Самый лучший комсомолец. Том третий
Шрифт:
— Да, — почти с испугом в глазах посмотрел на меня Судоплатов.
— Просто угадал, — развел я руками. — Второй вариант — он постоянно выигрывал, привык ощущать вкус победы, и итог один черт точно такой же, как сейчас. Не переживай, пап Толь, вылечим.
— Да какая там болезнь, — поморщился он.
— Самая обычная, — покачал я головой. — Хроническое прогрессирующее неизлечимое смертельное заболевание «зависимость». С таким же успехом он мог бы бухать, жрать аптечные препараты без назначения врача, придаваться беспорядочным половым связям и тому подобное — словом, откармливать лимбическую систему до полной потери самоконтроля. Осуждение тут только навредит —
— Болеет братец, значит, — откинувшись в кресле, пап Толя прокрутил ручку между пальцев.
— Болеет и точка! — подтвердил я.
— Совхоз тоже болеет, — перешел Судоплатов к одной из наших стандартных тем. — Это, конечно, твои деньги, но полтора миллиона «минуса»… — удрученно покачал головой.
— Было-то два, — заметил я. — Потихоньку выбираемся из долговой ямы, стало быть. Ничего, скоро восьмое марта, тюльпанов у нас полно, минимум полмиллиона только на них «отобьем». Из крупных «рублёвых» покупок у нас почти всё закончилось, значит дальше будет только лучше. Не дальше осени в «плюсы» выйдем.
— У меня все хорошо, а у Андрея… — снова приуныл папа Толя.
— Винить себя за то, что у тебя все хорошо, когда у кого-то плохо — это прямо полная хрень, — отмахнулся я. — Всем в нашем мире плохо, всех экзистенциальна пустота и животная составляющая точит, но кто-то справляется, а кто-то нет. У дяди Андрея были все возможности прожить жизнь нормально, но он сам все про*бал. Потому что болеет, а не потому что мудак! — напомнил о важном.
— Когда отца посадили я мал был, а он уже все понимал, — вздохнул Судоплатов-младший. — Ему тяжелее чем мне пришлось.
— Ох уж эти детские травмы, — вздохнул и я. — Их тоже у всех хватает, так чего теперь, кружки коллективного суицида для особо грустных открывать?
— Еще и поножовщина эта, — потерял папа Толя остатки настроения. — Вот почему нельзя спокойно выпить и спать пойти? Обязательно нужно собутыльника пырнуть.
— Несовершенен человек, — пожал я плечами. — Про пьяную поножовщину и прочие прелести даже думать лень, если честно — просто примем как данность и будем жить дальше. Типа как молния в кого-то ударила — не так часто, к счастью, но все-таки случается. Плюс один зэк, минус один житель — чистая статистика.
— А зачем тебе пуанты? — перевел он тему. — В Большом заказывать пришлось, а у нас даже балета нет.
— Думал нашим танцорам понадобятся, — развел я руками. — Впарим кому-нибудь по бартеру, не проблема — балетных кружков в стране хватает.
Доели чизкейки, и неведомо как подгадавший момент Леопольд Васильевич принес самодельных, еще теплых, пряников:
— Моя напекла, принесла вот, — добавил комментарий.
—
Спасибо Людмиле Антоновне! — поблагодарили мы.Пряники у нее обалденные получаются. Потрескали — Виталина начинает выглядеть прямо виноватой.
— Тренажерный зал через две недели оборудуем, — приоткрыл я перед ней завесу будущего.
Успокоилась вроде.
— Придется на восьмое марта грузовики арендовать, — поделился проблемой папа Толя.
— Норм, отобьется, — заверил его я. — Лучше в лизинг оформить — типа аренды с последующим выкупом. Мы уже много всякого возим, а дальше логистики станет еще больше. Ах да, Венедикт Юрьевич просил передать, что нужен еще как минимум один бензовоз и резервуар, иначе наша заправочная станция станет «бутылочным горлышком».
Венедикт Юрьевич у нас за топливо отвечает, раньше в КГБшном гараже тем же самым занимался.
— Опять расходы непредвиденные, — горько вздохнул папа Толя.
Матроскина все еще нет, а цитаты из него есть — до чего техника дошла!
— А зачем на сцену болгарский линолеум? — спросил он.
— Потому что лучше отечественного, — развел я руками. — Кроме того — «Болгария не заграница», поддержим братский народ.
— Может тогда уголь в Англии будем закупать? — ехидно спросил папа Толя.
— Вот оно, тлетворное влияние научной карьеры! — обвиняюще ткнул я в его сторону надкушенным пряником. — Наизучался своей Англии, теперь лоббируешь интересы!
— Это шутка была, — на всякий случай уточнил Судоплатов-младший.
— Понимаю, — с улыбкой кивнул я.
Тоже на всякий случай.
— Я в таксисты не нанималась! — раздался с улицы голос Виктории Викторовны.
Громко, значит проблема. Не сговариваясь, дружно переместились к показывающему крыльцо и кусочек улицы окну, увидев стоящих у учительской машины владелицу и дядю Андрея. Папа Толя приоткрыл форточку, чтобы лучше слышать.
— Не ори ты! — ответил ей игроман.
— Собрался в побег, — предположил я.
— Вы, гражданин, подозрительный! — ткнула в него пальцем Виктория Викторовна. — Никуда я вас не повезу!
— Да я брат председательский! Ткачеву дядей прихожусь! — напряг связи дядя Андрей.
— Надо идти к ним, — решил я.
Свалит же сейчас проблемный дядюшка, а нам от деда огребать.
— Надо, — согласился папа Толя.
Надели верхнюю одежду и вышли на улицу как раз вовремя, чтобы увидеть сидящего на переднем сиденье дядю Андрея и идущую нам навстречу Викторию Викторовну.
— Поеду я, — пояснила она цель визита в ДК.
— Будем очень рады, если однажды вернетесь, — широко улыбнулся ей я.
— А это правда ваш брат, Анатолий Павлович? — кивнула она на машину. — Похожи! — проявила наблюдательность.
— Брат, — подтвердил Судоплатов-младший.
— Дядя мой, — добавил я.
Папа Толя обошел Викторию Викторовну, подошел к машине и постучал в окно, дав понять старательно отворачивающемуся дяде Андрею, что «не заметил» здесь не проканает.
Тот повернулся, натянул на рожу приветливую улыбку, вышел из машины и пожал руку папе Толе:
— Здорова! Ты, говорят, занятой, не хотел тебе мешать — думал вечером зайти.
— На брата-то время всегда есть! — заверил его не менее улыбающийся папа Толя. — Но ты вроде как уезжать собрался?
— Вечером и вернулся бы, автобусом, — отмазался (а может и правда так планировал) дядя Андрей, указав на табличку с расписанием дважды в день курсирующего от нас в Москву автобуса.
Пока хватает — по торговым делам наших совхозников возят отдельно.
— А тебе зачем в город? — не отстал папа Толя.