Сан-Блас. Избранное
Шрифт:
— Ложитесь на пол! — воскликнул Суарес. — Скорее!.. Нам выгоднее казаться жертвами, а не победителями скорпионов.
Но было поздно…
Пока мы прислушивались к шуму у нас над головами, другой дикарь, взбиравшийся с противоположной стороны, уже просунул голову в оконце, и темная тень ее отчетливо обрисовалась на земле.
Благодаря резкому переходу от солнечного света к царившей в храме полумгле, он мог нас не заметить, но общее движение всей нашей группы не ускользнуло от зорких глаз индейца…
Он что-то крикнул, и толпа внизу завыла.
— Баста!.. Чудо нашего
— Оставьте ваш неуместный тон, Родриго!.. Скажите лучше, что нам делать?
— Это зависит от большинства… Кажется, голоса их разделились… Впрочем… Нет, это слишком глупо!.. Неужто я ошибся?!..
Он на секунду замер, точно пытаясь что-то разобрать в яростных воплях дикарей, и вдруг, схватив меня за руку, отчетливо шепнул:
— Скажите девушке, чтобы она приготовила свое кольцо… А сами приготовьтесь к смерти… Они сообразили… Сейчас сюда ворвутся!
Но прежде, чем я успел осмыслить весь ужас этой фразы, двери широко распахнулись, и в образовавшемся просвете показались свирепые лица краснокожих.
Дрожа всем телом, Аннита уже сорвала с пальчика кольцо и поднесла его к губам…
И вдруг толпа остановилась… Вой сразу оборвался, и только наверху, на кровле храма, что-то кричал открывший нас индеец.
Еще минута — и дикари, как стадо перепуганных овец, шарахнулись обратно. С отчаянными воплями, давя друг друга, запрудили они дверную нишу, прорвались дальше и обратились в паническое бегство. Площадь мгновенно опустела…
Я недоумевающе смотрел на Суареса.
Он молча улыбался…
— Родриго! что это такое?
— Мы спасены… Идем отсюда! — и, увлекая нас обоих, он выбежал из храма.
Теперь я понял…
Вверху, отчетливо рисуясь на фоне голубого безоблачного неба, реял спускающийся к земле аэроплан. С каждой секундой отчетливей гудел пропеллер; все больше становилась чудовищная птица, распростершая свои крылья над поселком.
— Какая уверенность в моей особе! — не то насмешливо, не то растроганно заметил Суарес. — Спускается в заранее определенном мною месте, хотя и видит вместо обещанной пустыни несколько сот индейских хижин…
У меня ноги задрожали.
— А вдруг не спустится?..
— Ну, нет!.. Алонзо не охотник думать. Аэронавтика — единственный вопрос, достойный работы его мысли. Все остальное он предпочитает принимать на веру.
— Дай Бог!..
— И даст, будьте уверены, дружище!
Родриго не ошибся…
Равномерное постукиванье мотора прекратилось. Биплан остановился и камнем упал книзу.
В трех-четырех саженях над площадкой он плавно задержался, накренился вперед и на минуту позже уже катился по земле…
Из-за руля виднелась сияющая физиономия Алонзо.
— Buenos dias, se~norita! Buenos dias, caballeros! Como estan Ustedes?
— Прескверно! — ответил за всех нас Суарес, но тон, которым он произнес это многозначительное слово, явно противоречил его смыслу. — Нет, нет!.. Сиди на месте, не спускайся! Мы хотим совершить пробный перелет. На скольких пассажиров рассчитана твоя машина?
— На четырех, кроме меня, не больше!..
— Аннита,
поднимайтесь!.. Я помогу вам… Еще немного. Так!.. Переступите через эту жердь… Прекрасно!— Родриго! что это значит?.. Объяснись! — перебил изобретатель Суареса, помогавшего девушке взобраться на сиденье.
— Да так… Курьезный эпизод! Местные обыватели хотели нас прикончить и, появись ты на минуту позже, мы бы уже витали в небесах, т. е. не мы, а наши души. Но это безразлично…
— Но я не опоздал, надеюсь? — и дон Алонзо торопливо извлек откуда-то часы. — Одиннадцать без двадцати!..
— Нет, ты прилетел на сутки раньше.
— Что? — широко раскрыл глаза толстяк. — На сутки?.. Невозможно!
— Однако ж, так… Которое теперь число?
— Четвертое, конечно!
— А я так думаю, что третье… Садитесь, Мигуэль! Наши друзья опомнились и, как мне кажется, готовятся к прощальному салюту.
Через секунду я был на месте…
Действительно, все переулки, выходившие на площадь, были запружены вооруженными толпами индейцев. Подойти ближе они, по-видимому, не решались, но, глядя на них сверху, я заметил, что несколько десятков ружей уже направились в таинственную птицу…
— Родриго! — отчаянно воскликнул я. — Не медлите! Ради всего святого, поскорее!
Он уже начал подыматься, как вдруг раздались выстрелы, и пули в нескольких местах пробили крылья аппарата.
Суарес еле заметно вздрогнул, остановился на ступеньке, и я, не веря собственным глазам, увидел, что он спускается обратно…
— Вспомнил! — раздался неожиданно торжествующий возглас нашего пилота. — Я рассчитал, что мне понадобится двое суток для приведение в порядок крыльев, а сделал это за день… Вот и причина всей ошибки! Но где же ты? Родриго!
— Здесь! — спокойным, но неестественно тихим голосом ответил Суарес. — Пускай пропеллер в ход и улетай, дружище! Я и без твоих объяснений знаю, что ты для коммерческих предприятий не годишься…
— А ты-то как же?.. Родриго! С ума ты сошел, что ли!
— Я ранен и притом смертельно. Спасайтесь, господа, не ждите!..
Я, как безумный, бросился к лесенке, чтобы спуститься вниз, но Суарес, уже полулежавший на золотом троне Мука-Мука, остановил меня движением руки.
— Ни с места, Мигуэль!.. С минувшей ночи вы не принадлежите себе лично. Только Аннита… Одна Аннита имеет право на такую жертву! А мне она к чему?.. Вы помните, у Кальдерона — «lа vida es sueno!»…[8] Теперь я просыпаюсь…
С каждой секундой голос его звучал все тише, лицо бледнело…
Он сделал последнее усилие и еле слышно повторил:
— Я про-сы-паюсь…
И с этими словами благородная голова Родриго откинулась на спинку трона. Глаза его померкли и закрылись… Все было кончено!
Вокруг загрохотали ружья…
Весь содрогаясь от рыданий, Алонзо протянул руку к рычагу.
Завыл пропеллер, биплан качнуло, и он, действительно, как сказочная птица, плавно поднялся над землей…
И золотая глыба, на которой уснул навеки Суарес, и храм, и хижины поселка — все это неслось куда-то в пропасть, безостановочно, неудержимо.