Санай и Сарацин
Шрифт:
Излом сгорбился и с места прыгнул в сторону, сразу на четыре метра.
В первые мгновения после внезапной смерти подельника Хлыст тоже опешил, не мог понять, что же все-таки происходит. Уже через секунду он оправился и выстрелил в страшного монстра, но автомат оказался на предохранителе. Палец Хлыста уперся в твердый и неподатливый спусковой крючок. Затем в полной запарке, граничащей с паникой, он принялся шарить замерзшими пальцами, искать, где же этот противный предохранитель. Ведь патрон-то в патроннике, стреляй – не хочу! Когда Хлыст нашел и вскинул оружие, мутанта на прежнем месте уже не было.
Где он?!
Волосы на затылке Хлыста зашевелились, как будто бы что-то липкое и холодное заползло за шиворот. Бандит в панике развернулся, держа автомат наготове. Он потерял долю секунды на оценку ситуации и пропустил смертельный удар.
Излом был рядом и ждать, когда по нему выстрелят, не стал.
Раздался характерный скрип, и уродливая конечность во второй раз рванулась по своей смертельной траектории. Адская клешня за долю секунды разорвала ткани, кости, сочленения, разрушила внутренние органы Хлыста. Теперь она угодила сверху вниз, через всю грудную клетку от ключицы до копчика.
«Жаль, что стона не было!» – подумал излом и замер как хамелеон, проглотивший вкусное насекомое.
Он удовлетворенно смотрел на истерику молодого бандита, а сам возвращал ударную конечность в исходное положение.
Та часть Плута, которая была по сути нормальным, хотя и несколько неуравновешенным парнем, протестовала против такой кровавой расправы. Другая, принадлежащая излому-извергу, откровенно любовалась сизыми внутренностями растерзанных тел.
Мутант и человек боролись внутри бедного Плута за обладание его душой. А ведь ему и двадцати шести лет еще не исполнилось. Свет сошелся с тьмой, мужество дралось со страхом, который все чаще побеждал. Плут понимал, что если он попадет под прямое воздействие выброса, то наступит конец, обратной дороги уже не будет. Человек потеряет свой облик, навсегда станет ужасающим монстром-изломом.
Дух Плута, его внутренний стержень, подвергся самому важному и трудному испытанию всей жизни. За право оставаться человеком он сражался как мог, хотя и безрезультатно. Излом медленно, но верно брал свое. Это просто вопрос времени.
Плуту не хотелось убивать оставшегося бандита. Этот желторотик еще, возможно, не успел натворить дел и бед, чтобы сжечь все мосты и уже никогда не свернуть с кривой бандитской дороженьки.
Но излом не дремал, требовал крови!
Жажда убийства заставляла ноздри трепетать, наполняла восторгом черную часть души мутирующего сталкера. Да и голод еще не утолен, никуда от него не деться. Он все настойчивее напоминал о себе и подгонял.
Убийце хотелось накинуться на свежатинку, вонзить зубы в парную плоть, высосать костный мозг, такой вкусный и желанный, полакомиться сердцем и печенью.
Сдержался он только чудом, на негнущихся ногах подошел к последнему братку.
Этот идиот стоял выпучив глаза. В трясущихся руках он неуверенно, как-то обреченно держал свой смешной дробовик, хныкал и что-то нечленораздельно бормотал.
– А почему ты автомат толстого не взял? – внезапно спросил Плут.
Молодой бандит вздрогнул, скосил взгляд на автоматическую винтовку М14, лежащую в метре от него, и истошно проблеял:
– Я не догадался.
У парня стучали зубы, он часто дышал, пытаясь справиться с адреналином,
поступающим в кровь. Все хищники чувствуют этот восхитительный аромат, выделяемый жертвой. Страх пахнет адреналином.– Я голоден! Помоги мне, – совершенно неожиданно и надсадно выкрикнул Плут. – Или я убью тебя!
Нича с испугу выронил обрез.
– Ты хочешь есть? У нас много еды! – затараторил он. – Тушенка, хлеб, лук, килька в томате. Забирай все. Ты пьешь водку? У нас осталась.
– Открывай! – угрожающе пророкотал Плут. – Только быстро! Я могу не выдержать!
– Сейчас-сейчас! – залебезил бандит. – Я открою, только не убивай!
– Быстрее!
Нича бросился к своему рюкзаку, зубами развязал тугой узел на бечевке, затягивающей горловину, достал бутылку водки.
Плут болезненно поморщился:
– Сам пей! Мне мясо давай! Тушняк! Быстрее!
Нича встрепенулся, достал сразу две банки свиной тушенки и принялся открывать их. Он управился с первой банкой, но подавать ее поостерегся – бросил мутанту и вспорол вторую.
Плут жрал, хватая пальцами куски мяса и застывшего жира.
Он разорвал батон на две половины, запихнул их в разинутую пасть и с трудом пробормотал:
– Еще открывай.
Оставшийся бандит старался как мог. Он вскрыл уже четыре банки, а чудовище в человеческом облике требовало еще и еще.
Утолив голод до той степени, когда уже смог разговаривать с этим никчемным человечишкой, не боясь немедленно накинуться на него, Плут решил получить кое-какую полезную информацию:
– Вас было трое или больше? Говори быстро и правду – иначе разорву. Ты слышишь? Нича, ты меня понял?
Бандит от страха попятился.
– Нас больше. Они в бункере сидят, выброса боятся. Нас сюда Рыхлый послал и еще троих с той стороны стоянки. Костер отсюда видно. У них Пудель за старшего, а у нас Цыпа командовал. Он все время надо мной издевался и вообще грубый был вор.
– Где бункер этот?
Нича немного успокоился. Вроде как сидят двое мужиков у костра и говорят по душам.
– Извини, можно я выпью? А то все еще зубы стучат.
– Пей. Только имей в виду – от того, что ты сейчас мне расскажешь, зависит твоя дальнейшая судьба.
Нича достал упомянутую бутылку, отвинтил пробку и залпом засадил из горла. От пережитого кошмара парень даже не закашлялся. Он пытался не смотреть в сторону трупов, но взгляд время от времени самопроизвольно скользил по безмолвным бугоркам человеческой плоти. Тогда у него вновь округлялись глаза. Он боялся упустить из виду этого страшного человека и все зыркал на Плута.
– У тебя осталось не более пяти минут, – добивая кильку в томатном соусе, сказал Плут.
Давненько он не едал такого дивного деликатеса. Больше года, это как минимум.
Затем мутант продолжил:
– Потом я уйду. Давай продолжай. Я спросил, где бункер.
– Да тут рядом. Вход возле сгоревшей сторожки. Вообще-то, это Рыхлый его бункером называет. По-моему, там когда-то было колхозное овощехранилище. Основательное сооружение, конечно, только есть одна беда. Кисель завелся, а он воздух портит. Бывает ничего, а в другой раз сильно воняет.
– Сколько у вас стволов?
– Двадцать, от силы двадцать пять. Народ то уходит, то приходит.
– Стоянку стережете?