Самый ядовитый чай
Шрифт:
Ночью, пока сестра спала, он всё же пробрался в её комнату со своим зеркалом и поставил его, предварительно завесив тканью. Сломанное зеркало сестры Джордж перетащил в свою комнату. Конечно, когда родители увидели это, то немного поругали мальчика, но то было не критично.
С того раза брат ещё много раз подходил к сестре. Как и всегда, он встречался с ней в библиотеке, стучался в её комнату, разговаривал с ней за завтраком, но Саманта всегда игнорировала его или отвечала односложно. Это был финальный акт их раздора.
Повзрослевшая шестнадцатилетняя Саманта спускалась по лестнице. Когда её нога ступила на первый этаж, мимо прошёл Джордж, но остановился, увидев сестру.
— О, доброго утра, сестрица. Как я рад увидеть тебя, — с отчаянной улыбкой сказал он. Саманта безразлично оглядела его и, ничего не ответив, обошла парня.
Воспоминания причиняют
Девушка лежала на койке. В палате никого не было, и вокруг была темнота. Глаза девушки были пусты, а лицо отражало немое разочарование. Во всей её жизни. Саманта вспоминала испуганного брата и его окровавленную плоть. Сопоставляла с такой же напуганной Долорес. Её боятся. Из-за неё умер один человек и чуть не погиб другой. Это наводило на мысли — может, монстры не все вокруг, а она? Несправедливо обвинявшая других пациенток, грубившая Долорес, а та всё равно бегала за Самантой, единственная из всех в больнице. И помогала. Хотела ли она зеркалом сделать больно девушке, да вряд ли. Она просто не послушала.
— Нет… Я не могла так ошибиться, — шёпотом прохрипела девушка. Она не хочет признавать себя виноватой, не хочет чувствовать эту скрипящую тоску и сожаление! Ведь навсегда отказалась от этих эмоций ещё тогда, в 1873. Но сейчас они все хлынули разом, окутывая её с головой, заставляя сердце разрываться. В том и дело, она отказалась от них. Но это не значит, что они ушли. Вся твоя жизнь — ложь, Саманта. Ты лишь обманывала себя, что живёшь счастливо и припеваючи. Чтобы просто ты больше не ощущала предательства, как тогда в коридоре. Как всю твою жизнь, когда они не принимали тебя, когда ненавидели, пытались избавиться. Саманта, ты правда думаешь, что отношение к тебе в больнице это то отношение, которого с тобой прежде не происходило? Нет же, это было каждый день в твоём прекрасном замке, только оно было скрыто неким флёром. Ты отгородилась даже от брата и матери — единственных людей, искренне любящих тебя. Всё же ты полна противоречий, ведь при этом ты как собака, так цепляешься за любого, кто проявил к тебе милость только потому, что семья эту милость не проявляла. Но и свою привязанность опять отрицаешь — вновь возвращаясь к тому, что не желаешь быть преданной. Это порочный круг. Тем не менее, восполнять свой недостаток внимания и любви тебе чем-то надо, поэтому ты ударилась в балы и пиршества, на которых аристократы притворно беседуют с тобой, лестничают и сплетничают. Даже таким вниманием ты упиваешься. Ты ведёшь себя в кругу семьи откровенно и эпатажно, всегда перетягивая одеяло на себя, и все обращают на тебя свои взоры! Неважно, что они недобрые, главное, что они смотрят на тебя. Не так ли?
— Это неправда! — яростно отрицала Саманта. Она перевернулась набок, и мокрые капли скатились по носу, моча подушку. Она говорила так,
но уже признала, что это всё горестная правда.Как она в итоге уснула, Саманта не поняла сама. Тем не менее, следующий день наступил, но жить его не хотелось. Точнее, она не знала, как ей жить дальше, ведь кажется, будто небо рухнуло, настолько вся её система, все её ценности, в целом — жизнь, посыпалась. Когда она вышла в коридор, все оглядывались на неё, но девушка не обращала внимания, лишь делая нужное.
На завтраке Долорес не было. Позже время подошло к выходу на улицу. Когда девушка вышла на свежий воздух, спустя время она набралась смелости спросить.
— Как там Долорес? — немного виновато спросила девушка. Медсестра со злостью покосилась на девушку.
— Как-как. Лежит в отдельной палате, отдыхает. Она сильно испугалась и слегла, Лола ведь хрупкая девочка — расстроенно ответила медсестра, — А всё из-за тебя! — и Саманта лишь опустила глаза. Бремя вины ещё больше возлегло на её душу. Вскоре они дошли до церкви, уже заходя внутрь. Дунстан был неподалёку и медсестра захлопотала.
— Батюшка, батюшка! — подзывала она. Когда тот обернулся и ступил к паре, она побежала ему навстречу, — Вы не можете отказать сейчас! Она такое натворила в больнице, это просто ужас! Когда волосы обрезали, вела себя как одержимая, истерила, когда ванные процедуры делали, ревела, вот вчера ударила бедную Лолу и опять будто одержимая бесами была! Пожалуйста, помогите, — судорожно просила медсестра. Саманта отвела взгляд и поджала губы. Батюшка лишь внимательно слушал.
— Я вас понял. Не беспокойтесь. Саманта, пойдём со мной, — подозвал её он. Медсестра положила руку на сердце, глядя, как они удаляются. «Неужели он обозлён на меня? Будет какие-то странные обряды делать?», — переживала она. Они поднялись вверх по лестнице и зашли в какую-то комнату. Это оказалась маленькая библиотека. Совсем маленькая. В ней компактно по всей комнате располагались полки с книгами, а поодаль от двери стол и стул.
— Я не буду делать никаких обрядов, — Саманта обернулась на его голос.
— Зачем тогда мы здесь?
— Чтобы медсестра не переживала, — ответил он, проходя к столу, — На самом деле, ты можешь почитать или выговориться.
— Вы не осуждаете того, что я сделала?
— Я не умею осуждать, — девушка неуверенно замялась на его ответ.
— Я просто толкнула её из-за зеркала, мне жаль! — выпалила она, затем сама схватилась за свой рот, — То есть не жаль, просто…
— Сожалеть — это нормально. Это одно из составляющих раскаяния и просто хорошее человеческое качество. Почему же ты этого боишься?
— Я ничего не боюсь. Лишь не хочу этого всего и ничего не понимаю. Жизнь весела и легка, но я уже не уверена в этом. По тому, что происходит. Родители Лолы тоже бросили её. Как меня. Ваша жена умерла, Гроувер медленно и мучительно умирает. Здесь несправедливо осужденные пациентки, меня и их пытают. Но я больше не уверена в своей невиновности. Я поняла, что всегда врала самой себе. Но не была готова признать. Когда я толкнула Лолу, кажется, ощутила, что монстры не все вокруг, а я, — выговорила она. Её голос дрогнул, и Саманта опустила голову вниз, утыкаясь лицом в руки, — Я не хочу верить, что это всё правда! Я не знаю, как жить дальше, моя жизнь разрушена. Я поняла, что всё было неправильно.
— Чтобы построить новый дом на месте старого, второй нужно разрушить. Переосмыслив всю твою жизнь и саму себя, теперь ты можешь жить по-другому? Лишь осознав, что ты врала себе, ты можешь перестать. Лишь осознав свою виновность, ты можешь искупить её.
— Я знаю, вы правы, — её плечи задрожали, — Но я не смогу. Я потеряна навсегда.
— Что заставляет тебя так думать?
— Прошу, только не ненавидьте меня. Но я убила человека, своего брата. И хотела убить Лолу. Какая-то сущность постоянно говорит мне идти убивать и мне с каждым разом всё сложнее с ней совладать! Я боюсь, боюсь, что от моих рук погибнет кто-то ещё. Я просто монстр. Я обречена и не могу приближаться к людям, — плача, рассказывала Саманта. Священник обомлел.
— Я честно скажу, я не знаю, что это такое. И ни разу такого не видел, — в смятении проговорил священник, — Мы можем попробовать начать искать об этом в книгах. Я уверен, что есть способ помочь тебе, — и его предложение о помощи пустило луч солнца в её заледеневшую от ужаса душу.
Тёплое освещение исходило от расставленных в различных местах свеч. Девушка сползла на пол, облокотившись на книжный стеллаж маленькой библиотеки, и уткнулась в книгу. Кажется, она немного успокоилась. Дунстан сидел неподалёку на стуле, перебирая какие-то рукописи.