Санта на замену: Тур извинений
Шрифт:
— Вот поэтому я всё это выговорила. Хотела убедиться, что мои слова звучат как надо, прежде чем я начну звонить людям.
— Рад за тебя. — Он одобрительно кивает. — Это важно — брать ответственность на себя.
— Спасибо. Кажется, я снова ощущаю дух Рождества. — Его рука скользит чуть ниже по моей спине, и я поднимаю бровь. — Но не в этом смысле, дружище. Не порти момент.
Он смеётся:
— Ой-ой, прости. Я немного устал. Никаких… таких мыслей. Нет.
Я верю ему. Видно, что он правда устал. К тому же, я уверена, что он не осмелился бы трогать меня,
И, нет, он меня совсем не привлекает.
Вот ведь чудо.
— Готова встретить канун Рождества? — спрашивает он.
— Да, думаю, да. Осталось извиниться перед тем, кто мне нравится.
И, да, он мне нравится. Слишком сильно. Этот Ник.
— Тогда иди и неси дух Рождества.
— Обязательно, Санта. Обязательно.
Я легонько дотрагиваюсь до его носа, словно это самое правильное, что можно сделать в этот момент, а затем спрыгиваю с его колен. Купер из очереди одобрительно показывает мне большой палец, и я отвечаю тем же.
Поворачиваюсь к выходу — и чуть не врезаюсь в фигуру передо мной. Хорошо, что успеваю остановиться, потому что прямо здесь, словно рождественское чудо — нет, главное рождественское чудо — стоит тот самый человек, перед которым я собиралась извиняться.
— Николас, — выдыхаю я.
Он выглядит таким же взволнованным, как и я. Не знаю, бежал ли он сюда, но его грудь быстро поднимается и опускается, а небрежная прядь волос падает на лицо. И всё равно он улыбается.
— Ты не ответила на звонок в гостинице, — говорит Ник. — Я подумал, что ты уехала.
— Нет.
— Вижу. Хотя я был уверен, что найду тебя здесь.
Он подмигивает, и это так очаровательно, что хочется растянуть этот момент.
Я закатываю глаза, улыбаясь, шаг за шагом пододвигаясь к нему, как магнит к своей противоположности.
— Я как раз иду к тебе. Хотела собраться с мыслями, но… знаешь, я могу всё сказать и здесь. Нам нужно поговорить.
— Согласен. Нужно…
Он смотрит мимо меня, и я замечаю, как его лицо меняется. Сначала исчезает его прекрасная улыбка, затем опускаются брови, а синие глаза теряют весь блеск. Он становится словно обесцвеченным и побледневшим.
Я почти думаю, что он замечает летящий снежок, но…
— Ты, мерзавец, — вдруг говорит Николас.
— Что? — пискляво спрашиваю я, оборачиваясь и ловя его взгляд, устремлённый на фальшивого Санту.
Тот выглядит не менее ошеломлённым, только его лицо становится ещё мрачнее, а губы скручиваются в зловещую усмешку.
— Гарольд, мне сказали, что ты уехал из города, — продолжает Николас. — Но я знал, что ты не уехал. Я знал…
Что за рождественский переполох тут происходит?
— Николас! — я протягиваю руку, чтобы остановить его, потому что он вдруг решает пронестись мимо меня. — Ник, что ты делаешь?
Я мгновенно понимаю, что происходит. Мозг соединяет все точки раньше, чем я успеваю отреагировать — словами или действиями.
— Стой! — наконец выкрикиваю я, бросаясь за Николасом по лестнице и хватаясь за
его руку, пытаясь остановить.Его бицепс под пальцами твёрдый, как камень, и мне стоит огромных усилий не задуматься об этом лишний раз.
Нет, соберись, Бёрди. Он собирается устроить разборку с Санта-Клаусом. Сейчас точно не время испытывать… такие чувства.
— Ты обещал уехать из города, — шипит Николас, сжав зубы.
Этот «Санта» ухмыляется.
— Нет, я сказал, что не буду работать на площади в этом году.
Площадь. Мероприятие. Прошлое Рождество…
Этого «Санту» зовут Гарольд. Он — тот самый человек, из-за которого жена Николаса его бросила.
О, Боже Мой.
— Лжец, — выплёвывает Николас. — Ты обещал…
— А твоя жена обещала быть верной, но, как видишь, не сдержала слово, — огрызается Гарольд.
Я ахаю. Купер ахает. Помощница-эльф тоже ахает. Кажется, даже пластиковые олени ахают.
— Совсем не по-Сантовски, — тихо замечаю я.
Гарольд — а точнее, финальный Санта — прищуривается и смотрит исподлобья.
— Ой, а я что, испортил тебе Рождество?
Да. Да, чёрт возьми, испортил! Не моя матушка, не Николас, а этот… Гарольд!
И, знаете что? Мне гораздо проще свалить на него все ужасы прошлых праздников.
— Напрасно я тратила свои извинения на тебя! — выпаливаю, тыча пальцем.
Тут же Николас перехватывает меня, крепко удерживая в объятиях, пока я пытаюсь вырваться.
— Пусти, Ник! — злюсь я, безуспешно дрыгаясь. — Моё душевное озарение теперь ничего не значит, если он стал его свидетелем!
— Нет, — твёрдо говорит Николас, сжав губы в тонкую линию. — Знаешь что?
Я шумно вдыхаю.
— Что?
— Он того не стоит, Бёрди Мэй.
Даже в этот момент злости на его губах моё имя звучит так, будто оно попадает прямо в моё сердце, соединяя нас.
— Не стоит?
— Нет. Этот мешок с человеческим мусором того не стоит, — повторяет Николас, не отрывая взгляда от Гарольда, будто старается вбить слова прямо ему в душу.
Я поворачиваюсь к нему, смотрю в его глаза, на его щёки, на эти невероятные губы.
— Ты уверен? Потому что я готова врезать ему прямо сейчас, — шутливо размахиваю кулаком.
Он тихо смеётся.
— Да, я уверен.
И, сказав это, он наклоняется, чтобы нежно поцеловать меня в лоб. Я выдыхаю, растворяясь в этом моменте.
— Пошли, — говорит он.
Я смотрю на него, а он смотрит на меня. И всё, чего я сейчас хочу, — обнять его, поцеловать, защитить от этого фальшивого Санты, моего настоящего Гринча, укравшего Рождество.
Звучит чересчур приторно? Да. Но, если уж быть сентиментальной, то когда, как не в Рождество?
И тут внезапно я слышу новые вздохи. На этот раз они не мои и не Николаса. Купер, дёргая Гарольда за бороду, громко объявляет:
— Ты обманщик! Большой, старый обманщик! И ты причинил боль мистеру Николасу!