Саня Дырочкин — человек общественный
Шрифт:
Люська с гордостью взглянула на Севку:
— Видал, Байкин?!
— Ну и что? — Севка пожал плечами. — Я тебя поздравляю. Но наш орден больше.
А Пётр Петрович уже показывал на карточке другую фигуру, что была за спиной подростка Удалова.
— А это ещё один Удалов Пётр Петрович, но его, к сожалению, давно уже нет. Он отец моего папы, значит, мой дед, а Люсин прадед. Я его никогда в жизни не видел. Он был выдающийся мастер.
— Чем же выдающийся? — спросил я.
И тогда Пётр Петрович пригласил всех к столу, чтобы рассказать поподробнее историю Удаловых.
— Знаете
— Знаем, — закричал умный Севка. — Это семья баронов, графов и даже царей!
— Ну, царей и графов у нас давно уже нет, а династии остались. Только теперь мы говорим о династиях рабочих. Вот и у нас династия Удаловых!
Всем было интересно послушать Петра Петровича, но особенно разволновалась Люська.
Она, оказывается, тоже ничего про свою династию не слыхала.
— Удалов Пётр Петрович, мой прадед, самый первый из нашей династии, пришёл в город из сибирской деревни Удалихи, совсем мальчонкой. А через десяток лет выточенные им детали были отмечены высшей наградой на международной выставке в Чикаго. Это было давно, задолго до революции. Удалов-первый привёл на завод Удалова-второго, моего деда. А мой дед уже точил детали для турбин Днепрогэса. Удалов-второй тоже был Пётр Петрович, о его золотых руках не раз писали в газетах.
Мы переглянулись.
Пётр Петрович перешёл к следующему стенду.
— Удалов-второй, вон тот, с бородой, умер в блокаду, в сорок втором, прямо в цехе.
Пётр Петрович вздохнул.
— …В сорок третьем в цех приехали командиры с фронта. Вошли и поразились: у станков работали оголодавшие блокадные ребятишки. «А где же рабочие?!» — спросили командиры. «Мы рабочие, — ответили дети. — А наши отцы на фронте».
В музее стало тихо.
И вдруг Севка обернулся к Удаловой и, вздохнув, признался:
— Я был неправ, Люся. Медаль твоего дедушки тоже серьёзнейшая награда!
Потом мы пошли к проходной завода. Пётр Петрович остановился около обелиска с выгравированными на нём фамилиями рабочих, погибших в блокаду. Он снял шапку. И мы тоже сняли.
Среди имён я сразу отыскал имя Люськиного прапрадеда Петра Петровича Удалова, основателя династии, их главного предка.
С завода мы возвращались по набережной. Острый, пронзительный ветер резкими порывами дул вдоль Невы, заставлял нас пригибаться.
Люська держала одной рукой шапку, другой — запахивала полу пальто. Но говорить, став спиной к ветру, было удобно.
Люська в эти минуты казалась задумчивой и печальной.
— Не представляю, — вздохнула она, — что мне в дальнейшем делать?! У нас династия, а у меня, как помните, были другие планы…
— Как же! — воскликнул Севка. — Ты собиралась стать директором магазина!
— Теперь с этим покончено, — сказала Люська. — Мало ли что напридумывается в детстве.
Ветер пронёсся сквозь нас с бешеным воем, пришлось помолчать.
— С тех пор как мы потрудились в «Лисичке», я твёрдо решила стать портнихой. Но наша династия… рушит все мои планы.
— Да, — поддержал Удалову Байкин, — у тебя, Люська, вкус и всё такое. И лучше тебя никто не
понимает в одежде.Удалова с благодарностью поглядела на Севку.
— А впрочем, ничего сложного в твоём положении я не вижу! — улыбнулся обнадёживающе Байкин. — Династия — это же полный титул. Вот и пишись в дальнейшем: Удалова Людмила Петровна, портниха, дочка, внучка, правнучка и праправнучка Удаловых, знатной династии рабочих.
Люська от радости всплеснула руками, и её шапка полетела вдоль дороги, подхваченная ветром.
Мы с криками бросились спасать шапку от стихийного бедствия.
Когда все снова собрались в кружок, Севка сказал обнадёживающе:
— Готов спорить, Люська, что у тебя с удовольствием будут шить наши жёны, если ты, конечно, не возражаешь.
— Заходите в любое время, — пригласила Люська. — Очень вам всем буду рада!
Двадцать второе апреля!
Наконец-то пришло двадцать второе апреля!
Именно сегодняшнее двадцать второе апреля мы ждали целых три года!
Галина Ивановна вошла в класс. Мы встали. Каждый у своей парты.
— Какие красавцы! Какие беленькие! — воскликнула она, разглядывая всех нас в белых рубашках.
— Обещаем покраснеть после второго урока, — тут же сострил Севка.
Даже Галине Ивановне понравилась Севкина шутка.
— Садитесь, — разрешила она и стала серьёзной. — Поздравляю вас с днём рождения Ильича и с днём вступления в пионеры… А теперь будем спрягать глаголы.
Спрягать, когда ждёшь такого?!
Я вздохнул. Мне спрягать вдвойне тяжелее, я был избран хранителем тайны!
Не лёгкое это дело — хранить секреты! Но я старался. Я не подходил к Севке, даже немного от него скрывался.
Какие в моём положении глаголы?! Рта раскрыть невозможно!
Первый урок медленно сменился вторым уроком.
Со звонком в класс прибежала вожатая Лена, осмотрела каждого, поправила воротнички, одёрнула рубашки, напомнила, чтобы мы внимательно слушали слова пионерской клятвы.
— Вы уже не маленькие! — говорила она. И поглядела на меня как на хранителя тайны.
Наконец нас построили парами и повели в актовый зал, где собрались гости.
Я увидел своих папу и маму, прошёл мимо них торжественным шагом.
Правее мамы стояла Севкина бабушка Екатерина Константиновна и Севкин дедушка-профессор. Удивительно, как это дедушка прервал работу над своей книгой?! Видимо, приём внука в пионеры был важнее.
Когда мы поравнялись, Севкин дедушка не удержался и крикнул:
— Привет будущим пионерам!
Никто совершенно не удивился, что дедушка нарушил порядок.
Правее Байкиных стояли Юрий Петрович и Зинаида Сергеевна, сегодня ещё более красивые, чем обычно. Когда мы прошли мимо, то Зинаида Сергеевна и Юрий Петрович подняли свои сомкнутые руки и поприветствовали нас.
Люська, идущая сзади, шепнула:
— Погляди, Дырочкин, на ней — белое платье, на нём — чёрный костюм. К чему бы это?
Я не ответил. Я подумал: «А ведь это мы с Севкой их подружили!»