Сан-Блас. Избранное

Я перестал уже считать…

Чувство полного безразличия к своей судьбе всецело завладело мною. Мысль не работала, и только слух мой инстинктивно следил за гулким топотом, то приближавшимся, то отходившим от столба. Дыхание бегущего с каждой минутой становилось чаще и, наконец, сменилось коротким, глухим хрипом… Слышно было, когда он проносился мимо нас, как что-то клокочет у него в груди и рвется…

Аннита за это время успела несколько раз перейти с моих рук к Суаресу и — обратно, а несчастный, кашляя и задыхаясь, все еще бегал, болезненно всхлипывал и спотыкался… Ноги его уже ослабевали, движения замедлялись.

Внезапно он остановился. В горле у него заклокотало…

Еще мгновение — и я увидел, как темная фигура тяжело рухнула к моим ногам.

Да, я увидел!..

Отверстие в центральной части крыши, совершенно сливавшееся с нею ночью, теперь подернулось голубовато-серой дымкой. Неясный свет отвесно падал внутрь постройки и скупо озарял центральную часть пола у основания столба. Все остальное было по-прежнему покрыто густой тенью.

Родриго вздрогнул, и бледное лицо его поднялось кверху, как бы приветствуя спасительный рассвет. Аннита, опустив голову мне на плечо, не шевелилась.

Голубоватый клочок неба с каждой секундой становился ярче. Вот промелькнула по нему нежная розовая дымка, растаяла, и тотчас же горячий сноп солнечного света ослепляюще ударил мне в глаза…

Ночной кошмар исчез, но его жуткие следы остались… В разных местах, у скатов крыши, где еще трепетали сумеречные тени, виднелись три скорченных, оцепеневших в судорогах трупа. Четвертый неподвижной массой лежал у наших ног.

Суарес протиснулся между столбом и мной и заглянул в лицо Анните.

— Она без чувств… Тем лучше, — ведь это Педро свалился от разрыва сердца! Стойте по-прежнему, мой друг, не шевелитесь, а я позабочусь о приведении в порядок наших дел…

Он отошел, а я, прижав к себе девушку, следил за ним глазами.

В двух-трех шагах Родриго вдруг остановился и указал рукой на пол.

Я посмотрел…

На гладко утрамбованной земле отчетливо виднелся огромный паукообразный скорпион. Брюшко ужасной твари, покрытое короткой черной шерстью, едва заметно колыхалось, но сам он оставался неподвижен.

Суарес поднял ногу и наступил на скорпиона.

— Один!.. Теперь поищем остальных.

Пристально глядя на пол, он медленно ходил вокруг столба и постепенно увеличивал диаметр описываемых кругов. Прогулка эта все чаще прерывалась, и по коротким восклицаниям Родриго я мог судить тогда о результатах…

— Четвертый!.. Пятый!.. А вот и целое общество собралось. Мило!.. Семнадцатый… Двадцатый…

На третьей дюжине счет прекратился. Суарес уже ползал на коленях, осматривал все закоулки, но новых жертв не находил.

— Довольно, Родриго! Возвращайтесь и уберите этот труп, а то придет в себя Аннита и увидит…

— Да, кажется, уж можно… Храм пуст, алтарь разрушен и божество в моем кармане!

Я похолодел от страха… «Не помешался ли и он?» — сверкнуло молнией в моем мозгу.

Но Суарес уже был здесь, нагнулся над телом Педро, схватил его за плечи и оттащил куда-то в угол…

Через минуту он вернулся.

— Теперь позвольте-ка мне сеньориту, а сами можете передохнуть… Да, кстати, пока я буду над нею хлопотать, засуньте руку в мой боковой карман, — вы там найдете преинтересную вещицу.

Абсолютно ничего не понимая, я передал ему Анниту и, опускаясь на пол, исполнил странную просьбу Суареса…

В руке у меня очутилось что-то тяжелое и скользкое, оказавшееся, при рассмотрении, грубо сделанной золотой статуэткой скорпиона.

— Вы помните, — спросил Родриго, продолжая растирать грудь девушки, — как что-то загремело, когда несчастный Педро вообразил себя крылатым? На него тогда свалилась стойка, сплошь увешанная такими же игрушками, как эта… Мы в храме, Мигуэль! Индейцы принесли нас в жертву обожествленным скорпионам… Дарю вам экземпляр на память. Он не особенно изящен, зато оригинален и достаточно массивен, чтобы служить прекрасным пресс-папье…

Я собственным ушам не верил.

— Родриго! И вы еще надеетесь, что мы спасемся?

— Теперь, конечно!.. Во-первых, никто из краснокожих войти к нам не посмеет, — ведь мы не станем сообщать им, что скорпионы перебиты. Во-вторых, даже узнав эту новость, они ни за что в мире не решатся посягнуть на жизнь неуязвимых чародеев… А в-третьих, mуо querido, завтра, в одиннадцать часов утра, к нам прилетит Алонзо на своем биплане. Хотелось бы мне знать, что запоют тогда индейцы?.. Но тише, — девушка, кажется, очнулась!

Аннита глубоко вздохнула, ресницы ее дрогнули, глаза раскрылись…

— Где батюшка? — услышал я ее испуганный, звенящий голос.

И прежде, чем кто-либо из нас успел ответить, она уже взглянула в темный угол, где лежал труп ее отца, вскочила и, зарыдав, бросилась ко мне…

XI

Родриго Суарес «проснулся»

А утро разгоралось…

Тропическое солнце не знает полумер. Поднявшись на небо, оно считает своим долгом не только освещать старушку-землю, но и обжигать беспорядочно разметавшиеся по ней материки. Его отвесные, белые, как расплавленный металл, лучи иголками вонзаются в древесную листву, преодолевают ее толщу и пламенеющим дождем уходят в почву…

Правда, огромный купол храма, с единственным оконцем наверху, колоссальным зонтом раскинулся над нами и предохранял от наступающей жары, но стены его все-таки нагрелись и воздух становился спертым, пропитанным своеобразной затхлостью закрытых помещений.

Само собой понятно, нам было не до этих мелочей, но мы их все же замечали. Они являлись признаком того, что долгожданный день уж наступает, но не для нас одних… Индейцы его тоже ждали, чтобы убедиться в нашей смерти. Вокруг святилища давно уже гудела разноголосая толпа; у входа слышался топот дикарей, но ни один из них, по-видимому, не решался распахнуть плотно притворенные двери храма…

— Вот видите, — пожал плечами Суарес. — Я не ошибся… Они предпочитают не встречаться с оригиналом божества, которому примерно служат в его скульптурных дубликатах. Голые пятки этих проходимцев являются, действительно, их ахиллесовой пятой!..

— А не догадаются ли они, — опасливо заметил я, — как-либо иначе заглянуть к нам?

— Глагол, употребленный вами, верен, но время не годится… Прислушайтесь, и вы сознаетесь в своей ошибке…

Я насторожил уши.

На внешнем скате крыши явственно слышался какой-то шорох. Вот зазвенел золотой щит, коснувшись краем о соседний, и уже выше легкая кровля задрожала. Кто-то карабкался к оконцу в центральной части свода…