Сандро, не плачь!

— Можно тебя на минутку?.. На пару слов.

Она удивлённо кивнула. Белецкий потянул её за собой из кухни. Ему нужно было найти укромный уголок, где им никто бы не помешал…

Комната, где жила Анжела Климова с другими девочками-однокурсницами, сейчас пустовала и (очень кстати) оказалось незапертой. Белецкий втащил туда Кетеван и аккуратно прикрыл за собою дверь.

Едва они остались наедине, вся смелость его покинула. На самом деле, он всего лишь собирался вручить ей новогодний подарок — не хотелось делать это при свидетелях. Но сейчас даже самые обычные, простые слова давались ему с трудом. В конце концов, он молча достал свой подарок и без излишних церемоний надел Кетеван на руку.

Это был изящный серебряный браслет старинной работы, доставшийся ему от бабушки с папиной стороны. С отцом после развода родителей Белецкий практически не общался, потому что тот жил с новой семьёй на другом конце страны и, видимо, не особо скучал по сыну. Бабушки же давно не было на этом свете, а вот браслет остался. “Подаришь его той, которую полюбишь всем сердцем, — сказала тогда она, заговорщически подмигнув обожаемому внуку. — Я верю, Сашенька, что ты сделаешь достойный выбор”.

— Ой… — потрясённо выговорила Кетеван, поднимая руку к лицу и поворачивая её в разные стороны, чтобы получше рассмотреть браслет. — Какая прелесть!..

— Тебе правда нравится? — обрадовался он.

— Ну конечно! — воскликнула она, сияя. — Это… просто невероятно красиво. Мне, на самом деле, даже неловко… Разве я должна принимать от тебя такие подарки? Он же, наверное, жутко дорогой и всё такое…

— Не думай об этом, — отмахнулся он. — Самое главное, что тебе он пришёлся по душе. Тебя это ни к чему не обязывает, — добавил он зачем-то, хотя, положа руку на сердце, многое отдал бы за то, чтобы заставить её почувствовать себя хоть капельку чем-то обязанной ему.

— А ведь я тоже приготовила для тебя подарок! — спохватилась Кетеван и расстегнула свою сумочку. — Целый месяц над ним корпела, между прочим — цени мою жертву, — и смущённо улыбнулась, давая понять, что шутит.

Это был шарф. Тёплый шерстяной шарф, который она связала для него своими собственными руками…

— Чтобы он всегда согревал тебя в морозы, — добавила она, искренне любуясь своим творением и уже пытаясь завязать шарф на его шее, чтобы взглянуть, как он будет смотреться.

А Белецкого вдруг будто озарило. Точнее — торкнуло. Он увидел себя и Кетеван со стороны: оставшись вдвоём в пустой комнате в новогоднюю ночь, они дарят друг другу подарки, её руки обвивают его шею… А между тем, Аслан по-прежнему существует, он никуда не делся. Это о нём она мечтает, о нём плачет, его имя шепчет перед сном и пишет на бумажке, загадывая заветное желание…

Он резко отбросил руки Кетеван, буквально оттолкнул её от себя.

— Сандро, что… что случилось? — опешила она. — Тебе не понравилось?

— Ты бы мне ещё рукавички связала, — со всей язвительностью, на которую только был способен, произнёс Белецкий. — Как младшему братику, чтобы не простужался и сопельки не текли. Как ты тогда обо мне сказала?.. Швило?.. Ну, так “швило” и есть… Ребёнок. Дитятко неразумное. Ты же именно таким меня воспринимаешь? И Аслану своему так про меня рассказываешь? — он распалялся всё больше и больше. — Или вы вообще обо мне не говорите? Хотя да, кто я такой, чтобы даже упоминать обо мне… Кто-то вроде евнуха в чужой спальне! Абсолютно безгрешный и безопасный, очень удобный "друг"… Да только вот я ни хрена не евнух, слышишь?! И ты даже представить себе не можешь, что я мечтаю сделать с тобой… и как…

— Дурак, — обиделась Кетеван, бледнея на глазах. Развернулась, чтобы уйти, но он уже опомнился и ужаснулся тому, что сказал. Сделал быстрый шаг, преграждая ей дорогу, и притиснул девушку к стене. Жёстко, почти грубо. Она затихла и смотрела на него испуганно. Он взволнованно дышал, не отрывая взгляда от её губ. “Поцеловать… надо сейчас же её поцеловать”, - стучало у него в висках, но он всё не решался. Хотя знал, интуитивно чувствовал, что если захочет и сделает это — она не оттолкнёт его в данный момент. А впрочем, плевать. Если бы он действительно решился поцеловать её, ему было бы абсолютно всё равно, даже если бы она сопротивлялась и кричала.

…Он не стал этого делать. Отступил назад, выпуская Кетеван из захвата, и понял, что силы его совершенно оставили.

— Чего ты хочешь от меня, Кети? — выдохнул он с отчаянием, привалившись спиной к стене, медленно опустился на корточки и прикрыл в изнеможении глаза. — Ты же видишь, ты прекрасно знаешь, как я к тебе отношусь. Зачем ты меня приручила? К чему все эти игры? Взгляды? Прикосновения и объятия? Подарки?! — он изо всех сил сдерживался, боясь позорно разрыдаться, как малый ребёнок. Вот тогда действительно получится самый настоящий “швило”…

— Если ты и в самом деле видишь во мне просто друга… то отпусти меня, пожалуйста. Не давай надежды. Не режь по живому…

Она аккуратно присела на корточки с ним рядом и осторожно провела ладонями по его щекам.

— Сандро…

Белецкий открыл глаза.

— Я так больше не могу… — прошептал он.

— Я не хотела, чтобы так вышло, — пролепетала она растерянно и виновато, с болью всматриваясь в его синие глаза, потемневшие от долго сдерживаемых, так и не пролитых слёз. — Я… совсем запуталась.

— Запуталась? — переспросил он.

— Да, я… я не знаю, что к тебе чувствую. Я люблю Аслана, но… ты мне тоже нравишься… правда… — выдохнула она. Ресницы её задрожали. — И меня это пугает. Я понимаю, что не должна… что это неправильно…

— Почему — неправильно? — заорал он, меняясь в лице. — Да что здесь неправильного?! Тебя тянет ко мне, меня… ты и так в курсе, так в чём проблема?!

— В том, что я люблю Аслана, — внезапно разозлившись, тоже закричала она, испепеляя его гневным вглядом. — Люблю! Слышишь? Только его одного! И буду любить до самой смерти!!!

“Но я другому отдана, — я буду век ему верна”, — некстати всплыли у него в голове пушкинские строки.

— Ну и катись ты к дьяволу, — выдохнул Белецкий устало, поднимаясь. Он словно подвёл для себя некую условную черту. Поставил точку. И в голове, и в сердце была мертвенная пустота. Ледяная стылость.

Вот и поговорили…

Он не помнил, как добрёл до комнаты Жорки, нашёл там на кровати в груде верхней одежды, сваленной друг на друга, свою куртку, как спустился по лестнице и вышел в ночь…

Перед тем, как дверь общаги за ним захлопнулась, в спину выстрелили строки из песни “Агаты Кристи”:

— Но я устал, окончен бой, беру портвейн, иду домой. Окончен бой, зачах огонь и не осталось ничего…

И правда. Ничего не осталось. 

ЧАСТЬ 2

Запомни… а лучше выучи, как пароль:

грусть имеет предел, и любая боль

преодолима, лишь оттолкнись от дна.

Счастье случается, вера в него нужна!

И не старайся зря подобрать ключи

к сердцу тому, что рядом с твоим молчит.

Сильные плачут, слабые только врут.

Помни, на каждый пряник всегда есть кнут.

Вместо "тянуть резину" — руби с плеча,

о близких и нужных людях умей молчать.

Друг может выстрелить в спину, а враг спасти,

если ты сделал выбор — тебе нести.

Время не лечит, если не хочешь сам,

даже у Бога оставлен любовью шрам.

Знай, что у каждого страха есть стоп-рычаг!

Мысли — твоя тюрьма, но и твой очаг.

Пустое даётся легче, но суть одна:

за важные в жизни вещи горька цена.

Не верь в бесконечность завтра, живи "сейчас",

да будет любая правда тебе в запас!

Ответы ищи в тишине, оставляя шум…

…и это последнее, что для тебя пишу…

Ира Долинная