Саня Дырочкин — человек общественный
Шрифт:
Васька шевелил хвостом, бросал его то вправо — удар, то влево — удар.
Мы притихли. Было слышно, как нервно пыхтит Севка. Не скрою, и мне стало боязно за Гафура.
Бурш и Дама, старые тигры, безразлично следили за Васькой. Скука была на их мордах. Всем своим видом они будто бы говорили, что трюк ерундовый и им просто неловко за молодого друга.
— Ну и работка! — шёпотом сказал Василий Иваныч. — Лучше уж в бане!
Юрий Петрович сдержанно рассмеялся:
— Думаю, на манеже бывает жарче!
— Не хотел бы я оказаться там,
Васька скалился, но не прыгал.
Униформисты приподняли брандспойты.
Тим по-прежнему лежал спокойно, зажимая лапами обруч.
— Ап! — ударил бичом Пулеметов.
— Зачем так раздражать тигра? Это же игра с огнём, честное слово! — сказала Екатерина Константиновна.
И в эту секунду тумба качнулась. Васькино гибкое тело словно бы удлинилось, коричневая полосатая дуга пересекла воздух, и я увидел Ваську на противоположной тумбе.
— Молодец! — похвалил Пулеметов. — Значит, можешь?!
И опять протянул тигру кусок мяса.
Севка восхищённо подтолкнул меня:
— Здорово, Александр?!
— Нормально, Всеволод!
Пулеметов повернулся к Буршу. В этот раз всё произошло моментально. Бурш прыгнул. За ним так же уверенно пролетела Дама.
Екатерина Константиновна облегчённо вздохнула — наблюдать за тиграми нужны крепкие нервы!
— Как только под эту музыку прыгают тигры?! — вздохнула Татка. — Скрипка невыносимо фальшивит.
Васька не хотел повторять трюк. Топорщил усы, загребал лапой. Наконец ещё раз «взял» обруч.
Теперь на столик лёг сам дрессировщик, поднял обруч.
— Ап! — над ним пролетели тигры. — Ап!!
На мотоцикле выехал Тим, остановился около Васькиной тумбы, приглашая кататься тигра.
Затем Тим подъехал к Буршу и Даме. Старики важно сошли в коляску.
Мотоцикл взревел и укатил с манежа.
— Ну как, Дыркин! — с восторгом пихнул меня Севка.
— Нормально, Бочкин!
Мы посмеялись.
— А Васька парень с характером! — заметил Юрий Петрович. — Я не хотел бы остаться с ним с глазу на глаз.
К нам подошёл Кулеметов, поздоровался и присел на бархатный валик манежа.
На его лбу блестели капельки пота. Видно, устал дрессировщик.
— А ваш Тим просто гений! — воскликнул дедушка Фешин.
— Прекрасный медведь! Умница! — поддержала его мама.
Гафур благодарно нам улыбнулся.
— Тим, конечно, блестящий артист… Но не скрою, что месяца два назад мы чуть не потеряли его для цирка…
— Как?! — закричали мы хором. — Почему? Этого быть не может!
— Расскажите! Что же случилось?!
— Видите ли… трюк у Васьки только стал получаться, но ещё недавно даже я в успех тигра не верил. Репетировали подолгу и однажды перебрали своё время, задержали других артистов…
— Ничего удивительного в этом нет! — сказал Юрий Петрович. — Когда бьёшься и не выходит, время летит незаметно.
— В том-то и дело! — подтвердил Гафур. — Но в тот день администратор цирка, человек пустой и недобрый, пришёл на работу пьяным.
Кулеметов
вздохнул.— Для цирка это ужасно! Медведи буквально звереют от запаха зелья…
— И что же случилось? — не выдержал Севка.
— Администратор вышел и грубо потребовал освободить манеж. Он громко ругался, топал ногами. Ни я, ни униформисты не заметили, как Тим оказался рядом. Секунда — и медведь уже мчался с администратором в охапку — униформисты даже не успели включить брандспойты — и выбросил администратора… в ящик с опилками, там у нас место цирковой помойки.
Полина Герасимовна мрачно сказала:
— Стоящего человека зверь в помойку не бросит. А вот пьяницу? Глаза бы мои на них не смотрели!..
— А я уже не пью, — крикнул в сердцах Василий Иваныч. — Ненавижу эту гадость!
Полина Герасимовна просияла.
Меня подтолкнул локтем Байкин. Мы многое знали, но говорить не имели права. Мы умели молчать — и этим гордились.
И тогда Екатерина Константиновна громко сказала:
— Хорошего человека зверь никогда не обидит!
— Конечно, — согласился с бабушкой Севка. — Мы это знаем по поведению наших собак и кошек.
Севка имел в виду Барсика, Мотьку и Феньку.
Подошёл пустой трамвай. Мы с Севкой сразу заняли места впереди.
У всех на душе продолжался праздник.
— Ап! — скомандовал трамваю Севка.
Трамвай сразу же подчинился. Захлопнулась дверь, вагон стремительно полетел по рельсам.
— Это наш собственный трамвай, — сказал Мишка. — И мы можем повернуть его куда хотим, чтобы долго кататься по городу.
А Люська сказала, что мы больше никого в наш трамвай не пустим, так как мы этот трамвай откупили, заплатив в кассу, и теперь можем ехать домой без остановок.
А Федя сказал, нет, раз это наш собственный трамвай, то лучше всюду делать остановки и собирать людей, которые куда-то спешат. И этим оказывать им помощь.
А Татка сказала, что хотя трамвай и пустой, но будет отлично, если мы всем вошедшим станем уступать место.
А я возразил, зачем же уступать место вошедшим, если вокруг только свободные места.
Все стали смеяться над Таткой, но Татка сказала:
— А всё равно тем, кому вы уступите место, это будет приятно.
И она тут же встала и уступила место вошедшей на остановке старушке.
— Спасибо! Какая ты молодец! — похвалила старушка Татку и, подвинувшись, попросила Татку посидеть рядом. Так они и ехали дальше вместе: старушка и Татка.
На следующей остановке и мы уступили свои места. Трамвай из нашего превратился в общий.
Мы продолжали веселиться уже стоя, а Екатерина Константиновна, Полина Герасимовна и мама то и дело напоминали нам, что мы находимся в общественном месте и кричать неприлично.
— Почему же неприлично?! — заступились за нас люди, которым мы уступили места. — Идут каникулы. И пусть ребята весело отдыхают. Что может быть радостнее детского шума?!