Сандро, не плачь!
Шрифт:
Он не особо интересовался внутренней кухней балета, но захотелось проявить внимание. Лидочка фыркнула в ответ:
— Ещё спрашиваешь! В Большом театре и блат — большой… За первые роли и сольные номера все друг другу глотки перегрызть готовы. Ну, впрочем, как и в любом другом коллективе, где работает много женщин, — хмыкнула она. — Всюду змеи, сплетницы и интриганки, которые рады плюнуть в спину при любой возможности. Нас же в кордебалете — почти сто человек. Сто! И каждая мечтает о том, что когда-нибудь станет солисткой, примой… Мужчин меньше, поэтому их и ценят выше, и платят больше. И они все на виду… — и тут же принялась взахлёб, с восторгом, рассказывать о молодом талантливом пареньке
— Цискаридзе… — задумчиво повторил Белецкий. — Грузин, что ли?
— Ага, он из Тбилиси. Очень, очень способный! У него пока несколько сольных партий, но ему наперебой пророчат и главные роли в самом ближайшем будущем. А какой красавец… все девочки у нас пищат от восторга. Да только Коля — кремень, ни с кем служебных романов не завязывает… ну, или очень хорошо это скрывает.
Почему-то Белецкому было приятно слышать о том, что один из лучших молодых танцовщиков Большого — именно грузин. Словно, благодаря Кетеван, он и сам немного сроднился с этим весёлым гостеприимным народом…
— Не жалеешь, что выбрала эту профессию? — спросил как-то Белецкий у Лидочки.
— Иногда… Обидно, когда приходится отказываться от больших праздников, — призналась она. — К примеру, Новый год… Вся страна веселится и отмечает с ёлкой, салатами и мандаринами, а у нас в это время выступления. Но в целом… конечно же, не жалею. Я об этом с детства мечтала! А ты? В смысле, почему решил стать актёром? Хотя с твоей внешностью тебе туда прямая дорога, жалко добру пропадать, — она улыбнулась и провела пальцем по его лицу, очерчивая профиль.
— Да на самом деле, как-то спонтанно получилось, — признался он. — В школе в драмкружке занимался, там все ахали — талант, талант… Каких-либо других талантов я в себе так и не обнаружил, вот и решил попробовать. И неожиданно поступил! Одновременно в школу-студию МХАТ и в Щукинское. Подумал и выбрал Щуку. Всё-таки, это одна из самых сильных театральных школ в мире…
— Ты будешь знаменитым, — заявила она уверенным тоном. — Очень, очень знаменитым. Я это тоже чувствую — на интуитивном уровне. Когда-нибудь приду к тебе за автографом, так и знай! По старой памяти дашь мне его вне очереди?
Он засмеялся, не воспринимая её болтовню всерьёз.
Они встретились много лет спустя, когда он действительно стал знаменитым актёром, а она к тому времени уже завершила свою танцевальную карьеру. Век балерины недолог — тридцать пять, максимум — тридцать восемь лет, и она уже выходит в тираж… Когда возле служебного входа после спектакля Белецкого подстерегла красивая рыжеволосая женщина с букетом и несмело окликнула, он даже не сразу узнал в ней Лидочку. А узнав — очень обрадовался. Она изменилась, а вот осанка, грация и походка остались прежними… Пообщаться им тогда толком так и не удалось — поклонницы, визги, вспышки фотоаппаратов, программки, подсунутые ему для автографов… Только и успели перекинуться парой дежурных фраз. Лидочка, по всей видимости, очень смущалась, осознав, какой большой звездой он стал, и когда Белецкий отвлёкся на очередную фанатку, расписываясь ей в блокнотике, попросту испарилась. Ушла по-английски. Обнаружив её отсутствие, он ужасно расстроился и долго потом жалел, что не успел задержать, не сделал и не сказал чего-то важного и искреннего, тёплого, необходимого… В конце концов, в его сердце и памяти Лидочка занимала особое место. Она навсегда осталась для него первой настоящей женщиной. Учительницей, которая сделала из него — мужчину…
Новый, девяносто четвёртый год, встречали в общаге.
Мало кто пожелал уехать из города к родителям на праздники — да и смысл? Всё равно в первых числах января начиналась сессия.Решено было повеселиться на славу. Гуляли целым этажом, вскладчину — каждый собирался притащить в общий котёл что-нибудь вкусное: кто тазик винегрета, кто холодец, кто селёдку… Анжела обещала испечь "Наполеон", а девчонки из тридцать восьмой комнаты — сибирячки — затеяли самые настоящие пельмени. Белецкий поручился, что достанет через приятеля-бармена шампанское и другой алкоголь.
Тридцать первого декабря он забежал к Кетеван, чтобы вдвоём ехать в общагу. Тётя Нателла, всё утро провозившаяся вместе с племянницей у плиты, уже уходила — вечером в Большом показывали традиционный новогодний балет “Щелкунчик”. Он застал её в прихожей. Галантно подав женщине пальто, Белецкий поздравил её с наступающим и вручил коробку шоколадных конфет. Тётя Нателла расчувствовалась чуть не до слёз.
— Дай Бог тебе счастья и здоровья, Сандро! — проговорила она. — И пусть жена тебе достанется красивая, умная и послушная…
Его невероятно смутило такое пожелание. Кетеван, выскочившая навстречу Белецкому с одним накрашенным глазом и услышавшая эту фразу, смешливо фыркнула и снова умчалась в ванную — докрашиваться и переодеваться.
— Хорошо вам повеселиться, дети! — уже стоя в дверях и обернувшись на пороге, тётя Нателла помахала рукой в кожаной перчатке. — До встречи в следующем году!
Когда Кетеван принялась деловито складывать в большую хозяйственную сумку какие-то бесконечные кастрюльки и миски, обёрнутые в маленькие кухонные полотенца, Белецкий не удержался от патетического восклицания:
— Господи, женщины, чего вы туда наложили?
— Да так, по мелочи… — отмахнулась она. — Сыр, баклажаны, лобио… Ну, и сациви, конечно. Как ты думаешь, стоит захватить ещё и вино?
— Перебьются, — отозвался Белецкий, забирая у неё тяжёлую сумку. — Выпивки более, чем достаточно. Давай скорее одевайся, нас там давно ждут…
Общежитие было по-новогоднему украшено: снежинки из белой бумаги на окнах, развешанные по стенам плакаты с шуточными стихотворными поздравлениями, самодельные гирлянды из старых открыток и канцелярских скрепок, покачивающиеся в дверных проёмах, как лианы… Но самое-то главное, конечно, — это настоящая, живая ёлка. Пушистая лесная красавица, которую Жорка Иванов притащил на собственном горбу с ёлочного базара, стояла посреди просторного холла и переливалась разноцветными электрическими огоньками, словно приветствуя всех прибывающих гостей.
— Что, и хоровод водить будем? — засмеялась Кетеван, когда они ввалились с мороза в тёплую общагу.
— Непременно, — подтвердил Белецкий весело, любуясь её разрумянившимися щеками и ощущая в себе какую-то полузабытую, детскую радость от предвкушения праздника. — Водить хороводы — это моё любимое занятие… — и, неожиданно даже для себя самого, взял Кетеван за руку. Просто не смог удержаться. Она была такая хорошенькая — с сияющими глазами, восторженной белозубой улыбкой и смоляными волосами, выбившимися из-под вязаной белой шапочки…
Кетеван смущённо опустила ресницы, но своей руки не отняла. Так они и поднимались вверх по лестнице — переплетя пальцы и не говоря друг другу больше ни слова, но у него внутри всё замирало, дрожало и пело от счастья.
В общаге, как всегда, было шумно и весело. С каждого этажа тянуло запахами готовящейся вкуснятины, из комнат доносилась разнообразная музыка. У девчонок пела Анжелика Варум и Алёна Апина, а у парней играл русский рок и крутились модные зарубежные хиты:
<