Сапер. Том II
Шрифт:
***
ГОНовский шофер не отличался от своих собратьев по гаражу особого назначения: молчаливый и ничему не удивляющийся. Услышав адрес госпиталя, он кивнул и машина, мягко рыкнув, тронулась с места, оставив сзади громаду гостиницы “Москва”. Давит меня это здание, не люблю я его. Да, от Кремля недалеко, пять минут неспешно прогуляться — и ты на Красной площади. Но очень уж роскошно для меня. У Кирпоноса, к примеру, в номере стоял в гостиной рояль, а в ванной, наверное, при желании втроем можно было плюхаться. Понятное дело, что заселили туда, где свободно было и комфронта вряд ли будет музицировать в паузах между
— Не подскажете, где тут по дороге продуктов можно купить? — спросил я водителя, широкоплечего лысоватого увальня лет пятидесяти, едва мы отъехали. — Жене гостинцев взять, она у меня врачом тут.
Тот молча кивнул, мол, принято, и перестроился в правый ряд. Однако, не прошло и десятка секунд, как он тихо выругался себе под нос и вернулся влево.
— Забыл я, разгромили коммерческий на Воровского позавчера, — объяснил он. — И не первый раз уже. В другой заедем, на Волхонке.
— И у вас? — удивился я. — Ну куда ни шло, у нас в Киеве, и милиции не осталось почти, и жителей, вот мародеры и шалят. Но здесь… Не подумал бы.
— Так по карточкам не зажируешь, да еще и нет многого. Вот народ обозленный из очереди соберется толпой, человек пятьдесят, а то и больше, и коммерческий выносят подчистую. И не мародеры, бабы в основном. Пока та милиция приедет, там один ветер по прилавкам гуляет. — тут водила замолчал, поняв, что наговорил себе не только на передовую (хотя вряд ли он от нее отлынивал, у него тоже служба, да и возраст уже не тот), но и на лесоповал. Подъехал к магазину, остановился впритирочку к бровке.
Опять я всё денежное довольствие оставил у торгашей. Да и куда его девать? С голоду не помру. Покупок получилось не особо и много, цены тут кусаются. И снова дернуло в плече, когда поднимал с прилавка охапку гостинцев для Веры. Скорее бы она уже глянула, что там. Нехорошее у меня предчувствие.
Пока доехали, я ослаб как-то резко, вспотел. Пришлось даже шофера просить, чтобы покупки до вахты дотащил. Тот поначалу глянул недовольно, даже открыл было рот, чтобы ответить, мол, не положено. Но посмотрев на меня, молча распахнул дверцу и подал руку, помогая выползти из машины. В вестибюле усадил меня на лавочку и спросил:
— Как жену зовут?
— Соловьева… Вера Андреевна. Спасибо за помощь, я сам…
— Сиди уж, сам он, — буркнул водитель и пошел к вахтерше. Переговорил о чем-то, кивая на меня, через минуту вернулся. — Всё, на месте твоя жена, позвали, сейчас подойдет. Ты как, дождешься, сил хватит? А то мне… сам понимаешь…, - будто оправдываясь, объяснил он.
— Да вроде полегче уже… Спасибо за помощь.
— Ну выздоравливай тогда, — он поправил фуражку без кокарды, которую натянул, когда выходил из машины и быстро пошел к “эмке”.
Вера прибежала бегом, и минуты, наверное, не прошло.
— Что с тобой? — отпыхиваясь, спросила она. — Сказали, что… Да ты больной весь, Соловьев! Признавайся, ты ранен? Не молчи! — она даже кулаки сжала от волнения.
— Да ты же мне слова сказать не даешь! — ввернул я в паузу, пока она воздуха набирала. — Ничего не случилось, поцарапался просто. Вот, продуктов привез тебе, — кивнул
я на свертки.— Не врать! — моя жена всё не успокаивалась. — Это что? — она показала на мокрое пятно на рукаве гимнастерки и даже наклонилась принюхиваясь. — Немедленно в гнойную перевязочную!
— А продукты? — растерянно спросил я, вставая. Вроде отпустило, полегче сейчас.
— Анна Мироновна, голубушка, пожалуйста, организуйте, чтобы это добро ко мне в ординаторскую отнесли, — Вера кивнула на продукты и не дожидаясь ответа, схватила меня под руку и потащила к лестнице.
А быстро жена освоилась тут: и вахтерша, самый страшный человек во всяком учреждении, слушает ее беспрекословно, и нашли по первому зову, не спрашивая “а кто это такая?”. Так у старлея жена профессоршей станет, нос задирать начнет. Всё, видать, отпустило меня, раз уже начал думать, что с ненаглядной делать буду. Ладно, сейчас перебинтуют, и буду как новый!
Но Вера, раздев меня в той самой гнойной перевязочной, куда и собиралась вести, только встревоженно нахмурилась.
— Чем это ты? — спросила она нажимая на края ранки. — Давно? Ты рану хоть обрабатывал?!
— Гвоздиком, наверное, — ответил я, скашивая глаза, чтобы получше рассмотреть плечо. — Не мазал ничем, некогда было.
— Да что ж вы, мужики, за дураки такие? — выпалила Вера. — Всё в герои лезете, а не думаете, что от того же гвоздика тоже умереть можно!
— Там что, гангрена? — немного испуганно спросил я. — Вроде не похоже, руку не раздуло, нагноилось чуть-чуть, и всё.
— Вот такие “немного” потом санитар в госпитальный отвал выносит. Вместе с конечностью, — решила нагнать на меня побольше страха жена. — Лечиться надо! Гангрены нет, конечно, но флегмона запросто разовьется!
— Так, хватит уже меня стращать! Пуганый! — я решил не сдаваться. Этим, в белых халатах, только волю дай. — Делай перевязку, и все дела. Мне завтра с утра в Кремль. К Сталину, — тихо добавил я.
— Да хоть!.. — Вера осеклась, до не дошло сказанное. — Нет, правда?
— Орден вручать будут, — наконец, похвалился я. А то и слова сказать не дают.
— Поздравляю, Петя, — жена стащила вниз марлевую маску, поцеловала. — Молодец! Но лечиться надо… — она задумалась. — Сейчас, посиди минутку, я скоро вернусь. Надо же тебя к награждению подготовить, а то получится орденоносец безрукий.
Вернулась она довольная, хоть прошла и не минутка, а примерно десять.
— Так, давай мы здесь закончим быстренько и потом съездим в одно место. Мне Николай Нилович свою машину дает, я попросила. Сейчас, руки помою только…, - она что-то делала у меня за спиной, я не видел. Шумела вода из крана, потом зазвенели какие-то железки и мне чем-то спиртовым помазали рану. Один раз, потом и второй. — Сейчас немножко больно будет…
Это она называет “немножко”? Вам когда-нибудь отрезали руку без всякой подготовки? Тогда вы можете понять, что я почувствовал. Не в силах сдерживаться, я зашипел сквозь сомкнутые зубы, но моя любимая не унималась, и, недовольно шикнув на меня, приказала не дергаться и дорезала то, что не успела отчекрыжить с первого раза.
— Всё? — спросил я, не веря своему счастью, когда Вера закончила копаться в моем плече, лить туда что-то ужасное и шипящее (яд, не иначе!) и наложила, наконец, повязку на то, что осталось после ее манипуляций.