичу хорошо. Ему, как постоянному клиенту, доверили ухаживать за подсобным хозяйством — тепличками и грядками.

И вот там-то он уже воплотил, добился, уже вернул всю потерянную в начале 90-х годов страну, необъятную — от сточной канавки до второго столбушка в заборе. Сейчас в самом центре, в самом сердце ее — возле кустов клубники — у Венчальникова располагается аллея славы, укрытая лоскутом

целлофана от ворон и воробьев.

А вдоль границ и на окраинах — на Кольском (где лейка раньше валялась) и на Камчатке (у лопушка возле кирпичного штабеля) — наставлены грозные ракеты из спичечных головок.

Да, Венчальников вернул обороноспособность этого государства. И теперь подумывает о мировом господстве.

Жена плотника

Мама мыла раму.

Закатав по локоть рукава байкового халата, старушка полоскала в ведре зеленую, похожую на водоросль мочалку и с придыханием возюкала ею по свежелакированному дереву Мутные капли стекали на пол веранды.

В дверях, прислоняясь к косяку и скрестив руки на груди стояла и наблюдала сноха, Алевтина. Минут десять тому она вызвалась помочь, но свекровь, как всегда, заупрямилась в надежде, что Алевтина уйдет и не будет торчать „ад душой с разговорами. Второй раз предлагать помощь Алевтина не стала но не ушла, и теперь с некоторым участливым злорадством смотрела, как старушка ползает вокруг рамы на коленях и часто хватается за поясницу. Попутно она произнесла мужниной матери наставление по эксплуатации газовой плиты, на которой та грела воду для мытья, а также по экономии электроэнергии.

— Вы, мама, сколько разлили-то, — завершила эту долгую тираду Алевтина. — Протечет в щели, будет плесень под полом.

— Не будет, откуда ей быть, — безнадежно отозвалась свекровь, распрямившись и дважды подряд продохнув. Алевтина ее ответ как не услышала.

— Я грю, надо было вон клеенку взять и постелить. А потом всю воду с клеенки в огород вылить. Мыльную туда можно. Вот вы иногда с порошком выливаете — эту нельзя, я вам объясняла. А с мылом полезно, тем более, все равно на пол льете. А если б клеенка — так вот поднять ее за четыре угла, чтоб по дороге не разлилось, и вынести. А под ноги себе б старый Юркин плащ бросили, а то вам плохо голыми коленками по жестким доскам.

— Плащ намокнет, — старушка отвернулась и опять взялась за мочалку.

— Не намокнет, если на него сверху клеенку завернуть. Так бы вот сюда кверху и вон туда на плинтус. Оно бы и хорошо.

Алевтина

смахнула ладонью выбившуюся прядь волос со лба на затылок, подалась чуть влево, чтобы было лучше видно. И перевела разговор на мужа:

— Оно бы, мама, и вовсе не мыть, если б он делал по-человечески. Я ему сколько показывала: сделал раму — неси на плече. Вот так руку просунь и неси наперевес повыше на плече. Вот как надо, глядите… А ему, видишь ли, плечо затекает, барин Жерновкин нашелся. В руке тащит, волочит по низу по лужам, вот и грязь. Не отмоешь. По дороге-то у нас какую-то химию разбрасывают зимой от снега. Она все лето и осень никуда не девается, во, какая химия! Обувку новую надел, раз в лужу наступил, и готово, на выброс. Не говоря уж о дереве. Этот бы меня про рамы послушал, морилкой прошелся — на темном и грязь не заметно. А ему светлое подавай, лаком, чтоб дерево золотилось. Раззолотилось вот ему, ага, налили вот ему и поднесли на золоте с изумрудами… Васька, куда тебя понесло, бандюга ты этакий!

Алевтина, не сходя с места, слегка отклонилась назад и повернула голову, обратив внимание на сына, штурмующего с палкой наперевес песочную кучу.

— Иди сюда, Васька, я тебе голову откручу! Ты какие штаны надел, а я тебе сказала — какие? Куртку застегни, застегни, я тебе что грю, куртку! О! О! Полез, полез! Ты, скажи пожалуйста, как по песку-то лезешь? Надо же вот как нога ставить, как Чарли Чаплин надо! Тогда сразу залезешь, а ты ковыряешься на месте, будто таракан, Васька! Ну, набери мне в кроссовки песку, набери! Придешь ты у меня! Палку ровнее держи — это у тебя ружье или сосиска? Вот так перехвати, ровнее! Вот как ружье держать-то надо! Ну погоди, сейчас мать не слушаешь — вырастешь, в армию пойдешь, там тебя научат… Хотя чему они могут научить — сами не умеют ничего.

Сделав безрадостный вывод об обороноспособности страны и сокрушенно махнув рукой на Ваську, она взяла, уперев ребром в бок, оцинкованный таз с яблоками и понесла во двор под навес — резать урожай на компот. По пути поправила ногой на дорожке вывалившийся из бордюра кирпич, по-балетному вытянув мысок, и обернулась к свекрови:

— А я ведь сколько раз Сергей Михалычу: вы, папа, я ему грю, один к другому кирпичи ставьте, будто в домино, когда дорожку кладете. Тогда бы крепко было. А они с Юркой два оба, как упрутся — трактором не сдвинешь. И Васька вон, поди-разбери — в отца или в деда бестолковый. Вы бы, мама, задки у тапок не сминали, нашмыгивали бы вместе с пятками. А то жалуетесь на поясницу, а это у вас от пяток через ноги все и идет. И вообще, я с огорода поглядела — вы там над полами раму не мойте, выносите вот сюда и мойте над травой. На терраске-то, я вам обратно грю, затечет под пол и сгниет весь дом. Вон на гвозде, где шкаф, возьмите поясок, халат себе подпояшьте. А то на пуговицах плохо, он у вас отвисает, подшейте потом вот здесь и вот здесь на груди и под мышками.

Алевтина отвлеклась. У калитки мучился с узкой щелью почтового ящика поселковый письмоносец, не решаясь войти на участок из-за беснующегося на привязи кобеля. Алевтина, скукожив губы, сдула от лица назойливую мошку («Летаешь тут как не надо!») и остановилась, скептически глядя на почтальона. Наконец не выдержала:

— Вы газеты-то не вдоль как трубку, а поперек по ширине сверните — они и пролезут. А то прошлый раз письмо из пенсионного пришло, я вынимала — весь конверт в лохмотья ободрала. Это потому, что вы газет толстых неправильно напихали, ящик и расперло сикось-накось, а еще сбоку письмо затолкали… Вот, аккуратно суйте, пошевелите сверток-то весь, газеты и влезут. Что — мне подойти взять? Вы что, совсем? Не машите мне тут! Не могу я взять, руки заняты, яблоки у меня. А вот вам я что грю — вы не так ходите. В другой раз не тут вот мимо Крушовых по тропинке идите, а вон по той стороне, где липы, и сразу через канавку к нам на тропинку. А то идете мимо Крушовых, а у них глина, вы нам на асфальт глину наносите. Чего ж нет-то? Вон, на том ботинке. Об траву оботрите, да не об нашу, а вон у проезжей дороги, боком больше, боком надо больше, ногу согните и скребите там рантом об траву, скребите…

Поделиться с друзьями: