Саркофаг

Все киношные технические тонкости нужно было узнать и запомнить всего за девять месяцев. Занимала мысль: "срок обучения равен сроку беременности, потом училище тебя "родит" — и, пошёл ты, раб божий, "просвещать" народ! Сам-то я верил тогда, что готовлюсь в "просветители народные"? Полной веры не было, вместо её была какая-то, необъяснимая словами, издевательская ирония, и она вертелась в сознании, но как её оформить речью — я не знал. Мои тогдашние мысли имели очень много сходства с фурункулом, который собирается выскочить в неприличной части тела.

Кинотехнику преподавал директор училища, и мне, как отличнику, он давал книги по кинотехнике из своей библиотеки. В один из дней марта 53 года я взял книгу "Кинотехника" издания довоенных лет и наслаждался ею допоздна.

Начало занятия на следующий день по моей любимой кинотехнике почему-то затягивалось, причину задержки никто из учащихся объяснять не брался: начальству виднее, когда и как учить курсантов. Учащиеся о задержки лекции особо не волновались и говорили о своём.

Минут через двадцать в аудиторию вошёл директор, подошёл к столу, положил руку на край и по привычке не предложил сесть. Это было новым в общении с нами. Мы насторожились и не зря:

— Товарищи! Скончался… — и последовало перечисление всех титулов "отбросившего коньки" "вождя". В аудитории стояла густая тишина, коя бывает в только в моменты, когда люди и дышать прекращают. Сегодня вопросы к прошлому: почему директор не сказал просто и понятно: "Сталин умер", а занялся таким пустым и ненужным делом, как перечисление всех титулов покойного? И почему людей на ноги ставят, когда сообщают о кончине "великих"? Заставляют "приказным" способом выражать уважение к усопшему? Не следует бить стоящих людей по их головам печальными известиями: у меня могут ноги подломиться от ужасного сообщения! И что тогда!?

Тогда ничего не понимал, но и сейчас ясности не больше: как мог человек сидеть в кресле директора школы по изготовлению "младших работников советской культуры" и не быть коммунистом!? А если коммунист, то разве он мог сказать полным голосом, рядом с криком:

— Товарищи курсанты, Ёська лапти отбросил! — уж коли я смог уловить в словах директора фальшивый траур, то, что тогда думали другие, кто был старше меня в два раза? "Горечь утраты" поминать не нужно, она и без слов понятна, а если о ней говорят, то это уже не горечь, а… фальшивка… "порнография"…

— Мудовые рыдания — шёпотом сказал сосед по столу с непонятной фамилией "Волхонок".

Вот чем страдаю с первого класса школы: после "безответных" вопросов от учительный о "пройденном материале", тянуло смотреть в окно:

— Почему не выполнил домашнее задание? — допрос касался "чистописания" в тетради "в косую линейку". Чего спрашивала? Знала, что нет бумаги, не на чём писать, но требовала? Так выработался рефлекс, не меньший, чем у "собаки Павлова". Поэтому при встрече с "безответными" вопросами и смотрю в окно… когда оно есть. Если окно отсутствует — перехожу на "ответы" собственного изготовления. Пусть они будут какими угодно:

— Не смотри в окно, ответа там нет! — ах, наши мудрые учителя!

И тогда, после сообщения директора о смерти "вождя" окно было "необходимостью без ответа".

А за окном цвело уральское мартовское утро. Прекрасное, чистое, если оно могло быть таковым в городе с медеплавильным заводом.

Утро было по всем статьям прекрасным ещё и потому, что за окном всё было покрыто пушистым инеем. Красота, и эту красоту кто-то пытается испортить сообщениями о "смерти вождя". Какой ты, к чёрту вождь", если умираешь, как и те, кто не вожди? все остальные!? "Вся страна", за малым исключением, была уверена, что ты "несгибаем", "стоек" "велик", "вечен" и почти "бессмертен, а ты "играешь в ящик", как и все!

А тогда стоял "в траурной минуте молчания" и думал об удивительном изобретении инженеров в технике кино: "цейтрафере".

Вчера вечером читал книгу "Кинотехника", что взял у директора, и там вычитал об этой "чудо-камере". Гениальное изобретение: часовой механизм включает свет, тот же механизм открывает затвор объектива камеры, делается снимок какого-то процесса на плёнку — и "стоп"! — всё останавливается. Проходит определённое время, часы включают свет, экспозиция — и опять "словно замерло всё до рассвета…". И так до момента, пока нужный процесс не будет снят на плёнку. Цейтрафером снимаются какие-нибудь "вялотекущие" процессы, такие, как, например, прорастание семян. Теперь понятно, как из пшеничного зерна выходит росток! Или как распускается роза. Кадры делаются один в час, а проецируются двадцать четыре за секунду. Это ж во сколько раз на экране происходит ускорение!? Вычислить можно, но зачем? А жизнь "цейтрафером" ускорить можно? — "эффект ускорения" понятен, перехожу к следующему: "рапидная съёмка". Эта в понимании давалась труднее… Не мог представить, как за секунду делается тысяча кадров и как ухитряются видеть полёт пули! Как такое сделать технически? Какова идея камеры?

Загадка… А тут мёртвые вожди… "Выражать скорбь" требуют, а скорби нет и взять не откуда. Кинотехника интереснее смерти одного вождя… и даже всех, если бы они вдруг решили последовать за "хозяином". Не волновало дальнейшее проживание без "вождя". Да и то сказать: "вождь" умер в столице, а столица где? Далеко! А я здесь, на Урале, и мне как-то весь этот столичный траур вроде ни к чему, не волнует он меня.

Лезли ни к месту сравнения из физики, раздел "Электричество" и по звучанию смахивающие на "закон Ома". Начало такое, как и у Ома: "плачь, стенания и скорбь по "вождю всего советского народа в каждом месте необъятной страны советов, прямо пропорциональны "квадрату расстояния до столицы, и обратно пропорциональны…" — чему? — ничего не приходило в голову, хоть умри! И никого не было рядом, кто мог бы закончить мои "физико-математические выкладки": "количеству граждан, огороженных колючей проволокой" в месте плача" — концовка появилась позже.

Вот оно, проросшее "семя коллаборациониста"! Вот они, "вражеские ростки"! Прозевала, пропустила, недосмотрела и позволила созреть "вражескому семени"! Ни туда смотрели советские "камеры-цейтраферы", поэтому и не "задавила росток в зародыше"!

Нужно, нужно было опросить товарищей по учёбе:

— Какова мера вашей скорби по умершему "товарищу Сталину"? — а я, сволочь, вместо великого вопроса думал о том, как все-таки работает съёмочная камера с названием "рапид"? Как она может быть устроена? Ведь не шутка: за секунду пропускать перед объективом тысячи кадров! Мог думать о чём-то другом, мог вообще ничего не думать, но как бы там не было, а "минута траура" была весьма полезной: за время "стояния в траурном молчании" успел подивиться достижениям "кинотехнической мысли"!

Пусть я и лишился "вождя", но в качестве "компенсации" получил знания о работе рапид-камеры! Что "вождь" умер — его дело, он для меня умер давно, со времён оккупации… Мог и не умирать, с чего ему умирать? "Безграничной любовью советского народа пользовался"? Было! О ежедневном пропитании думал? Нет, разумеется, всякие "вожди" никогда впроголодь не жили! Думал, во что одеть и обуть "великое и святое" тело своё? Нет! Так с чего это вы, тов. Сталин, обиделись на ваш мир и покинули его?

Когда минута "траура" окончилась, и нам предложили сесть, сосед по столу, бывший морячок с непонятной фамилией "Волхонок", улёгся щекой на стол с поворотом в мою сторону. Такую укладку головы, если бы кто-то из слабоумных в аудитории вздумал заинтересоваться, можно было пояснить "выражение наивысочайшей печали и горя", но всё было не так. Волхонок смотрел на меня и тихо говорил:

— Умер Максим — ну и хуй с ним! Положили его в гроб — ну мать его уёб! — и добавил определение, кое услышал в первый раз:

— "Черножопый" — я засмеялся в полное горло! Удивительно и ново: слова-то знакомые, понятные, но как выстроены! Необыкновенно и смешно! И во время! Но и удивился: как может быть "чёрная жопа" у вождя!? Вроде "белый", на негра не похож? Почему и отчего его жопа может быть "чёрной"!? С чего бы "высокой, главной и столь почитаемой жопе в отечестве нашем быть "чёрной"!? Изначально белая жопа "чёрной" может стать от синяков, но не у "вождя всего советского народа", в самом-то деле!? Кто мог бить вождя по заду до черноты!? Странно!